Неграждане уже никому не нужны и не интересны. Наступил момент жесткого и окончательного на данный исторический период ОПРЕДЕЛЕНИЯ. И, как всегда, это определение для Прибалтики может быть только одним: по оси Восток—Запад, католицизм и православие, Россия и ЕС.
Если быть более точным, то недавняя смерть папы римского польского происхождения может или прекратить, или, наоборот, превратить извечное историческое противостояние конфессий в противоборство уже по более жесткому критерию — православие и антихристианская Европа. А за Европейским союзом все более просматривается роль Великобритании и вообще АНГЛОСАКСОНСКОЙ составляющей мировой политики. Передел же внутреннего пространства ЕС становится явью сегодня. И тем значимее будет роль Восточной Европы в этом процессе.
Никакие этические — христианские, космополитически-демократически-правовые стандарты, пусть даже «двойные», скоро не будут действенны в этом новом мире. Судьба неграждан Латвии и Эстонии, судьба русских на территории ЕС тем более уже никому не интересна. России, которая ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ как с внешней, так и с внутренней политикой, неграждане тоже становятся не нужны в качестве аргумента в переговорах с ЕС и НАТО. Этот аргумент себя исчерпал, порох отсырел и так и не загорелся. В первую очередь по вине самой России, поскольку САМООРГАНИЗАЦИЯ системного и результативного сопротивления русских Прибалтики националистическим режимам без внешнего вмешательства метрополии — это МИФ. Но все это уже дело прошлое, и сожалеть о том бессмысленно.
Неприсоединившееся, неопределившееся «болото» «русскоязычных» неграждан уже не нужно никому. России теперь нужны определившиеся РУССКИЕ, определившиеся российские граждане и репатрианты. ЕС нужны безвольные космополиты либо отрекшиеся от Родины «особые, европейские русские», помогающие вести войну против России с использованием «русского фактора» — новые янычары, преданные пресловутым «западным демократическим ценностям», занятые своим чисто физическим выживанием и не мешающиеся под ногами.
Насколько Россия в состоянии САМА в новых условиях ИСПОЛЬЗОВАТЬ на этот раз остатки русского резерва — зависит от нее. И от НАШЕГО вместе с тем желания, чтобы Россия этот наш, последний, ресурс использовала. Европа же нас по головке гладить не будет, перемелет на кормовую муку и выплюнет.
А мы, хотим или не хотим, должны понять, что только СОПРИЧАСТНОСТЬ современной российской истории сохранит нас русскими. Какой бы она, сегодняшняя Россия, ни была. У русских другого пути, кроме как ВМЕСТЕ с Россией пройти ее исторический путь — НЕТ. Вместе с тем никто и не заставляет нас оставаться русскими вместе с Россией.
Но оставаться русскими ВНЕ причастности к судьбе России и судьбе русского народа ДАЛЕЕ НЕВОЗМОЖНО.
Валерий Иванов,
главный редактор Народного портала
Русского Движения Латвии,
специально для
«Ах ты ж, мать твою ети! Причастности ему захотелось!» Из этого моего, очень российского, раздражения и родилась, в сущности, книга про Иванова. «Да еще фамилия — Иванов! Наглость какая!».
Часть первая. В забытьи
Глава 1
До свиданья, друзья, до свиданья!
Зацепившись полой за открытую дверь,
Рвется с треском душа на прощанье.
Что же с рваной душою мне делать теперь?
До свиданья, друзья, до свиданья.
Снова осень, и к югу все птицы летят,
И затопят вот-вот батареи.
Под одним одеялом любимые спят,
А меня проводница согреет.
Снова осень, и к югу все птицы летят.
А на юге созрел налитой виноград,
А над ним в черном небе не звезды висят
Или трассеры, или увесистый «град».
Так и лупят, заразы, неделю подряд!
А на юге созрел налитой виноград.
Мне в дорогу никто «Приезжай!» не сказал.
Мне никто не сказал «Возвращайся!».
Только водку и хлеб принесли на вокзал
Да глаза отводили, а ты — улыбайся…
Мне в дорогу никто «Приезжай!» не сказал.
Ну и что? Я приехал, и вместе со мной
Потянулись на север птицы.
Таял снег. Все пропахло, как потом, весной.
Как же мог я не возвратиться?
Ну и что? Я приехал. Так что же со мной?
Десять лет. Десять зим. Десять осеней, что ли?
Десять весен. Мы спим. Я не вышел из роли.
Просто вышел курить на крыльцо.
Просто вечер ноябрьский и ветер в лицо.
Просто звезды, как трассеры, в небе горят.
Просто, может, не весь я вернулся назад?
Вернемся назад. Начнем сначала. Пробежимся по жизни пунктиром, как целеуказующей трассирующей очередью. «9_grammov» — позывной Иванова сегодня. Иронический никнэйм, учитывая абсолютное добродушие его хозяина. И в самом деле, «искренне Ваши 9 граммов» в качестве подписи в только что полученном мэйле или комменте мало кого оставят без растерянной улыбки. «Письмецо в конверте погоди, не рви! Не везет мне в смерти повезет в любви.»
1960. Валерий Алексеевич любил при случае рассказать, что родился он под «белым солнцем пустыни». Именно там, где происходило действие знаменитого советского боевика. И это на самом деле было так, хотя многие и не верили.
Кавалерийская застава — сто двадцать сабель, двенадцать собак. Иранская граница. Каракумы и Каспий. Пески обтекали море. Море обтекало пески. По солончакам — такырам гонял на мотоцикле в редкие свободные часы молодой начальник заставы. Но на старой фотографии, подаренной сыном отцу на День пограничника сорок лет спустя, увеличенной и отретушированной в «фотошопе», старший лейтенант Иванов красовался на вороном коне по кличке Огнемет.
Все было как в кино. И осетровая рыба в заливчиках, оставленных на берегу частыми на мелком Каспии штормами. И черная икра в бочонках. И сушеный картофель. И главное — вода.
Вода, которую собирали в дождевые цистерны зимой. Вода с комками верблюжьей шерсти, которую покупали на сопредельной стороне, у иранцев. Вода из грязного пруда в ближайшем туркменском селении, мутная, с ишачьим пометом и песком. Вода из опреснителя — по ведру в неделю на человека.
Песок, в котором можно было печь яйца или гнать брагу прямо во фляжках, набивая их виноградом. Скорпионы, тарантулы — всякая нечисть, которую надо было вытряхивать из сапог, прежде чем надеть их, даже поднимаясь «в ружье». Железные сборные домики офицерского состава, в которых днем, от жары, можно было передвигаться только ползком.
Мать, потянувшись на кухне за тазиком, закричала, увидев в нем пригревшуюся кобру.
На крик прибежал дежурный по заставе — молоденький сержант и с перепугу высадил в гадину пол-обоймы из «стечкина». Чтобы купить новый тазик вместо продырявленного сержантом, нужно было по пескам проехать километров двести. Кизыл-Атрек, Кизыл-Арват, Кара-Кала, Фирюза, Чатлы, Сырдарья, Амударья, Копет-Даг. Музыкой первых воспоминаний отзывались эти слова, прозвучав вдруг за праздничным столом, когда родители с друзьями начинали вспоминать службу.
Сорок с лишком лет спустя, получив наконец в посольстве России в Латвии дубликат утерянного свидетельства о рождении, высланный из Ашхабада после пяти лет непрерывных запросов, Валерий Алексеевич уже знал, что Кизыл-Атрек перенесли на другое место, что, конечно, не осталось там ни комендатуры, ни русских вообще. А в присланной российским консулом в Туркменистане книжечке-дубликате на первой странице красовались цветной Туркменбаши с огромной сияющей «гайкой» на пальце и томик «Рухнамы». Вспомнившиеся туркменские слова — «атасы», «миллети» — непривычно смотрелись, набранные латиницей, а не кириллицей. Но, так или иначе, без этой книжечки не получить российского гражданства, не прервать затянувшуюся на целую жизнь командировку русского человека на окраины бывшей империи. Бывшей? Жизнь уже научила не бросаться такими словами… Нет ничего «бывшего». Все «бывшее» остается с тобой. Как сказали китайцы еще тысячу лет назад: «Сделанное не может стать несделанным».