Разбудил меня зуммер: вертолет снижался.
— Прилетели, — сообщила Лиз.
Я потянулся и выглянул в окно. Мы садились на широкий луг, поросший высокой голубовато — зеленой травой. От ветра по ней пробегали волны. Я посмотрел назад. Ведомые машины, сохраняя строй, снижались следом за нами.
Три корабля приземлились на мягкую траву в середине луга. Местность просматривалась со всех сторон по меньшей мере на километр. Значит, незамеченным никто не подкрадется.
— Все в порядке, — командным тоном сообщила Ли-зард. — Всем оставаться на местах, пока разведывательная команда не убедится, что территория безопасна.
Я приник к иллюминатору. Разведчики, вооруженные огнеметами, распылителями ядохимикатов и гранатометами, веером разворачивались по лугу. Я им завидовал: уж они-то знали, что делали.
Как только разведка объявила на территории желтую степень безопасности, в дело вступила команда ученых. В ее задачи входило размещение на грунте приборов и датчиков. В траве сновало несколько маленьких роботов, включая «паука» и двух скороходов.
По приказу я должен был оставаться на борту, пока снаружи не объявят зеленую степень. Пройдя в нос машины, я сел в кресло второго пилота. Впереди скороходы начали расчищать широкий круг. Место встречи. Приветствие для кроликособак. Приглашение.
Захотелось пива. Я открыл кока-колу.
Внезапно вокруг потемнело — вертушку накрыли маскировочным куполом. Сейчас его надуют и обольют пенобетоном. Весь процесс должен занять меньше часа. Гипотетически вертушки могли стать раздражающим фактором для кроликособак и червей, поэтому их прятали. Если понадобится срочно удирать, маскировку можно взорвать в считанные секунды.
Кто-то включил свет. Я оглянулся. Ко мне шла пол-ковник Тирелли. Она опустилась в кресло рядом со мной.
Мы были в вертушке одни. Я отвернулся и стал смотреть в боковое окно. Уверен, что она заметила мое притворство, но ничем не выдала себя: щелкала тумблерами на приборной доске и выглядела очень деловито. Я ждал, когда она скажет что-нибудь.
Но Лиз или не хотела разговаривать, или не знала, как начать. Молчание затянулось.
Может быть, она ждет чего-то от меня? Я повернулся к ней…
И на отвороте ее рубашки увидел крошечный американский флажок. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Пришлось даже прикусить губу.
Лиз с любопытством посмотрела на меня:
— Что с вами, лейтенант?
— Все в порядке, — отрапортовал я. — Я чувствую себя великолепно!
В. Зачем хторранину мех?
О. Он им жует.
ПОЛЯНА
И реальность может быть полезной.
Соломон Краткий
Два робота расчистили и вытоптали на лугу большой, геометрически правильный круг — арену.
Я снял шорты, сел посредине — и дал волю воображению. Закрыв глаза, представил себе, будто нахожусь в окружении кроликособак. И червей.
Сижу в чем мать родила перед любопытствующим червем.
Меня пробрала дрожь. И не потому, что дул холодный ветер.
Я попытался воссоздать запах червя, его вид, ощущение от прикосновения к его колючему меху. Я старался представить, какие эмоции испытаю, стоя голым перед хторранином, но, кроме ужаса, не чувствовал ничего.
В первый день кроликособаки не появились.
Не было их и на второй день.
Мы старались держаться поближе к замаскированным вертушкам и нервничали.
Флетчер продолжала тренировать меня. Мы разучивали упражнения по общению, самоуглублению, контролю над опасной ситуацией — на первый взгляд бесполезные вещи, и все же… В результате я почувствовал себя центром здешнего мирка. Все замыкалось на мне. Я стал четче понимать свое предназначение.
Тренинг не прекращался ни на мгновение.
Ежесекундно Флетчер могла задать любой вопрос, например:
— Что ты сейчас делаешь?
— Ем.
— Почему ты ешь?
— Потому что я голоден.
— Зачем ты ешь?
— Чтобы поддержать силы для выполнения задачи. Все это напоминало бы уроки катехизиса… если бы я не знал, что на самом деле кроется за этим, и потому говорил правду.
— В чем состоит твоя задача?
— Установить контакт с кроликособаками, чтобы создать пространство, пригодное для обмена информацией.
— Молодец. Чего еще тебе хочется?
— Я бы очень хотел… пообщаться с Лиз, но сейчас не должен этого делать.
— Отлично, Джеймс. Что-нибудь еще? — Нет.
Я чувствовал, что перехожу на другой уровень самосознания. Он отличался глубиной.
Я ощущал собственную силу, словно был творцом всего сущего — леса, лугов, холмов, безмятежных далеких лиц.
Особенно лиц. Они так далеко от меня. Мое племя. А я его вождь? Не… совсем. Я… шаман.
Странное состояние.
Я решил прогуляться по лесу.
Флетчер отрицательно помотала головой.
Настаивая, я заявил, что это поможет мне окончательно очиститься.
Она согласилась при условии, если сзади пойдет охрана.
Это меня не устраивало.
Она сдалась и разрешила.
Я знал, что солдаты будут незаметно следовать за мной, но это меня не волновало — лишь бы я их не замечал.
Лес был величественный. Плотный балдахин из ветвей с широкими темными листьями скупо пропускал свет, подрумянивавший бронзовые стволы деревьев. Иглы света можно было потрогать, в них плясали золотые пылинки.
Ветер расчесывал вершины деревьев, между которыми проглядывало яркоголубое небо. Испещренная солнечными зайчиками листва шумела торжественно, как орган. Подошвы тонули в ковре свежей зеленой хвои, покрывавшей мягкую коричневую землю.
Я глубоко вдохнул. Воздух пахнул блаженством: соснами, жимолостью и целым букетом зеленого. На розовое не было и намека.
Я мог бы остаться здесь навечно.
Откуда-то доносился шум ручья. Я направился к нему и…
… передо мной открылась поляна.
Буйство цвета, роскошь и блеск, от которых стало больно глазам.
Такого еще никто никогда не видел на планете Земля!
Колеблясь, я ступил на нее.
Пурпурный плющ с бледно-фиолетовым и и белыми полосами, свернувшись, подался в стороны. Темные волочащиеся кусты выбросили в воздух снопы серебряных искр. Тоненькие красные побеги поднялись с земли султанами черных и розовых перьев.
И повсюду — цветочные мандалы, от которых невозможно оторвать глаз. Цветы стлались ковром, по которому пробегали бесконечные волны. Они то высоко поднимались, то ниспадали с засохших деревьев, свисали с веток причудливыми водопадами. Королевское зрелище!
Я замер, в изумлении раскрыв рот. Человеческий глаз не мог различить сотни оттенков серебряных и алых, оранжевых и темно-синих, почти черных, анилино-во-красных, желтых и голубых каскадов.
А какие ароматы!
Меня омывали волны запахов свежеиспеченного хлеба, земляничного варенья, свежих сливок, яблочного напитка, персиков — и много еще, чему я не знал названия. Темно-пурпурный запах, чуть приправленный алыми ароматами; сладкие аккорды золотисто-маково го благоухания. Опьяняющие ароматы чародейства, преддверие хрустальных врат рая и радостного низвержения в преисподнюю.
Я забыл о том лесе, который оставил за спиной.
Проклятье! Почему это гиблое место так прекрасно?
Утром третьего дня датчики приборов отметили червя на восточной опушке леса.
Тихий голос сообщил:
— Кажется, я что-то вижу.
Мы сгрудились у мониторов. На большом экране червь казался маленьким. Он, приподнявшись, балансировал на гребне склона и выглядел озадаченным. Его глаза поворачивались так и эдак, пока он изучал маскировочные купола посреди луга. Червь прополз немного вперед… и остановился, явно колеблясь. Его глаза опять задвигались. Назад. Вперед.
Мы включили максимальное увеличение. Глаза червя спрятались в складках кожи, потом снова выкатились.
Обернувшись, он посмотрел назад, затем снова задвигал глазами.