Джон остановился и попытался почесаться сквозь броню. Зуд в боку, который не прекращался уже давно, внезапно стал совсем невыносимым. Песчаные блохи… Пляжи острова Пэррис-Айленд кишели этими тварями — крупными, как крошки гравия, и такими же царапучими и неистребимыми. Блохи пробирались под одежду и кусали, кусали, оставляя длинные цепочки багровых волдырей.

Он уже достиг подножия дюн. Грязно-серые песчаные склоны, утыканные пучками жесткой травы, вздымались впереди, точно горные кручи. На гребне выстроились управляемые орудийные башни и сенсоры, защищенные феррокритными бастионами, но рекруты должны были не обращать на них внимания и двигаться дальше. Там, у дальнего склона дюн, за грязевой ямой, была финишная линия этой садистской гонки.

— Остановишься — и ты труп!

Маковец не утихал ни на минуту. Его голос настырно лез в уши, вдалбливал, бранил, язвил, запугивал…

— Находясь на открытой территории под огнем неприятеля, вы должны ДВИГАТЬСЯ! Или будете отдыхать на том свете! Третьего НЕ ДАНО, барышни! Давайте, давайте! Пригнуться! Фокс! Паульсен! Хватит строить из себя немочь — да, да, вы двое! Гарроуэй, за чистоту тебе не доплатят! Десять человек, которые придут последними, получат по пятьдесят отжиманий в бронекостюмах!

Джон пригнулся и пополз вверх по склону, стараясь не обращать внимания на зуд, на то, что натертая кожа под мышками, на шее и в паху невыносимо саднила, а блошиные укусы горели огнем. На гребень он выбрался неподалеку от караульной орудийной башни: в какой-то момент его осенило, что зона поражения башни не должна захватывать основание соседней. Возможно, это позволило бы компенсировать потерю времени: перебираясь через гребень дюны, он мог бы не так беспокоиться о том, что одна из этих треклятых поливалок смахнет его вниз.

Он уже не раз познал прелесть отжиманий в бронекостюме — это было стандартное наказание для отстающих — и это ему очень не понравилось.

Солнце только поднималось над зловонными болотами Пэррис-Айленд, но его лучи, пробиваясь сквозь остатки предрассветного тумана, уже палили вовсю. На юге сверкал фасад нового госпиталя, рядом виднелись аэрокосмопорт и главный штаб, чьи опоры словно вырастали из моря — на полпути к комплексу небоскребов у Хилтон-Хед,[56] на краю Великих Равнин. Другой мир… Чужой, ставший бесконечно далеким от грязи и вони, пота и песчаных блох Пэррис-Айленда. Такой же далекий, как легендарные Разрушенные Города на Хироне.

Нет. До Хирона всего-то четыре с небольшим световых года. Если сравнивать, то с Ллаландом, миром ан.

Джон извивался на гребне дюны, перебирая коленями и локтями со всей возможной быстротой. Следующим ощущением был мощный шлепок. Мягкий, мощный шлепок по копчику, который слегка подбросил его в воздух и швырнул назад, заставив неуклюже распластаться у подножья дюны. Лежа на спине и щурясь на небо, Джон внезапно осознал, что над ним стоит комдор Маковец.

— Все в порядке, рекрут?

— С-сэр… Так точно, сэр!

Маковец покосился в сторону, словно прислушивался. Похоже, он просматривал сообщения мониторингового ИскИна, который отслеживал действия всех рекрутов, находящихся на учебном полигоне.

— Я вот вижу, ты схлопотал по заднице. Надеюсь, это тебя научит не оттопыривать свои прелые фасолины. Ты слышал, что я сказал?

— Сэр… Так точно, сэр!

— Как ты пересекаешь гребень, находящийся под обстрелом противника?

— Сэр! По-пластунски, используя все возможные прикрытия, чтобы не допустить опознавания силуэта с воздуха, сэр!

— Вот так и действуй! И сосредоточься на том, что делаешь!

Каким чертом Маковец узнал, о чем он думает? Жуткий человек.

— Есть, сэр!

Бедра и ягодицы давно онемели, но Джон карабкался и карабкался вверх по склону, старательно прижимаясь к земле. Если бы еще резиновые пули не так молотили по спине… Похоже, в ближайшие дни он будет весь в синяках.

Но это было еще не самое страшное. Почти весь взвод уже перебирался через грязевую яму. Новобранцы ползли вперед, не обращая внимания на фонтаны грязи и смачные шлепки резиновых пуль. Джон потерял уйму времени.

Он мысленно щелкнул по виртуальной кнопке секундомера и вздохнул. Как и следовало ожидать… Черт возьми, он все время пытается обратиться к своим «Sony-TI 12000», забывая, что уже месяц ходит без них. А хуже всего — что теперь невозможно поговорить с Линнли.

Джон все-таки добрался до финиша — на 15 минут позже, чем требовалось, то ли третьим, то ли четвертым с конца. Сержант Маковец уже поджидал его со зловещей ухмылкой на губах.

— Занять позицию, рекруты! — рявкнул младший инструктор, капрал Мейер. — Упасть! Отжаться! И… раз! И… два! И…

Ноги у Джона гудели, но он с мрачной решимостью взялся за дело.

— Запомните, барышни! — гремел Маковец, перекрывая монотонный голос своего помощника. — Боль — это проявление слабости, и она скоро покинет ваши тела!

— И… двадцать восемь! И… двадцать девять! И…

Лагранж-шаттл «Царь Приам»

На подлете к МЗТ «Дерна»

Орбитальная стыковочная станция-1, L-4

13:20 по Гринвичу

Межзвездный транспорт морской пехоты «Дерна» находился всего в полумиллионе километров от Пэррис-Айленд, на околоземной орбите с месячным периодом обращения. Общая длина корпуса — собственно длинного тонкого киля, вокруг которого он был построен, и вместе с пучком аннигиляторных двигателей на корме — составляла свыше 622 метров. Массивный щит-рассекатель в форме купола и накрывал цистерну для хранения реактивной массы, над ними располагались три склеенных стенками цилиндра — жилые модули. В итоге со стороны транспорт напоминал гигантский гриб-боровик, насаженный на призрачную спицу — из вершины «шляпки» выходила тонкая струя пара. Или стрелу с тупым наконечником — роль оперения играл толстый язык пламени за кормой, над перегретыми радиаторами.

При работающих двигателях цилиндры плотно прижимались друг к другу и укрывались за куполом, который защищал их от вспышек радиации и межзвездной пыли, которая на околосветовых скоростях становилась серьезной угрозой. В это время поддерживалось ускорение в одно g, и «низ» находился со стороны кормы. Когда же корабль начинал двигаться по инерции — даже корабли на аннигиляторах не могли нести достаточное количество реактивной массы, чтобы на протяжении всего многолетнего путешествия поддерживать ускорение, — цилиндры разворачивались на подвижных стойках вперед и наружу, вставали под прямым углом к центральному килю и начинали вращаться вокруг него — по-прежнему оставаясь под защитой купола. Теперь вектор ускорения был направлен к главной оси корабля. Благодаря этому никакого переустройства внутренней обстановки не требовалось.

Сейчас «Дерна» находилась на орбите, поэтому жилые модули были отогнуты наружу и медленно вращались вокруг киля. Ниже, на расстоянии двадцати километров, ослепительно сверкая в солнечных лучах, медленно плыл генератор антивещества «Везувий». Обшивка его массивного корпуса отражала почти весь свет и казалась такой же яркой, как солнце.

Пристегнув ремни безопасности, Гэвин Норрис сидел в одном из пассажирских кресел на борту Лагранж-шаттла «Царь Приам» и разглядывал приближающийся корабль на видеоэкране, который был встроен в спинку следующего кресла. Челнок завершал маневры на орбите, маневровые двигатели коротко сплевывали пламя. Пока он находился в нескольких километрах от «Дерны», но огромный корпус уже полностью заслонил экран.

Наконец-то, подумал Норрис. Отсюда начинается его путь к невообразимому богатству, которое ждет его по окончании путешествия. Он растерянно посмотрел на экран, потом окинул взглядом пассажирский салон. Во всех креслах сидели мускулистые мужчины и женщины в серых комбинезонах. Морские пехотинцы. Они будут его спутниками, его попутчиками в течение ближайших двадцати лет.

К счастью, почти все это время он проспит. На отдых он бы в такой компании ни за что не отправился. Вот, например, женщина в соседнем кресле. Достаточно на нее посмотреть, чтобы записаться в противники генетических модификаций и соматической наноскульптуры. Ширококостная, тощая, мускулистая — кажется, она может разодрать тебя пополам одним только взглядом. Кстати, глазки у нее жуткие: сплошь черные, чуть ли не в пол-лица. На голове вместо волос какой-то пушок, а грудь… если под этим комбинезоном вообще есть грудь. Нет, простите, но какая же это женщина? Жесткая, холодная… бесполая… Норрис попытался представить ее в постели. Нет уж, такой ноумен он записывать в долговременную память не станет.