И Наташа поняла, что это не елки, а кактусы, и с сожалением проснулась – ей хотелось досмотреть сон, узнать, что будет дальше и куда бабушка ее везет…

На самом деле она проснулась оттого, что на нее смотрели. Открыв глаза, она увидела сидящего на скамейке перед ней немолодого господина с маленькими очень черными и лоснящимися, будто подкрашенными, усами, как у Чаплина, и красивой сединой, тоже как у актера. Наташа еще успела подумать, что это следующая серия сна и что, по-видимому, в Мексике и сны тоже снятся во многих сериях. Она улыбнулась – самой себе. Но господин, который внимательно изучал

Наташу своими черными, навыкате, умными глазами, тоже улыбнулся, отнеся, наверное, сонную Наташину улыбку на свой счет.

– Где я? – спросила у него Наташа.

– Добро пожаловать в страну ацтеков! – внушительно отвечал господин на чистом русском языке, вперив в нее черный взгляд. Но ответ не понравился Наташе: выходило, что это не она сама, как заправский конквистадор, добралась до этой страны, а этот вот незнакомец ее сюда привез – так по-хозяйски он себя вел. И вообще: в нем было что-то театральное, выспренное. Выпендривается, объяснила себе

Наташа дочерним языком. Ей отчего-то этот господин показался неискренним. Отчего он так ловко шпарит по-русски, коли мексиканец?

– Буэнос диас, – задиристо сказала Наташа, понимая, что, кажется, проснулась. И просто представилась: – Наташа..

– Виктор Карерас, – сказал господин. – Адвокат, дипломат, писатель…

Все ты врешь, подумала Наташа, еще и писатель. Ишь, какой павлин. И странно, что он представился так неофициально, без отчества, подумала она, но тут же сообразила, что в Мексике, должно быть, нет отчеств. Да и она не назвала своего – Ардальоновна. И представилась еще раз:

– Наталья Брезгина. – Помедлила и добавила: – Историк, доцент.

– Прошу, – сказал сеньор Карерас и повел рукой.

– Спасибо, – сказала Наташа не без вызова.

И они пошли вон из храма, и новый знакомец деликатно поддерживал

Наташу под локоток.

– Что ж, – говорила Сольвейг О’Хара, разглаживая Наташину бумажку на стеклянном журнальном столике, посередине которого стояла разрисованная загадочным серым орнаментом огромная черная керамическая миска с земляными орехами. – Далеко он забрался. Это на самом севере, детка, ближе к американской границе. А разрешения для посещения северных мексиканских штатов у тебя наверняка нет.

– Нет, – согласилась Наташа, вспомнив вопрос в агентстве, который ей задали и который ее так удивил.

Они втроем сидели в гостиной апартаментов Сольвейг в небоскребе, расположенном на холме в одном из самых фешенебельных районов мексиканской столицы. Стена гостиной была стеклянная, и город был виден, как в телевизоре. Помимо миски с орехами на столе были, конечно, и рюмки, и лимон, и соль, и бутылка золотой текилы. Текилу ведь можно пить всегда, до, во время и после, – это Наташа уже усвоила. Одно было плохо: сейчас она на текилу смотреть не могла, ее мутило и, кажется, расстроился желудок. Должно быть, давала о себе знать та мутная и вонючая вода, что принес ей бармен. Ох, если б он заранее знал, что она русо, принес бы, наверное, минералки…

Но как ни дурно было Наташе после пережитого в Дакторис Колониа, сейчас она отдыхала. Хоть и чрезмерно велика была гостиная, по-иностранному огромен экран плоского телевизора и кудрява береза в кадке, стоявшей на пластиковом полу, в квартире Сольвейг было прохладно и уютно. Забавно, думала Наташа, чтобы отвлечься от неприятностей с желудком, у нас наоборот – в кадках растут как раз кактусы, а березы – на свежем воздухе.

– Русской сеньоре полезна была бы неделька на океане, прежде чем пускаться в пампасы, – сказал Виктор. – Вы, Наташа, как бы это поделикатнее выразиться, несколько зеленого цвета. Не сердитесь, но вы, кажется… как это по-русски… испили нашей водопроводной воды?

– Да, – призналась Наташа. – Испила. И воды, и вашей текилы.

– Ну, детка, текила еще никому не вредила, – вмешалась Сольвейг. -

Виктор, возьми у меня в спальне лекарство. Ты знаешь, там, в верхнем ящике тумбочки… Что ж, я не успела тебя предупредить, у нас никак невозможно пить воду из-под крана… – Но как только Виктор вышел бесшумной походкой, Солвейг положила свою полную руку с фиолетовым маникюром на руку Наташи и сказала, понизив голос почти до шепота: -

Виктор очень влиятельный и полезный человек, детка. И очень добрый.

Будь с ним поласковее.

Виктор принес лекарство, Наташа по настоянию Сольвейг выпила сразу две таблетки, и ей показалось, что стало легче. Хотя с такой скоростью таблетки никак не могли помочь. – А теперь, – сказала

Сольвейг, – оставь адрес у меня, я сверюсь с картой и уточню твой будущий маршрут на север. Если хочешь, приляг – тебе было бы полезно чуть подремать…

– Нет-нет, я пойду. К себе в отель. – Наташа хотела сказать это решительно, но сама поймала себя на том, что прозвучали ее слова как-то жалобно.

– Понимаю, детка. Постарайся заснуть. Имей в виду, у тебя завтра перелет на Косумель. С наступающим!

И ведь правда – Новый год, подумала Наташа.

И все трое чокнулись.

– Как говорят русские: с Новым годом – с новым счастьем! – сказал

Виктор. Он говорил по-русски так тщательно и точно, что в этом слышалось что-то искусственное и намеренное…

Когда он довез ее до отеля, Наташа еле держалась на ногах. Виктор довел ее до дверей номера. Склонился было, чтобы поцеловать руку, но тут Наташа пошатнулась. Она сделала отстраняющий жест, ввалилась в номер и упала на кровать. Виктор тихо прикрыл дверь. Наташе было так плохо, что, перед тем как заснуть, она успела подумать:

“Ну хорошо. А если бы я умерла? Если бы меня просто больше не было на свете? Они бы справились без меня, ведь так? Обе уже взрослые, почти взрослые, и у них есть хороший, добрый отец. А я бы спокойно умерла – в конце концов и это можно пережить… Надо бы позвонить им, я обещала Володе позвонить, едва прилечу, да, позвонить и рассказать…”

Но, как звонить отсюда, она не знала да и не могла бы при всем желании даже набрать номер: у нее не шевелились ни руки, ни ноги. Да и что бы она могла рассказать?

– А я умерла, исчезла, пропала, – твердила она шепотом, понимая, что у нее повысилась температура и, кажется, начинается бред. Но вскоре она все-таки заснула. Хотя по мексиканскому времени не было и пяти часов дня. И проснулась только ранним утром дня следующего – посвежевшая, бодрая и, как это ни было нелепо, в предвкушении праздника и неведомых подарков. Конечно же, Господи, ведь сегодня

Новый год!

И тут же раздался звонок. Это была Сольвейг.

– Ты готова, детка?

– А что, уже пора?

– Виктор сейчас заедет за тобой. Он будет через десять минут. И отвезет тебя в аэропорт.

– Но у меня же трансфер.

– Не валяй дурочку, детка, – сказала Сольвейг с мягким нажимом. -

Виктор не такой человек, чтобы просто так – как это по-русски – транжирить свое время. Отказываться нельзя. Желаю тебе счастливого праздника. И хорошего моря на Косумеле. Это райское место, поверь, ну да ты сама там быстро освоишься, – прибавила она несколько игриво, как показалось Наташе. – Будь счастлива и не глупи. Позвони мне из отеля. Твой маршрут на север будет совсем готов, – прибавила она опять не совсем по-русски и как бы заговорщицки. – Целую, детка!

Сольвейг дала отбой, а Наташа подумала, как ей все-таки везет. Вот так, случайно, в самолете она обрела такую заботливую подругу.

Которая в случае чего придет на помощь, которая приняла близко к сердцу ее проблемы. Ведь одна бы она не справилась. Да, путешествие началось на диво удачно… И Наташа сплюнула через левое плечо и постучала по тумбочке.