Он оглянулся, и я узнал в этом чучеле Касита, сына вождя, назначенного по моей подсказке помощником Коротышки. Он отвесил мне поклон:
— Всегда рад видеть тебя, дорогой Дог!
Так импуны теперь называли меня, образовав новое имя — титул он прежнего — «бог» и услышанного от белых — «док».
— Я тоже рад видеть тебя, Касит. Как поживаешь?
— Теперь меня зовут Кас-Бос. Я большой начальник, поживаю хорошо. Никто больше не смеет меня обижать. Многие меня боятся и слушаются. И мой отец — большой начальник, почти как я. А ты как поживаешь, добрый Дог?
— Можно мне посмотреть, чем ты теперь занимаешься? — спросил я вместо ответа.
— Надо только предупредить почтенного мистера Коротышку, — уклончиво ответил он и благосклонно кивнул головой. — Пойдем со мной.
Почтенный мистер Коротышка встретил большого начальника Кас-Боса совсем не так, как тот предполагал. Только мое присутствие сдерживало Коротышку от крепких словечек и зуботычин.
— За что только тебе, черт побери, деньги платят? Ты такой же дикарь, как и эти твои родственнички, разрази меня бог! Два дня столбы поставить не можете, лентяи! Лишь воровать горазды. Извините меня, док, но эти ублюдки украли уже четвертое сверло!
Он снова повернулся к Кас-Босу:
— Иди к этим… своим, черт побери! Бей их, пытай, убей сколько хочешь, но пока не принесешь сверла, не показывайся мне на глаза! Держи!
Он бросил Кас-Босу длинный хлыст с шипами. Тот проворно поймал его, привычно свернул, поклонился:
— Не беспокойтесь. Кас-Бос все сделает. Заставит ублюдков отдать сверло. Кас-Бос знает, как их заставить.
Он направился на стройплощадку, постукивая себя по бедру хлыстом.
Я следил за ним издали.
На площадке в это время находилось несколько импунов. Четверо из них ставили столб. Кас-Бос подошел к ним, несколько минут постоял, переваливаясь с носка на носок, склонив голову набок, приглядываясь, явно кому-то подражая. Рабочие заторопились, сразу стали суетливыми и неловкими.
Я вспомнил, какими точными и изящными были движения этих людей на охоте, на ловле рыбы — всюду в привычной обстановке.
— Когда вы научитесь чему-нибудь стоящему? — закричал Кас-Бос, повысив голос ровно настолько, чтобы его слышал Коротышка.
— Мы научимся, Кас-Бос, — торопливо проговорил импун с маленькой удлиненной головой.
Я вспомнил, что видел его в лесу, среди тех, кто преследовал Касита и его невесту.
— Конечно, научитесь, Тагир. Даже ты! — обрадованно закричал Кас-Бос. — А я помогу вам!
Описав в воздухе свистящую дугу, хлыст с размаху обжег плечо Тагира, оставив вздувшийся рубец. Бедняга покачнулся, едва не выпустил столб.
— Ну, ну, шевелись! — продолжал Кас-Бос под свист хлыста, оставляющего кровавые метки на спинах и плечах Тагира и трех других рабочих.
— А с тобой у меня разговор особый, Тагир, — вкрадчиво заговорил Кас-Бос. — Ты ведь у нас лучший охотник. Умеешь читать следы зверей, как зарубки на деревьях. Можешь преследовать зверя столько дней, сколько пальцев у тебя на руке… Кас-Бос помнит твое уменье…
Тагир сжался, напряглись и задеревенели мускулы спины.
— Помнишь, как ты преследовал одного беглеца, беднягу? Догнал бы его, поймал, если бы не добрый белый Дог!
Тагир затравленно оглянулся, на мгновение наши взгляды встретились.
— Такому великому охотнику, как Тагир, нетрудно узнать, кто украл у белого начальника сверло, — прошипел Кас-Бос.
— Тагир не знает, Кас-Бос, — дрогнувшим голосом ответил бывший охотник.
— Не верю. Наговариваешь на себя, — почти ласково проговорил Кас-Бос, и я удивился его превращению.
Хлыст взметнулся снова, на мгновение обвил плечи Тагира, шипы вошли в кожу. Кас-Бос бил с оттяжкой, сдирая кожу и приговаривая:
— Постарайся, Тагир, прошу тебя, ты ведь можешь…
— Не знаю, не знаю, — стонал Тагир.
— Эй, Овал! — крикнул Кас-Бос высокому и худому рабочему, копающему траншею. — Замени Тагира. Он не может делать два дела. Мы с ним поговорим наедине в лесу.
— Не надо, — умолял Тагир.
— Кому сказано, Овал? — пригрозил Кас-Бос, и рабочий, оставив лопату, взялся за столб.
Но и Тагир продолжал держаться за тот же столб, как за спасительную соломинку. Хлыст ударил по его рукам с такой силой, что они разжались.
— Отойдем в сторонку, Тагир, — тяжело дыша, «попросил» Кас-Бос. — Так, так, иди вперед, вперед…
— Из ублюдка выйдет толк, разрази меня бог! — поощрительно воскликнул Коротышка, любуясь своим учеником. — Пойду за ними. Интересно досмотреть представление.
Я молча последовал за ним. Он удивленно оглянулся, но ничего не сказал. Через несколько шагов оглянулся снова. Словно оправдываясь, но в то же время и с нотками зависти, проговорил:
— Верите ли, док, я бы не мог додуматься до таких штучек, которые вытворяют над своими сородичами эти ублюдки.
Мы остановились за толстым деревом невдалеке от Кас-Боса и его жертвы. Не знаю, видел ли нас Кас-Бос, скорее всего, заметил, но виду не подал.
— А теперь, когда мы одни, Тагир, Кас-Бос говорит: можешь не называть вора. Но сверло верни.
Тагир не полез в ловушку.
— Как же я верну? Ведь не знаю, где оно.
На этот раз хлыст обрушился на несчастного с такой силой, что сбил его с ног.
— Ты был ловким только когда выслеживал одинокого беглеца, — приговаривал Кас-Бос. — Со многими — против одного. Теперь боишься — против многих? Украл не один, да?
Плечи и спина Тагира превращались в сплошную кровоточащую рану.
— Он забьет его и ничего не добьется, — сказал я Коротышке. — Тагир ведь в самом деле не знает, где сверло. Прикажи прекратить избиение.
— Вот как, док? Не знает? Что ж, я верю, разрази меня бог! Но тогда укажите вора сами, если вы ясновидящий.
Он заметил, что я несколько растерялся, и добавил:
— Если вы знаете, что Тагир не крал, черт побери, то вам известно, кто вор.
Послышался шум ветвей, и среди деревьев показались Овал, Мапуи и еще несколько импунов. Кас-Бос вынужден был опустить хлыст. Избитый стонал.
— Разве человек должен становиться шакалом? — грозно спросил Мапуи, надвигаясь на Кас-Боса.
— Ты способен убить родного отца, если тебе прикажут белые волки! — закричал Овал.
«Однако же, — подумал я, — они уже называют белых не богами, а волками. Быстро же происходят метаморфозы в человеческом сознании».
Кас-Бос отступал от разгневанных соплеменников шаг за шагом в нашу сторону. Коротышка вынул из кобуры пистолет. В его круглых глазах появилось веселое хмельное выражение, и я знал, что оно означает. Он был готов поупражняться в стрельбе по «живым мишеням». Я положил ему руку на плечо. Он резким движением сбросил ее.
Кас-Бос, спасаясь от расплаты, уже был рядом с нами. Мозг его излучал множество хаотических сигналов. Среди них был один — повторяющийся. Я настроился на него…
Импуны заметили нас и остановились в нерешительности. Коротышка щелкнул предохранителем.
— Теперь я могу сказать, кто украл сверло, — быстро произнес я.
— Кто же? — спросил Коротышка; готовый нажать на спуск.
— Кас-Бос! — сказал я громко, чтобы обвиняемый слышал.
Коротышка вздрогнул от неожиданности, взглянул на меня — не смеюсь ли? Убедившись, что я серьезен, спросил:
— Зачем он это сделал, черт побери?
— Чтобы поиздеваться над теми, кто когда-то преследовал его.
Вид Кас-Боса не оставлял сомнений в правдивости моих слов.
— Прости, Великий Дог. Я должен был отомстить.
Я немедленно построил в своем воображении несколько моделей поведения различных существ в данной ситуации. Модели отличались одна от другой деталями, но были разительно похожи концовками. Такими их делала сама ситуация.
Как только я менял местами жертву и преследователя, когда это было возможно, — диаметрально менялось их поведение. Голубь клевал сокола, олень растаптывал волка, не проявляя никакого милосердия. Наоборот, как я знал из опытов некоторых ученых, травоядные зачастую оказывались намного опаснее хищников. Жестокость в этом мире была не выдумкой человека, а являлась необходимостью замкнутого мира и порождала жестокость с такой же непреклонностью, с какой действие вызывает противодействие. И чтобы быть до конца последовательным, я спросил себя: а будь на месте Кас-Боса Михаил Дмитриевич? Я произвел в воображении еще пару подстановок и вздохнул с облегчением, ибо получалось, что человек мог действовать не так, как предписывала Программа экономности. И всякий раз, когда он так поступал — по своей программе гуманности, появлялась великая возможность и великая надежда.