Сидя за столом, Ирэн невольно сравнивала их между собой. Крупный, цветущий Ганс ничем не отличался от большинства здоровых жизнерадостных мужчин; рядом с ним Жан, худой, подвижный, с быстрыми движениями, казался интересным. Он катал хлебные шарики, внимательно слушая болтовню Бекмана на ломаном французском языке. К удивлению Ирэн, он вдруг свободно заговорил по-немецки. Ганс поздравил его с успехом. Разговор коснулся автомобиля, который заказал Жан.

– Я сам буду править, – сказал Жан. – Конечно, перед концертами придется отказаться от этого удовольствия, чтобы не сбить руку, зато потом – фью…

Он изобразил, как будто держит руками невидимый руль.

– Чертовски смело, – проговорил Ганс.

Жан покраснел от удовольствия. Он вызывающе посмотрел на Ирэн.

– Ты совсем как Питер Пэн, никогда не будешь взрослым.

– Видите, через шесть месяцев после свадьбы жена уже начинает меня высмеивать.

Жан сделался вдруг серьезным.

– Такова уже наша судьба, – невозмутимо сказал Ганс. – Ничего, привыкнете.

Жан ему теперь определенно нравился. Такой веселый малый, красивый и, наверно, зашибает много денег.

Деньги вообще имеют неотразимую привлекательную силу. Мы готовы простить людям все их недостатки, если они богаты.

После обеда они отправились в мюзик-холл. На эстраде танцевала и пела хорошенькая актриса – нечто среднее между француженкой и немкой. Двусмысленные слова чередовались с вызывающими позами. Ирэн сидела между Гансом и Жаном. Она взяла Жана за руку. Он легко высвободил руку и закурил папиросу.

После спектакля Ганс довез их до дому. У них испортилось электричество и не горел свет. Ирэн знала, что Жан стоит рядом с ней, хотя и не могла его видеть. Она дотронулась до его руки. В нем чувствовалось сопротивление. Взяв его руку, она поднесла ее к губам. Глухо вскрикнув, он схватил ее в объятия.

– Почему ты так обращалась со мной? Ты мучаешь меня своей проклятой холодностью, запираешь двери на ключ перед моим носом!

Он продолжал крепко сжимать ее, откинув голову, чтобы она не могла его поцеловать.

– Ты думала, я прибегу к тебе по первому зову? Три дня ты держала меня в черном теле, а теперь хочешь быть милостивой. Я ползал у твоих ног.

Он иронически усмехнулся.

– Так уходи, если хочешь быть свободным, – сказала Ирэн, выпуская его.

– Будь я проклят, если хочу, – страстно воскликнул Жан, зажимая ей рот бешеным поцелуем.

– Жан, Жан, – шептала Ирэн.

Комната вдруг залилась ярким светом. Первую минуту они безмолвно смотрели друг на друга счастливым взглядом.

– Свет мог бы и не зажигаться, – наконец, проговорил Жан. – Теперь посмотри мне хорошенько в глаза и скажи: «Я тебя люблю».

– Я тебя люблю больше жизни, – как эхо повторила Ирэн.

За два дня до Рождества они вернулись домой. Весь замок горел огнями. Колонны в зале были убраны гирляндами из живых цветов. Старый Иоахим так усердствовал, что дяде Габриэлю пришлось сдерживать его рвение. Карл ожидал их на ступеньках лестницы, сгорая от нетерпения. За ним, вытянувшись в две шеренги, стояла прислуга замка. Анжель скромно приютилась около средневекового рыцаря в латах, украшавшего вестибюль.

– Едут, едут! – закричал Карл. – Я слышу рожок!

Шофер действительно давал гудок всю дорогу от ворот парка.

В одну минуту Ирэн очутилась на широких ступеньках лестницы и сжала Карла в своих объятиях. Затем, взяв его за руку, прошла с ним мимо ожидавших ее слуг, находя ласковое слово для каждого. Все радостно приветствовали ее.

Жан, стоя на лестнице, смотрел на них. Затем он прошел медленными шагами в вестибюль и отдал трость и шляпу старому Иоахиму. Дождавшись Ирэн, он сказал:

– Может быть, ты скажешь кому-нибудь из слуг, чтобы мне показали мою комнату?

– Да, конечно, сейчас. – Затем, смутившись, прибавила: – Я покажу тебе сама.

Ее смущение и ласковый взгляд предотвратили новую ссору.

– Где Анжель? – спросил Жан.

– Я здесь.

Анжель с застенчивой улыбкой подошла к ним.

– Жаль, что ты не вышла на лестницу. Я бы хоть видел, что меня тоже встречают.

Ирэн слышала его слова. Анжель просто ответила:

– Входите, все приготовлено. Дядя Габриэль с нетерпением ждет вас.

Они направились вместе в его комнату.

– Здравствуйте, дети мои, – приветствовал их старик, протягивая обе руки.

Жан чувствовал себя неловко в присутствии этого почтенного старика. Ему хотелось скорее уйти. Заметив его нетерпение, Ирэн поцеловала дядю Габриэля и, обещав ему сейчас же вернуться, пошла проводить Жана в его комнату.

В конце длинного коридора она открыла одну из дверей:

– Вот мы и пришли, – это мой рождественский подарок тебе. Ну, как, ты доволен?

Он увидел просторную комнату с огромным окном. Мебель состояла из кушетки, нескольких мягких кресел, пюпитра для нот и великолепного рояля черного дерева.

– Мой гений теперь у себя дома.

Она взяла его за руку и ввела в комнату.

– Скажи, ты доволен? Смотри, вот здесь твоя спальня, а рядом вторая комната. Мои комнаты рядом в другой половине этого крыла. Весь этот коридор принадлежит нам.

Жан был тронут и счастлив. Они проболтали, сидя на кушетке, затем пошли смотреть комнаты Ирэн. Одна из горничных перекладывала вещи из чемоданов в шкаф.

У Анастаси была мигрень. Стараясь говорить как можно лучше по-немецки, Жан предложил ей уйти и прилечь.

– Смотри, как я буду распаковывать.

Он встал На колени и начал вынимать вещи из чемодана.

Ирэн стала ему помогать.

– Наконец-то мы у себя дома!

Он обнял ее:

– Детка, я страшно голоден. В котором часу мы дома обедаем?

К обеду все собрались в большой столовой – Жан, Ирэн, дядя Габриэль и Анжель. После минутной паузы Ирэн сказала:

– Жан, ты, конечно, сядешь здесь.

Она указала ему хозяйское место. Он важно уселся за стол и, когда Ирэн и Анжель ушли, старался даже острить, разговаривая с дядей Габриэлем. По окончании обеда он был рад, что можно сбежать от своего собеседника в будуар Ирэн. Там было пусто. Наверное, Ирэн ушла наверх к Карлу. Он подошел к окну: всюду снег, парк покрыт белой пеленой, на ветвях деревьев фантастические белые пирамиды, всюду темно и какая-то жуткая тишина.

Вздрогнув, он отошел от окна и перешел в соседнюю комнату. Здесь было гораздо уютнее. Весело потрескивал огонь в камине, бросая красные блики на пышную обстановку. Все-таки он не чувствовал себя здесь как дома. Его утомила бурная жизнь в Берлине и Мюнхене. В этой комнате он в первый раз играл для Ирэн. Это время казалось таким далеким. Он зевнул. Завтра канун Рождества. В прошлом году он провел этот день вместе с Аннет, как всегда, в ее дансинге, а потом в «Колизее». Его размышления прервала Ирэн.

– Какое счастье быть дома, не правда ли? Жан молча и недоумевающе посмотрел на нее.

– На Рождество все знакомые приезжают к нам обедать. Нам нужно накупить кучу подарков. Завтра с утра поедем в город. Хорошо?

– Как хочешь, – машинально ответил Жан. Всю рождественскую неделю он ужасно скучал.

Анжель была вечно занята. К Ирэн постоянно приезжали ее знакомые, и, хотя, конечно, он теперь принадлежал к их кругу, их интересы были ему чужды, их разговор казался ему незанимательным, шутки плоскими.

В минуты одиночества он играл. Больше всех ему нравился дядя Габриэль, который был всегда с ним приветлив и даже ласков.

– Ну, и семейка! – как-то раз сказал он Анжель. Ей, напротив, все очень нравилось, а Карла она прямо обожала.

Все-таки надо было освежиться. Он сел в трамвай и поехал в Вену.

В «Бристоле» он разыскал Эбенштейна, обедающего с двумя интересными дамами. С ними было очень весело, и обед прошел незаметно. После обеда его вдруг потянуло к старым знакомым местам. Хозяйка встретила его с распростертыми объятиями и охотно показала ему его прежнюю комнату. Здесь каждая мелочь была ему знакома. Осмотрев свою комнату, он пошел в танцевальный зал.