Однако, прекрасно понимая, что на пути воплощения их планов реальной препятствующей силой являются Вооруженные Силы, они развернули и наращивают яростную антиармейскую деятельность. Чувствуя свою безнаказанность, экстремисты от моральных оскорблений перешли к открытым провокационным действиям по отношению к армии и войскам КГБ.

Растет число преступных акций и хулиганских выпадов против армии. Местные власти конкретных мер по их пресечению не предпринимают. Лишение нас и наших семей ряда политических и социальных прав обостряет обстановку и создает неуверенность в завтрашнем дне.

После того как в числе беженцев оказались семьи военнослужащих из Закавказья и мы, пуская шапку по кругу, стали собирать для них нищенские подачки, у многих офицеров, прапорщиков и мичманов стало складываться впечатление, что армия не нужна государству. Увеличивается число желающих оставить ее ряды..

Существующий подход к решению наших проблем порождает кризис доверия к руководству страны, и он все шире охватывает армию.

Социальная незащищенность, ежедневный моральный террор отрицательно влияют на психику военнослужащих, снижают уровень боевой готовности.

Нас беспокоит опасное стремление возложить на армию ответственность за политические ошибки руководства прошлого и настоящего. Это стремление принимает маниакальный характер: за ошибки выдают единственно верные решения по предотвращению кровопролития на межнациональной основе. Если в дальнейшем оценка роли армии будет та же, мы сможем оказаться в неуправляемой ситуации.

Солдаты, матросы, прапорщики, мичманы и офицеры спрашивают: «Что это — недооценка ситуации, согласие с происходящим или бессилие высших эшелонов власти?»

Отсутствие твердости в действиях руководства ведет к нарастанию политической пассивности, безразличия, прежде всего среди русского населения, деморализует, армию, создает, ощущение, что Центр смирился с неизбежностью выхода республик Прибалтики из состава СССР и отдает их во власть националистически и экстремистски настроенных сил.

Настал тот момент истины, когда пора осознать, что «прибалтийская бомба» способна взорвать страну и погрузить ее в омут непредсказуемых межнациональных столкновений…

— Ну, это кажется, тоже, то, что надо, — задумчиво произнес Валерий Алексеевич, бегло дочитывая довольно пространное обращение. — Вот только. тут в конце сказано: «Более трех тысяч подписей». — Он выразительно глянул на полковника. Тот недовольно покачал головой, встал и подошел к сейфу. Вытащил из его темного нутра толстую пачку листков с подписями и аккуратно положил на стол перед Ивановым:

— Считать будете?

Валерий Алексеевич смутился было, но быстро взял себя в руки.

— Считать не буду, конечно. Просто не мог не уточнить… для порядка.

— И совершенно правильно, между прочим, — с неожиданной улыбкой твердо произнес Рысин. — Так как, напечатаете? Я вам честно скажу

— прямо подавать наверх эти бумаги нам сейчас просто некуда. Не в ГлавПУр же, который все это отчасти и покрывает безобразие? А вашу газету кому надо и где надо все равно отслеживают тщательно. Глядишь, и наше Обращение пойдет куда надо и к кому надо.

— Это понятно, Юрий Владимирович. Конечно напечатаем, в следующем же номере.

Весело мы все живем.

— Веселей некуда, Валерий Алексеевич! Мне вот еще недавно перевод в ГСВГ предлагали, полгода уже замену жду. А теперь какая к черту ГСВГ?!! ГСВГ в ФРГ?

— Я сам там срочную служил, Юрий Владимирович. Еще недавно у меня для газеты Группы войск «Советская армия» интервью брали о нашей жизни скорбной. А теперь у них самих… Подполковник Зинченко, может, знаете?

— Знаю, встречался с ним. Хвалил вас с Алексеевым, кстати. Ладно, Валерий Алексеевич, мы вроде обо всем договорились. А дальше будет видно.

— До встречи, товарищи! — Иванов резко поднялся, пожал руки офицерам и, выйдя из здания в сумрак внутреннего двора под аркой, отечески подтолкнул зазевавшегося часового: — Открывай, воин!

Воин стрельнул сигаретку и отодвинул тяжелый засов на калитке в глухих воротах, закрывавших вход в ничем не примечательное здание рядом с кассами «Аэрофлота». Прямо перед Ивановым высилась гранитная стела с застывшей на ее вершине «коньячной женщиной», или, в просторечии

— «Милдой», держащей в вытянутых руках три золотых звезды — Курземе, Видземе и Земгале. Валерий Алексеевич матернулся вслух на «жену полковника», не обращая внимания на прохожих, и беспечно пошел себе мимо скульптурной группы у подножия памятника, заваленного цветами и венками, мимо озабоченных «Атмодой» пожилых теток и сопливых недоносков, торгующих тут же нацистской символикой; обошел группу беспечных туристов, как китайские болванчики равномерно трясущих согласно головами в такт речи экскурсовода, впаривающего им что-то о трагической судьбе и особой боли латышской нации… оценил русских студенток в мини, звонко хохочущих над шутками своих парней, отметил усиленный наряд милиции, слоняющийся неподалеку от часов «Лаймы»; прошел сквозь сдвинувшиеся над ним ущелья Старого города и по выпуклым булыжникам, скользким после недавней грозы и теперь «мыто» — по Маяковскому блестящим на начинающем уже припекать солнышке, мимо стайки активистов Интерфронта, столпившихся у входа на Смилшу, 12, по крутой лестнице поднялся на свой пятый этаж, где его тут же остановил дежурный и отправил к Алексееву.

Суета, суета, суета. Встреча с рабочими на Судоремонтном заводе в Мангали оставила не то чтобы гнетущее, но какое-то удивленно-встревоженное впечатление. Все вроде бы прошло как обычно. Валерий Алексеевич проинструктировал представителей Интерфронта, участвовавших в мероприятии, потом все разошлись по цехам. Иванов поднялся на импровизированную трибуну — одну из площадок железной лестницы, ведущей под крышу огромного здания, в котором еще недавно все гремело, стучало, шипело, визжало. И вдруг, разом, затихло. Рабочие не спеша, с чувством собственного достоинства, стали собираться вокруг интерфронтовца. Рассматривали с любопытством, кидали, не скрываясь, оценивающие взгляды. Очевидная молодость оратора никого не удивляла, все старались почувствовать внутреннее настроение Иванова — с чем пришел? Боится или, наоборот, рабочие для него пустое место? Валерий Алексеевич спокойно рассматривал подходящих мужиков — разных по возрасту, по мастерству и авторитету среди товарищей, но одинаковых в своей непоколебимой самооценке: мы — соль земли, как мы скажем, так перестройка и пойдет.

Выждав, пока они откашляются и закончат переговариваться, Иванов кивнул стоящему неподалеку от него начальнику цеха. Тот скороговоркой представил Валерия Алексеевича.

Иванов не стал затягивать паузу. Кратко обрисовав политическую ситуацию в республике и в Союзе в целом с точки зрения Движения, он, почувствовав настроение аудитории, с ходу начал сам задавать вопросы рабочим, чтобы выговорились. Из задних рядов тут же выдвинулся вперед маленький, бойкий мужчинка в тщательно пригнанной по фигуре спецовке, аккуратный до щегольства, вплоть до начищенных рабочих ботинок и снежно-белых брезентовых рукавиц, которые он держал в правой руке, пользуясь ими, как флажком, для ритмической отмашки после каждой своей резкой фразы. «Демократ наш местный», — шепнул из-за спины Иванову начальник цеха.

— Не надо нас пугать независимостью, — выбежав вперед и обернувшись к рабочим, затараторил мужичок. — Мы, рабочие, нужны будем всегда, при любой власти! Мы сами, своими золотыми руками производим материальные ценности! Инженеры и прочие бездельники присылают к нам агитаторов за советскую власть! Не надо нам агитаторов, поскольку мы, рабочие, и есть та самая советская власть! И нам самим решать, какой быть этой власти!

Пусть итээровцы боятся потерять работу — и правильно боятся, потому что у нас над каждым работягой по инженеру сидит! А если мы возьмем власть в свои руки, то будем получать валютой за свой труд столько, сколько он стоит, и жить так, как живут квалифицированные рабочие во всей Европе! Какая нам разница, кто будет хозяином нашего завода — конкретный собственник или безликое государство якобы трудящихся? Мы — основа всего! Мы должны иметь право работать столько, сколько хотим, и зарабатывать столько, сколько можем! Нас давно достали дурацкие ограничения, при которых даже если ты хочешь, то тебе не дадут стать богатым!