… И тут в люке появился Дьюк.

— Что предпочитаешь, Джим: огнемет или фризер? Глаза пропали. Я успел лишь заметить, как мелькнуло пушистое тельце, и все исчезло. Осталось лишь розовое облачко.

— Черт!

— Что стряслось? — спросил Дьюк.

— Там что-то вроде гуманоида. — Где?

— Да вон там, наверху!

Я спрыгнул с трапа и провалился по грудь в розовую пудру, подняв целую тучу пыли. Не обращая на это внимания, я направился к кусту, за которым пряталось маленькое создание. Пудра была легче сахарной ваты и тоньше паутины.

— Джим, погоди! Вдруг это хторр.

— Что я, червя не узнаю? Это гуманоид!

— Стой! Возьми фризер. — Дьюк остановился на последней ступеньке трапа, держа длинную трубку и два небольших баллона с жидким азотом. Трубка, размером почти с меня, соединялась с баллонами жестким серебристым шлангом. Мне уже приходилось работать с такими штуками. Я быстренько приладил все ремни: баллоны оказались у меня за спиной, а в руках трубка, с помощью которой направлялась струя замороженного аэрозоля. Чудесный способ для отбора проб.

Дьюк пошарил за спиной и достал огнемет.

— Ладно, пойдем посмотрим. Появилась Лиз с лазерной винтовкой. Дьюк махнул рукой.

— Нет, вы останетесь в машине. Включите передатчик и держите его наготове. Всякое может случиться.

Я знал, что он имеет в виду. Мы могли не вернуться, но обязаны были успеть передать ту информацию, за которой отправлялись.

Лиз согласно кивнула.

— Я прикрою вас отсюда.

— Отлично. Пошли, Джим.

Мы двинулись, увязая в пудре почти по плечи. Я оглянулся и помахал рукой. Ответила ли Лиз, не знаю — надо было смотреть под ноги.

Нижние слои пудры уплотнились, но тем не менее с каждым шагом мы увязали все глубже и глубже. Стоило ли вообще затевать экскурсию? Я поднял раструб фризера над головой, и тут меня осенило.

Отрегулировав фризер на широкую струю, я направил его вперед и слегка нажал на спусковой крючок. Из раструба со свистом вырвалось белое облако; в воздухе прокатилась волна обжигающего холода. Розовая пыль затрещала, зашипела и затвердела.

— Славно поджарило! — закричал я.

— Что? — не понял Дьюк.

— Горячая штука, говорю, этот жидкий азот! Я шагнул на хрустящий лед.

Дьюк с ворчанием следовал за мной.

— Жидкий азот может быть каким угодно, но только не горячим.

— Ты же понимаешь, о чем я.

Он пробормотал что-то неразборчивое. Я не стал переспрашивать.

Под действием жидкого азота пудра сверху покрылась хрупкой морозной коркой, а на глубине сверхзаморозка превратила зыбучую пыль в нечто напоминающее сухой снег — идти стало легко. Ноги не вязли, мерзлая пудра поскрипывала. Через каждые несколько шагов я останавливался и обрабатывал очередной участок. Позади в высоких розовых сугробах оставалась глубокая борозда.

Кроме них, ничего не было видно. Сугробы возвышались с обеих сторон как стены. Скорее всего, мы оказались в неглубокой ложбине, по-видимому высохшем русле реки. Мы были полностью лишены обзора, конечно, если кроме розовой мути там находилось что-нибудь достойное внимания.

Куст, к которому мы направлялись, рос на холме. Поднимаясь в розовой завесе, мы обнаружили, что постепенно выбираемся из пыли. Теперь она доставала только до пояса и продолжала быстро убывать.

Вероятно, мы шли по крутому западному берегу, но сказать наверняка было трудно. Некоторые поймы в Калифорнии в ширину достигают километра. Мы словно попали в настоящую пустыню. Или в лунный кратер. Или на чужую планету. Интересно, есть ли такое на Хторре?

Вокруг клубился розовый дым. Ветер поднимал в воздух небольшие завитки пудры. Пелена густела. Небо порозовело еще больше.

Горизонт исчез; все расплывалось. Небо и землю было трудно различить, однако солнце пока еще проглядывало ярким розовым пятном.

Я оглянулся. Вертолет оставил в розовых дюнах длинную неровную траншею — отсюда были видны их сбитые верхушки. Края глубокого следа уже оплыли, засыпая борозду. Машина лежала, наполовину зарывшись носом в самый высокий из холмов. На его склоне раскинулся шелковый купол парашюта, запорошенный розовой пыльцой; строп уже почти не было видно.

А по ту сторону вертолета… расстилалась та же однотонная равнина с холмами из розового крема, светлым розовым небом, уходящим в гнетущее яркорозовое марево.

Мы поднялись на вершину холма — пудры здесь было всего по колено — и обошли куст.

— Видишь? Вот следы.

— Напоминают отпечатки ласт, — заметил Дьюк. — Четыре конечности. Две — подлиннее. — Он измерил пальцами ближайший отпечаток. — Мелкий паренек, кто бы он ни был. Я могу закрыть след ладонью.

— Он убежал вон туда. — Я направился к деревьям.

— Джим, на твоем месте я бы не торопился.

— Почему? — Я оглянулся.

— Лучше не отходить далеко от вертушки, , — сказал Дьюк. — Если заблудимся, то обратную дорогу не найдем никогда.

— Мы вернемся по своим следам. Дьюк покачал головой.

— Смотри… — Розовая пыль уже засыпала нашу тропинку. — Мы поднимаем вокруг себя облака пудры, но, если присмотреться, пыль ложится все гуще. Вон та туча, — он показал на небо, — вывалит весь свой груз прямо на нас. Сьерру этим облакам не перевалить. Похоже, они разрядятся здесь.

— Э, черт, — выругался я. — Тогда надо поторапливаться. Пошли.

— Эта тварь может быть где угодно.

— Надо попытать счастья. Что это за зверь? Можешь вернуться, если хочешь.

Последние слова я говорил, уже шагая в глубь розового леса. Существо, петляя между кустами, пропахало почти такую же борозду, как и мы.

Дьюк поворчал — и двинулся следом за мной. Мы кружили между розовыми деревьями, Дьюк тихо бранился препоследними словами.

— Вот расплата за то, что я согласился взять тебя к себе.

— Ты сам меня выбрал. — Этот аргумент я уже приводил.

Дьюк отмел его:

— Ты был меньшим из двух зол. Твой конкурент — морально недоразвитый психопат, взорвал своего командира гранатой. Его не расстреляли только потому, что не смогли доказать вину. А к таким подчиненным у меня, честно говоря, не лежит душа. — И уже серьезно Дьюк продолжил: — Послушай, что бы это ни было, оно появится снова, и кто-нибудь другой его выследит. Не строй из себя героя, который должен переловить всю их фауну. Кроме того, этот малый, должно быть, так перепугался, что чешет сейчас по холмам со всей скоростью, на какую способны его коротенькие жирные ножки.

— Не думаю, — ответил я, в очередной раз сворачивая за следом. — Он подсматривал за нами. Это не просто животное — у него осмысленный взгляд. А там, где есть один, могут оказаться и другие. Возможно, они сейчас отовсюду наблюдают за нами. Смотри, я прав: вон другой след.

Вторая полоса более свежих отпечатков пересекала первую. Я свернул туда.

— Эта существа, похоже, не любят прямые пути, — заметил я.

— Вероятно, они произошли от политиков, — предположил Дьюк.

— Или от киносценаристов.

Я обошел дерево, бывшее когда-то, по-видимому, сосной, и застыл. Дьюк остановился рядом. След, по которому мы шли, вел на широкую поляну, от центра которой расходился уже веер пересекающихся следов. Друг от друга они не отличались.

— Проклятье! — высказался Дькж. — Так я и знал.

Я взглянул на него, но под очками и кислородной маской выражение лица разглядеть невозможно.

— О чем ты? — спросил я. — Это же грандиозно! Здесь, наверное, колония этих существ.

— Если только твой друг не запутал свои собственные следы.

— Зачем?

— Чтобы сбить нас. Ты ведь запутался, да?

— Э… Нет, кажется.

— Ну-ну. — Дьюк насмешливо посмотрел на меня. — И как же нам выбраться?

— Вон там.

— Ты уверен?

Я с интересом посмотрел на него: