— С приездом! — Толя Тышкевич — чистый «песняр» по виду — только в свитере и джинсах, протянул Иванову свой стакан и потребовал у бармена Саши еще один, теперь уже для себя.

— Член нового правительства Советской Латвии Валерий Алексеевич Иванов прибыл сегодня с рабочим визитом в бар гостиницы «Дружба»… высокого гостя встречали трудящиеся идеологического фронта колыбели трех революций и заведующий баром номер два Александр Шабанов лично. — репортерской скороговоркой пробормотал «закадровый» текст Леша Украинцев — маленький, испитой, с горящими теплом огромными карими глазами — и чуть покачнулся.

— Здравствуйте, Валерий Алексеевич! — протянул из-за стойки руку и бутерброд Саша-бармен.

— Героическому Петрограду ура! — Валерий Алексеевич с ходу махнул стакан водки и накинулся на бутерброды.

Это был первый, рабочий, завтрак. Быстро обсудив новости — возможности и сроки размещения привезенного материала об очередных подрывах офицерских домов в Риге, все потянулись на выход. Перед входом в телецентр, на широкой «паперти», Иванов замялся, ища взглядом урну, чтобы выкинуть недокуренную сигарету. Как всегда, ничего не нашел и швырнул окурок перед дверью, что все остальные делали автоматически. В каждый приезд нужно было проходить своеобразную психологическую акклиматизацию. К вечеру окурки уже будут лететь прямо под ноги, потому что искать в Питере урну было тогда бессмысленно. Все просочились через вертушку, только Валерий Алексеевич остался в бюро пропусков, ждать, пока ему спустят сверху бумажку.

Дождавшись пропуска и сунув его охране, он резво побежал к лифту и поднялся на четвертый этаж. Длинные казенные коридоры студии вовсе не производили впечатление храма телевизионного творчества. Впрочем, побывавший на многих телестудиях страны, включая Останкино, Иванов давно уже знал, что все «чудеса» скрываются за скучными дверями с надписью «АСБ», «АМВ», «ПАВИЛЬОН» или им подобными. Но главное здесь — это обычные кабинеты с такими же обычными людьми, волей случая или собственной в воплощении мечты настойчивостью получившими возможность делать самый престижный тогда в стране продукт — телевидение. Успев поздороваться в коридоре с десятком знакомых и полузнакомых людей, Валерий Алексеевич без стука вломился в кабинет с надписью «Главный режиссер ГРИиП». Хачик уже разговаривал по двум телефонам сразу и потому просто кивнул на стул и подвинул пепельницу, полную белых хвостиков «Беломора».

— Да, Сева, он как раз у меня сидит, сейчас спрошу. — Прижав трубку к груди, Хачик быстро спросил: Гостиницей в Риге обеспечишь?

— Сколько человек? На сколько суток?

— Четверо. На неделю. И машину. Твою заявку приняли — я сам поеду, Лешку с Толиком возьмем и оператора… Короче, как с «Рижской весной» — тот же состав.

— Все будет, о чем ты спрашиваешь? — возликовал Иванов, вытягивая «беломорину» из открытой пачки, лежащей на девственно-чистом — одни телефоны — столе Давидова.

— Да, все будет обеспечено, он сам будет курировать съемки… Да, интервью с руководством Интерфронта, НФЛ, Гражданскими комитетами, лично с Рубиксом. Ивансом, Горбуновым, с эсэсовцами бывшими, в Рижском ОМОНе, конечно. — Хачик вопросительно глянул на Иванова — тот кивнул подтверждающе. — «Ложные маяки перестройки» — рабочее название. Да ничего, не слишком! Три части пустим подряд, циклом. Хорошо!

Хачик бросил трубку, недоуменно поднял вторую, лежащую на столе.

— Светочка, прости засранца, в командировку собираюсь, в Ригу, надо было детали обсудить… Ну, сегодня и с тобой все обсудим. В Домжуре… Не, сначала поужинаем в ВТО, потом пить в Домжур пойдем. Заодно проводы в командировку отметим, все ж почти горячая точка. Задумайся, Светик, я ж могу и не вернуться. А у нас еще ничего с тобой толком и не было!.. Да я не хамлю, я люблю, понимаешь? Да не кипи ты, солнце мое, раньше, чем через неделю не выедем! — Хачик засмеялся и разъединился. — Ну что, все понял уже? Тогда пойдем за мужиками и обедать, ты с дороги все-таки. Там все детали и обсудим.

— Погоди, Хачик, поставь сувениры куда-нибудь — тебе конфеты, жене бальзам, все как обычно. — Иванов ловко поймал на лету коробок спичек, брошенный в него Хачиком, и пошел к выходу. Режиссер нагнал его в коридоре, обнял за плечи и загудел что-то в ухо, подшмыгивая длинным армянским носом.

Утром Иванов долго искал стакан с водой, припасенный с ночи, но, когда нашел, только вяло чертыхнулся — стакан оказался пустым. Пришлось вставать, идти в ванную, полоскать рот противной водопроводной жидкостью с хлоркой. Ни пива, ни минералки, конечно, не осталось. Соседа по номеру, слава богу, уже не было, съехал, наверное.

Валерий Алексеевич вспомнил, как вчера ворвался в номер за полночь, не подумав даже о том, что к нему могли подселить кого-то; обычно в «Дружбе» такого не практиковали с постоянными гостями, с теми, кто по «телевизионной» квоте, тем более. Как назло, в ванной перегорела лампочка, пришлось на ощупь открывать краны, чтобы умыться и хоть немного прийти в себя. Идея принять душ показалась на нетрезвую голову вполне здравой, и, несмотря на кромешную тьму в ванной и на то, что соседнюю койку двухместного номера занимал какой-то мирно спящий мужик, Иванов разделся и полез в ванну на ощупь. Раздавшийся вслед за этим дикий мат-перемат перебудил не только соседа, но, наверное, и весь этаж. В ванне оказались замочены десятки огромных роскошных роз. Он понял это уже позже, после того как выскочил из ванны с исколотыми ногами и начал шарить в ней осторожно рукой. Прибежавший на крик сосед сначала просто недоуменно моргал восточными черными глазами, потом долго хохотал, потом стали знакомиться и пить коньяк за удачный концерт, данный вчера в Большом зале Ленинградской филармонии армянским пианистом. Розы, подаренные многочисленными поклонниками, маэстро положил с вечера в ванну, наполнив ее холодной водой, чтобы не пропали цветы до того, как он передарит их какой-нибудь своей пассии. К счастью, ни Иванов, ни розы не пострадали критически, и инцидент был, как сказал поэт, «исперчен». И запит бутылкой армянского коньяка, приятно улегшегося поверх литра водки, выпитой в гостиничном ресторане с группой товарищей после вечернего прямого эфира.

Теперь приятно проведенная ночь отозвалась диким сушняком и дрожью во всем натруженном теле. Делать нечего, надо было начинать день. Иванов, как мог тщательно, попытался привести себя в порядок и спустился на первый этаж. Там, в баре у Шабанова, уже сидел и скучал Вадик Медведев — пухлый, огромный, интеллигентный даже с дикого бодуна.

— О, Латвия пожаловала! — потянулся он приветственно стаканом пива в сторону Валерия Алексеевича.

— Здравствуй, Вадим. — Иванов сунул горячую сухую ладонь в мягкую лапу Медведева и уселся рядом. — Где же эскадрон коней педальных? — Он отпил выдохшегося кислого пива и посмотрел на стакан с отвращением.

— Леха наверняка в ауте на пару дней после вчерашнего, Хачик с Толей на съемке, я умираю, — лаконично подвел баланс прошедших суток Вадим. — Вот что, коллега, при всем моем уважении к Саше пить это пойло я больше не в состоянии.

— Я тебя предупреждал, Вадик, — откликнулся невозмутимо из-за стойки бармен. — Это пиво я из загашника вытащил — для пьяных «фиников» оставлял, не для людей. Вчера же все вылакали! Ты забыл, какие танцы вчера показательные устраивал со своей блондинкой?

— Какой блондинкой, Саша? — недоверчиво протянул Медведев. — Не помню никакой блондинки.

Иванов хмыкнул, припомнив, как огромный, по-медвежьи грациозный Вадим кружил вокруг себя яркую девочку в мини-юбке — девочку с огромным бюстом и не менее огромным желанием прикоснуться к живому ведущему «600 секунд». О рейтингах тогда никто толком не слыхивал, но популярность «Секунд» в Питере, да и по всей стране была просто фантастической. Девочка была из провинциальной тургруппы, и ее можно было понять, но чем кончилось дело — не помнили ни Иванов, ни сам Медведев, а бармен предпочитал никогда не напоминать своим постоянным клиентам о возникавших периодически в его заведении щекотливых ситуациях.