Но сейчас, стараясь рассуждать спокойно, Джим Тайл пожалел о своем поступке, совершенном в порыве ярости. Когда Бренда назвала ему номер джипа «чероки», следовало зарегистрировать эти данные и сообщить полицейским, занимающимся расследованием дела. А он пустил губернатора по следу негодяя, совершив ужасно глупый, идиотский поступок. Бренда поправится, а вот он, Джим Тайл, подверг огромному риску дорогого ему старого друга. И сейчас уже почти невозможно остановить его.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, – промолвила Бренда.

– Разумеется.

– Сегодня ко мне приходил детектив из отдела по расследованию ограблений. И еще женщина из конторы прокурора штата. Они ничего не знают о черном джипе.

– Гмм...

– И о номере... я думала, ты сообщил об этом.

– Я совершил ошибку, Брен.

– Забыл сообщить?

– Нет, не забыл. Я совершил ошибку.

Джим Тайл присел на край кровати и рассказал Бренде, что он натворил. После его рассказа Бренда долго молчала, не считая короткой беседы с медсестрой, заходившей перевязать ее.

Потом, когда они снова остались вдвоем, Бренда сказала:

– Значит, ты отыскал своего сумасшедшего друга. Каким образом?

– Это не имеет значения.

– Значит, он был здесь, у меня в палате, и ты не познакомил нас?

Джим усмехнулся.

– Ты спала, дорогая.

Бренда погладила его по руке. Джим понимал, что она обдумывает его рассказ. Наконец Бренда вымолвила:

– Малыш, ты, наверное, действительно любишь меня, раз решился на такое.

– Я все испортил, Брен. Прости меня.

– Хватит об этом. У меня к тебе еще один вопрос.

– Слушаю тебя.

– А будет лучше, если этого негодяя, укравшего кольцо моей матери, поймают твои друзья?

– Да, это было бы гораздо лучше.

Бренда Рурк кивнула и закрыла глаза. Джим Тайл подождал, пока дыхание Бренды стало спокойным и ровным, он убедился, что она погрузилась в глубокий, здоровый сон. Прежде чем уйти из палаты, он поцеловал ее в щеку через просвет между повязками, ощутив тепло кожи. Джим был твердо уверен, что на губах Бренды промелькнула улыбка.

Сцинк уперся лбом в подоконник. В течение часа он не произнес ни единого звука и даже не пошевелился, когда Августин отправился за оружием. Бонни не понимала, или он дремлет, или просто игнорирует ее.

– Здесь была детская. Вы обратили внимание? – спросила она.

Никакой реакции.

– Вы спите?

И вновь в ответ молчание.

В разбитое окно залетела желтая шелуха и опустилась на спутанную гриву Сцинка. Бонни сдула ее. Из расположенного напротив дома 15600 по Калуса-драйв раздался лай собак.

Наконец губернатор заговорил:

– Ох, они вернутся. – Он так и не поднял лоб с подоконника.

– Кто?

– Родители этого ребенка.

– Почему вы так уверены?

Молчание.

– Возможно, им больше не захочется переживать ураганы, – попыталась поддержать разговор Бонни.

– Я оптимист, – буркнул Сцинк.

Снова бросив взгляд на промокшего плюшевого медвежонка, Бонни подумала, что ни одна семья не заслужила того, чтобы ее жизнь была разбита вот таким ужасным образом. Губернатор, похоже, прочитал ее мысли.

– Мне очень жаль, что с ними случилось такое. Но прежде всего мне жаль, что они оказались здесь.

– И будет еще больше жаль, если они вернутся.

Сцинк поднял взгляд, мигая, словно сонная ящерица, вылезшая из-под крыльца.

– Это зона урагана, – коротко бросил он.

Бонни решила, что губернатор должен услышать ее точку зрения, точку зрения человека со стороны.

– Люди приезжают сюда в надежде, что жизнь здесь лучше, чем там, где они жили раньше. Они верят красочным плакатам, и знаете что? Для многих из них здесь действительно лучше, чем на прежнем месте, будь то Лонг-Айленд, Де-Мойн или Гавана. Жизнь здесь радостнее, так что стоит рискнуть. Даже несмотря на угрозу ураганов.

Здоровым глазом губернатор осмотрел детскую.

– Если плевать на мать-природу, то и она в ответ наплюет на вас, – изрек он.

– Но у людей есть мечты, вот и все. Как у поселенцев старого Запада.

– Ох, дитя мое.

– Так что вы скажете? – В голосе Бонни появилось негодование.

– Лучше сама скажи мне, что осталось от этих поселений. – Сцинк снова опустил голову.

Бонни дернула его за рукав камуфлированной рубашки.

– Я хочу, чтобы вы показали мне то, что показывали Максу. Дикую природу.

Сцинк хмыкнул.

– Зачем? На твоего мужа она явно не произвела впечатления.

– Но я не Макс.

– Будем надеяться, что нет.

– Прошу вас. Вы покажете мне дикую природу?

И снова не последовало никакого ответа. Бонни захотелось, чтобы побыстрее вернулся Августин. Она переключила свое внимание на дом, возле которого стоял припаркованный черный джип, и подумала о том, чему они стали свидетелями сегодняшним долгим жарким утром.

Через полчаса после прибытия старика к дому подъехало такси. Из дома на подъездную дорожку торопливо выбежала рыжеволосая женщина в облегающем фигуру блестящем платье для коктейлей и в туфлях на высоких каблуках. Августин и Бонни согласились, что она похожа на проститутку. Когда она юркнула на заднее сиденье машины, Сцинк заметил, что из ее ажурных чулок могла бы выйти хорошая сеть для ловли кефали.

Чуть позже на подъездной дорожке остановился синий «таурус». Губернатор предположил, что это прокатный автомобиль, потому что машины синего цвета покупают только компании по прокату автомобилей. Из «тауруса» вылезли двое мужчин, но ни у одного из них челюсть не была деформирована. Младший из них, аккуратного вида блондин, был в очках и нес в руке желто-коричневый портфель. Старший, посолиднее, с коротко подстриженными темными волосами, держал в руке папку. В нем угадывался начальник, Сцинк предположил, что мужчина в молодости был сержантом. Мужчины оставались в доме довольно долго. Наконец появился старший. Он сел за руль автомобиля и принялся просматривать свои записи. Вскоре из-за угла дома с заднего двора показался его молодой помощник, и они вместе уехали.

Хотя посетители и не были похожи на головорезов. Сцинк сказал, что в Майами ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Августин понял его намек и отправился к фургону за оружием.

И вот сейчас губернатор, уткнувшись лбом в подоконник, начал напевать. Бонни спросила у него, как называется песня.

– «Мечта номер девять», – ответил он.

– Я такой не знаю.

Бонни очень хотелось услышать о его жизни, чтобы он откровенно рассказал о ее самых драматических моментах.

– Спойте мне ее, – попросила Бонни.

– Как-нибудь в другой раз. – Сцинк указал на другую сторону улицы. Из дома напротив выходили мужчина и женщина.

Бонни уставилась на них.

– Боже мой, что они делают?

Губернатор быстро вскочил.

– Пошли, дитя мое.

После окончания шоу «Салли Джесси» Кусака сделал пару телефонных звонков и о чем-то договорился. Иди Марш не удалось узнать, о чем именно, но речь явно шла о том, что делать со стариком, судьба которого висела на волоске.

– Помоги мне, – приказал Кусака Иди и принялся срывать с карнизов розовые, как в борделе, плотные, намокшие от дождя портьеры. Они расстелили их на полу, уложили в центр Левона Стичлера и закатали его в портьеры.

Получившийся сверток напомнил Иди огромный земляничный рулет.

– Надеюсь, он сможет дышать? – поинтересовалась она.

Кусака пнул розовый сверток.

– Эй, осел. Дышать можешь?

В ответ старик издал мучительный стон.

– Порядок, – решил Кусака. – Потащили этот мешок с дерьмом в джип.

Тащить Левона Стичлера оказалось не таким уж легким делом. Кусака ухватился за более тяжелый конец, но каждый шаг отдавался болью в разбитом колене. Несколько раз они опускали сверток со стариком, прежде чем дотащили его до машины, и каждый раз при этом Кусака жутко ругался и отплясывал на одной ноге возле розового свертка нечто вроде жиги. Иди открыла заднюю дверцу, и каким-то образом им все же удалось запихнуть Левона Стичлера в багажник.