Как замирить?
Но как замирить пылающий Ирак? Ответ на это был продолжением спора министра обороны Дональда Рамсфелда и начальника штаба армии генерала Эрика Шинсеки. Рамсфелд стоял за небольшую мобильную армию, а Шинсеки требовал войска, значительно превышающие 200 тысяч солдат. В послевоенных дебатах выяснилось, что генерал Шинсеки вообще стоял против войны в Ираке, так как знал, что за боевыми действиями (возможно, победными) последует нерешаемая задача создать целую страну с определенным политическим строем и множеством этноконфессиональных особенностей. А если воевать, считал начальник штаба армии, то нужно было иметь вдвое большую армию, чтобы плотно контролировать Ирак. Даже официальный историк американской армии утверждает, что «никто не удосужился создать документа, определяющего стратегию консолидации страны после окончания военных операций»[219]. И специалистов по наведению послевоенного порядка должно было быть вдвое больше. Шинсеки с его требованием послать в Ирак 250 тысяч солдат стал обретать популярность.
Американские генералы начали выдвигать проекты призвания 30– 40 тысяч солдат из таких крупных стран как лидеры НАТО, России, Индии, Китая, а не теребить десятки мелких стран. Запросы пришли слишком поздно. Буш попросил Путина о 40 тысячах солдат, попросил Индию о 17 тыс. военнослужащих, Китай о 50 тысячах – все это было отвергнуто на фоне народной войны, развернувшейся в Ираке. Китайский ответ был наиболее софистичным: «В совершенном мире такие соглашения, возможно, были бы нормальными. Но мы живем не в совершенном мире. И американское правительство никак не движется к более совершенному миру»[220].
Вот как видят будущее сторонники большой международной армии в послевоенном Ираке: никакого хаоса, грабежа, уходящей в леса иракской армии вместе со своим оружием, никакого восстания Муктада аль-Садра, никакой народной милиции. Все это можно было избежать. И силы, в которых отчетливо видны были бы славяне и азиаты, смягчили бы антиамериканизм иракского населения. Поскольку этого не произошло, Белый дом изобрел подходящее выражение: «Катастрофический успех». Некоторые западные авторы заговорили о «пирровой победе».
Весной 2004 г. один из деятелей Пентагона Томас Барнет издал книгу «Новая карта Пентагона», которая получила необычайный отклик особенно из среды американских военных. Речь шла о том, как «выиграть мир», как возобладать в послевоенном Ираке. Собственно, Барнет призывал создать две армии – одну (Левиафан) для демонстрации боевых способностей, а вторую – для умиротворения, перестройки и возрождения завоеванной страны (автор называет ее Администрацией Системы – System Administration, SysAdmin). Начиная с 2004 г. дискуссии среди американских стратегов свелись к созданию «армии четвертого поколения», способную не только разбить противника, но восстановить поколебленное государство. Чем лучше Левиафан, тем больше должна быть SysAdmin. К последней, по мысли американских стратегов, должны принадлежать столпы современного мира – Европа, Россия, Индия, Китай, Бразилия. Американцы готовы дать Сисадмину часть своей пехоты и военно-морской пехоты.
Сисадмин проникнет в завоевываемую страну вместе с штурмовыми ударными группами, но всю свою энергию проявит во второй части военно-политического действа как часть Международного фонда реконструкции.
Мировой порядок согласно американским стратегам должен поддерживаться «группой восьми» – главы наиболее мощных держав – а на более низком уровне группой двадцати – функционирующей основой глобализации (Аргентина, Австралия, Бразилия, Канада, Китай, Европейский Союз, Франция, Германия, Индия, Италия, Япония, Мексика, Россия, Южная Африка, Южная Корея, Британия, Соединенные Штаты плюс Индонезия и Турция, а также главный источник энергии – Саудовская Аравия. На эти двадцать стран приходятся две трети мирового населения и 90 процентов глобального Валового внутреннего продукта.
Г-8 постепенно будет расширяться, постепенно включая в себя страны из Группы – 20-ти. Китай видится первым претендентом на вхождение в группу Г-8. Хотя первоначально Г-8 была настроена на экономические проблемы, переворот произошел после 11/9. Г-8 будет только увеличивать свою роль, самые богатые страны мира создадут Международный фонд реконструкции. Итак, задача американского военного истэблишмента: сплотиться с остальными ключевыми странами мира, создавая непревзойденную силу Сисадмина.
Что сдерживает мирового лидера
Ирак был первым испытанием «доктрины Буша», ее сердцевины – обоснования необходимости «упреждающего удара». Один из высших представителей администрации указал прямо и непосредственно: «Ирак – пример того, что случается, когда Соединенные Штаты что-либо ставят в свою повестку дня, а затем привлекают весь остальной мир к решению поставленной задачи».
Ирак и пример «доктрины Буша» в действии, и первое испытание этой доктрины.
Критики указывают, что вторая война против Ирака являет собой яркий пример нарушения того правила, которое ввел в американскую дипломатию первый империалист американской истории – президент Теодор Рузвельт: «Говори тихо и неси с собой большую дубину». Растиражированная агрессивность, громкая несдержанность на всех форумах, начиная с трибуны ООН – вот что мы видели на подходах и в ходе трехнедельной войны двух никак не равных сил. Сторонник реалистического подхода к решению проблемы не может не смутиться в провинциальной несдержанности команды, которую не сдерживают даже вопросы жизни и смерти. Фанфары по поводу «предвосхищающего удара» никому не нравятся, это некая некорректная несдержанность представителей страны, где общественная жизнь регулируется политической корректностью.
Война – всегда тяжелая трагедия. Неизбежна ли была иракская трагедия весны 2003 года? Даже представляющий ближайшего союзника Америки в этой войне посол Великобритании в Организации Объединенных Наций сэр Джереми Гринсток полагает, что, прояви Белый дом еще чуть-чуть изобретательности и выдержки, и американская сторона могла добиться принятия «второй» резолюции Совета Безопасности ООН. Тогда проблема была бы всемирной, а ныне Франция и Россия сделали ее американской проблемой.
Проблемы для Соединенных Штатов начались не с так и не сбывшимся столкновением с саддамовской армейской элитой (испарившиеся четыре ударные дивизии), а с ломкой представления о том, что население Ирака страстно желало избавления от диктатуры и приступит немедленно к созданию демократического государства тотчас же после изгнания из Багдада Саддам Хусейна.
Назовем (мельком) более серьезные проблемы, чем разгром иракской армии, которая, как оказалось, никогда не имела ядерного оружия и средств его доставки. 1) Как управлять 60 процентами иракских мусульман, которые являются шиитами, и смотрят как на священный, на иранский город Кум? 2) Можно ли разоружить вчерашнего союзника – почти пятимиллионный (в Ираке) народ курдов? 3) Как сохранить лояльность ключевого в регионе союзника – Турции, более всего на свете боящегося восстания воодушевленной курдской трети 67-миллионного турецкого населения? 4) Как уберечь американскую армию от партизанской войны, столь памятной по Вьетнаму? 5) Где среди местного населения найти носителей демократических ценностей, если они здесь никогда не имели распространения? 6) Как сплотить, на чем основываться в поддержании единства Ирака, если прежняя элита (баасистские сунниты) стали меньшинством, а шиитское большинство дружественно антиамериканскому Ирану?
Следуя «доктрине Буша», Соединенные Штаты нанесли упреждающий удар по Ираку, но, в результате трехнедельной победоносной кампании не только не решили своих проблем, но обрели, как мы видим это сейчас, гораздо более масштабные проблемы. Отчего потеряла влияние Британская империя? Оттого, что принимала активное и непосредственное участие в двух мировых войнах, доведших ее до измождения. Между тем, если бы Британия содержала большую армию в мирное время – убедительное для Германии сдерживание, то она не изошла бы жизненными силами в мировых катаклизмах. В пик имперского влияния (между 1870 и 1914 годами) Британия расходовала на военные нужды 3,1 процента валового внутреннего продукта в год[221] – не столь уж напряженное бремя. Не более напряжено оно пока и у Соединенных Штатов, но несколько обстоятельств «работают» против продолжительного имперского всемогущества.