– Вы уже оделись?

Она взяла нарядный чемодан с платьем и саквояж и направилась с ним к двери.

– До свиданья, – сказала Ирэн, обращаясь к Анжель.

Смешное, растерянное личико Анжель затрепетало.

– Я даже не могу поблагодарить вас, – сказала она, запинаясь.

Ирэн стояла в дверях.

– Я рада, что все так устроилось. До свиданья! Дверь закрылась. Анжель с минуту посмотрела вслед им, затем схватила бутерброд, принялась его есть и разрыдалась.

Переезд в Будвейс был длинный и не особенно приятный, тем не менее Ирэн была убеждена, что они едут в экспрессе, и дорога казалась ей восхитительной. Они были так счастливы, как только могут быть люди, совершающие свадебное путешествие. Они говорили на особенном языке и тем не менее прекрасно понимали друг друга. Когда они доехали до станции, где была пересадка, уже стемнело. Жан взял Ирэн на руки и, прижав ее к себе, целовал ее лицо сквозь вуаль. По дороге в отель они почти не разговаривали; их взгляды были красноречивее слов.

– Ты устала, детка? – спросил Жан. Он взял ее руки. – Тебе холодно? Почему ты дрожишь?

– Нет, не холодно, – сказала Ирэн, – я дрожу не от холода. – Она взяла его руку и приложила к своему сердцу. – Я думаю, что это от любви.

Они остановились в скромном отеле. За обедом они были одни.

После обеда они гуляли в саду и курили папиросы. В саду росли фруктовые деревья. Воздух был напоен ароматом цветущих яблонь, шиповника и тмина.

– Этот запах меня опьяняет, как ты. – Он стремительно обнял ее. – Я полюбил тебя с того дня, когда увидел в первый раз. Ты знаешь, почему ты мне так понравилась? – спросил он с живостью.

В темноте она видела только его глаза, устремленные на ее лицо.

– Может быть, ты почувствовал, что мы созданы друг для друга?

– Нет, не потому. Я знал, что в тебе под ледяной корочкой скрывается пламя.

– Откуда ты мог это знать? – нежно спросила Ирэн. – Я сама этого не знала, пока ты не поцеловал меня.

– Неужели?

– Ты мне делаешь больно, милый.

Она старалась высвободить руку. Ее слабое сопротивление еще более возбуждало его.

Он приподнял ее и осыпал бесчисленными поцелуями.

– Я люблю тебя, – бессвязно лепетал он. – Ты меня сводишь с ума!

Когда они вернулись в свою комнату, Жан взял ее на руки и бережно отнес на кровать.

Слова казались ненужными. Их сердца пели в унисон гимн любви. Их губы встретились…

Они приехали в Шенбург только в субботу. Шел дождь. Жан в мрачном безмолвии созерцал «штранд». Он так мало напоминал пляж французских курортов, что его удивление было вполне естественно. Ирэн нарочно мало рассказывала ему про Шенбург; она была уверена, что ему там очень понравится. К несчастью, она плохо знала вкус Жана. Он надеялся увидеть ряд маленьких, но комфортабельных отелей, казино и пляж, усеянный белыми палатками; вместо этого оказалось, что в городе есть только один отель. Берег тянулся без конца золотисто-желтой полоской, окаймленной густым лесом. Море, солнце и чистый воздух – вот чем мог похвалиться Шенбург. Для Жана самая живописная природа не могла заменить казино; он смотрел с явным неудовольствием на полную круглолицую немку, раскладывающую его чемодан. Подойдя к окну, он стал смотреть на море. Так вот она, брачная жизнь. И еще, как назло, этот дождь! В этом забытом Богом и людьми захолустье придется провести две недели! В комнате почти не было мебели; кровать, как водится у немцев, была деревянная; на полу не было даже ковра. Через полуоткрытую дверь доносился голос Ирэн; она говорила с прислугой по-немецки. Ах, если бы он это предвидел! Лучше было поехать в Этапль или Эвиан. На любом французском курорте было бы лучше, чем здесь.

Из дверей комнаты Ирэн раздался ее голос:

– Милый, помоги мне надеть блузу.

Жан вошел к ней. У него было недовольное лицо.

– Как хорошо здесь, правда? Мы будем совсем одни. Наконец-то мы можем провести настоящий медовый месяц! Поцелуй меня.

Она закинула голову. Он стал целовать ее, хотя все еще не перестал дуться. Ирэн, доказывая ему, что он устал, начала уговаривать его пораньше лечь спать.

– Подожди до утра, – сказала она, расчесывая его густые волосы. – Боже, какая у тебя грива! Ты увидишь, как будет красиво, когда засияет солнце. Мне сказала служанка, что по четвергам здесь играет оркестр. Нам будет весело. Можем кататься на лодках; здесь красивые окрестности.

Склонившись над ним, она обняла его голову.

– Мой бедный, усталый старичок, пойдем обедать.

После обеда они вышли на набережную и стали прогуливаться под монотонный шум волн. Жану хотелось плакать от тоски. Она прижалась к нему и нежно сказала:

– Ты две недели будешь принадлежать только мне. Я выбрала это место потому, что здесь так тихо, и мы будем совсем одни.

На следующее утро предсказания Ирэн сбылись: солнце ярко светило, и маленький залив переливался всеми цветами радуги. «К сожалению, сегодня не четверг, и оркестр не будет играть», – думал Жан. К завтраку Ирэн вышла в тирольском костюме. На ней были высокие сапожки, вышитая рубашка и юбка с передником. Этот наряд был совершенно неизвестен во Франции, и Жан был в ужасе, хотя Ирэн выглядела в нем молодой и красивой.

– Боже мой, – сказал он, – скажи, ради Бога, кто тебя узнает в этом маскараде?

Ирэн засмеялась.

– И хорошо, пусть никто меня не узнает, я существую только для тебя.

– Да, но твое положение тебя обязывает. Вчера ты даже не переодевалась к обеду.

Ирэн перестала смеяться и удивленно посмотрела на него.

– Какой ты чудак, мой милый! Кто же носит вечерние туалеты, живя на морском берегу в скромном отеле? Так разряживаются только разбогатевшие буржуа.

Жан смущенно улыбнулся, чувствуя, что он неправ, он не мог ей этого простить. После завтрака они вышли погулять. Ирен хотела осмотреть старый замок на берегу озера. Замок имел величественный вид. Стены его были выкрашены в белую краску, и по бокам гордо возвышались четыре башни с красными черепичными крышами.

– Войдем внутрь, хочешь? – спросила Ирэн.

– Разве владельцы разрешат его осмотреть?

– Княгиня? Она моя дальняя родственница со стороны матери. В это время года они всегда живут в Берлине.

Когда они прошли подъемный мост и Ирэн позвонила в колокольчик у ворот, сердце Жана забилось. Старый благообразный слуга открыл им калитку и, увидев Ирэн, с низким поклоном отошел в сторону, уступая дорогу. В замке было довольно пусто. Вся его обстановка свидетельствовала о прежней пышной жизни его владельцев. Сводчатые потолки и толстые, обитые железом двери говорили о том, что замок был построен в средние века.

– В банкетном зале висит портрет моей матери, – сказала Ирэн. – Я ведь наполовину немка. Знаешь, моя мать принадлежит к младшей линии этого рода. Вот ее портрет, здесь, налево.

Жан увидел красивую женщину с гордым задумчивым взглядом. У нее было сходство с Ирэн, особенно в глазах. Недаром Эбенштейн говорил, что в Ирэн видна порода.

– Пойдем, посмотрим часовню; она расположена над озером.

Они спустились вниз по винтовой каменной лестнице и очутились в маленькой мрачной часовне. Вода с шумом плескалась под узкими решетчатыми окнами.

– Это лютеранская часовня, – сказала Ирэн. – Род моей матери происходит из Баварии. Ее предки жили в так называемой «Провинции Черных католиков».

– Куда ведет эта дверь? – спросил Жан, показывая на массивную черную дверь, обитую железом.

– В склеп. Если хочешь, я попрошу Генриха открыть ее.

– Нет, не стоит, – поспешил ответить Жан. Он смотрел со страхом на эту мрачную дверь.

Вздох облегчения вырвался у него, когда они вышли из подземелья. Солнце ярко сияло, как бы желая их вознаградить за минуты, проведенные в мрачном замке. Они шли теперь по единственной улице деревни, прилегающей к замку; ее пересекала железная дорога. Ирэн, смеясь, рассказывала Жану, что, когда появлялся поезд, то ему предшествовал сторож с колокольчиком, предостерегая жителей.