— Вам придется поверить мне на слово, — добавил он, — что с тех пор я ни с кем не спал. Но я действительно ни с кем не спал.

Она обнаружила, что верит ему. И улыбнулась. Все будет в порядке. И после этого все так и было.

Самое замечательное — он инстинктивно знал, что для нее нужно. Он раскрыл объятия и привлек ее к себе. Он стал нежно целовать ее в затылок и сразу же затронул какой–то таинственный нерв, от которого у нее по всему телу побежали сладостные мурашки. Уже через несколько секунд она тяжело дышала. А у него хватило ума продолжать свои поцелуи. И в тот самый момент, когда ей уже казалось, что она не выдержит от наслаждения, — а он еще даже не сдвинулся с волшебной точки, — ее внезапно осенила мысль — и далеко не из приятных.

—А как же насчет меня? — она резко отстранилась от него. — Вы же не спросили, сделала ли я тест на СПИД! Откуда вам знать, что у меня его нет? — Она была теперь расстроена.

Он ласково коснулся ее и погладил.

— Знаю, знаю, — ответил он. — Не волнуйся. Я собирался поговорить об этом. У нас не будет непосредственного контакта. Мы подождем с этим, пока ты не сделаешь анализ. Я собирался предложить это после того, как мы занялись бы любовью. Мне показалось, что тебе несколько не терпится.

Замечание было довольно верным. Она притихла. Но чувствовала себя выведенной из равновесия, странно расстроенной.

— Посмотри, — он показал ей причудливую механическую игрушку. Приложив глаз к отверстию в небольшом кубе, она повернула ручку сбоку. Внутри крупным планом появилась женщина. Еще один поворот ручки, и женщина ловко превратилась в цветок, затем распустилась лепестками, курьезным образом напоминавшими женские гениталии. Колесо вращалось, и женщина, цветок и гениталии беспрерывно сменяли друг друга. Возможно, тут был какой–то гипноз, возможно, это просто дало ей возможность отвлечься, но когда она оторвалась от куба, ей стало лучше. И она по–прежнему чувствовала возбуждение. Он замечательный. Дэвид замечательный. Наверное, она сумасшедшая, что доверяет ему. Но она доверяет.

— Иди сюда, на ковер.

Он провел ее через комнату к тому месту, где на приподнятом участке пола была разостлана большая овечья шкура. Здесь пол был мягким, вероятно, сделан из пеноматериала.

— Раздень меня.

Она помогла ему снять через голову белую футболку. Взявшись за завязки его брюк, она остановилась в нерешительности. Пожалуй, она не станет этого делать.

— Развяжи, — сказал Дэвид.

Внезапно она почувствовала, что совсем не желает это делать. Но мужчина сказал, что она должна. Медленно, чувствуя себя ребенком, которого попросили сделать что–то очень нехорошее, она потянула за завязку.

И была рада тому, что сделала это. Кожа Дэвида выглядела очень загорелой на фоне белой комнаты. Казалось, что он стоит, освещаемый прожекторами. Она аккуратно сложила его брюки и положила на пол.

Следующие полчаса были великолепны. Дэвид занимался любовью, точно священнодействовал. Он сделал волшебный массаж всего ее трепещущего тела: разминал ее руками и вычерчивал на ней фигуры кончиками пальцев, слегка царапал ее, затем сел на ее распростертое тело и скользил руками вниз и вверх по ее спине, вызывая ощущение набегающих морских волн. Коснулся ее груди, провел рукой по внутренней стороне бедер. Мимоходом, совершенно невзначай позволил своей руке «случайно» задеть ее половые губы. Просто удивительно, насколько «случайным» оказалось это прикосновение. И Салли с замиранием сердца уже ждала следующего «случайного» прикосновения, но его не последовало. Он вообще убрал руки от ее тела, сложил их на груди и сидел, ничего не делая.

Так прошло пять минут, он молчал, и она почувствовала себя не только лишенной его прикосновений, но и обиженной. Что за игры он ведет, черт возьми? Спустя еще пять минут полнейшей тишины, которые Дэвид просидел в молчаливом ожидании, Салли была уже не в силах сдерживаться. Она вся кипела, ее душил гнев.

— Ну, и что ты делаешь? — спросила она, стараясь казаться беззаботной.

— О, ничего, просто жду, — ответил он.

Он сидел со скрещенными руками на груди в позе лотоса.

— Чего ждешь?

Салли чуть ли не шипела от обиды, разочарования и подавляемого возбуждения.

Дальнейшие объяснения он дать отказался. Просто еще крепче обхватил себя руками и продолжал сидеть в своей выжидательной позе. Чуть погодя Салли мысленно выругалась, поднялась с ковра и принялась сердито бродить по квартире. По–прежнему ни слова. Салли стала хватать с подоконника предметы и с грохотом опускать их на место. Ничего. Дэвид напоминал человека, глубоко погруженного в медитацию. Она прошла обратно к кофейному столику и, взяв один журнал из безупречно сложенной стопки, нарочно уронила его на пол. То же проделала и со вторым. И с третьим. Ничего.

Разъяренная, не в силах вынести мысль, что ее каким–то образом одурачили, а теперь оставили, словно выброшенную на сушу рыбу, она принялась злобно пинать журналы по полу. Ничего. У нее вырвался хриплый, сдавленный возглас.

— Да как ты смеешь! — прорычала она. — Как ты смеешь выставлять меня такой идиоткой! Как ты смеешь водить меня за нос, заставив думать, будто хочешь заниматься со мной любовью! Как ты смеешь быть сначала таким приветливым, а потом делать вид, словно меня не существует, словно я ничего не значу!

Она остановилась на мгновение.

— И ты даже не считаешь нужным ответить!

Теперь она перешла на крик, низкий горловой крик, сотрясавший все ее существо и настолько переполнявший ее, что с силой вырывался у нее изо рта и вонзался в окружающее ее белое пространство. Она кричала и кричала, и белое пространство вокруг нее заполнилось стонами и судорогами ее подавленного, давно сдерживаемого физического желания, трансформировавшегося в ярость. Она кричала так долго и так громко, что удивлялась тому, что стены квартиры все так же стоят на своем месте. Она заходилась визгом, захлебывалась словами, принималась ругаться и сыпать проклятиями и роняла огромные горячие слезы, которые сердито смахивала стиснутым кулаком. А он все равно никак не реагировал.

Она рыдала и обливалась слезами, а потом бессильно опустилась на колени, чувствуя себя совершенно беспомощной, опустошенной, словно пробежала огромную дистанцию, напрягла все свои мышцы в последнем финальном рывке, но у самой финишной черты отдала победу более сильному бегуну. Содрогаясь всем телом и всхлипывая, она повалилась на пол. Только теперь, когда она затихла на полу, изредка сотрясаясь от приглушенных всхлипов, он шевельнулся и сдвинулся с места. Подойдя к ней, он взял ее за руку.

— Подойди к окну, Хилари, — сказал он. — Посмотри, что там.

Она посмотрела на открывавшийся вид. Очень красивая река, но какое это имеет значение! Она стояла и спрашивала себя, чего ради она пошла на все это, когда он начал ласково гладить ее по плечам. Его прикосновение странным образом успокаивало. Она невольно слегка расслабилась и прильнула к нему.

— Ну, ну, — сказал он умиротворяющим голосом и, притянув ее к себе, нежно обнял сзади. Она почувствовала себя маленьким ребенком, которого после ужасной истерики мама заключила в свои объятия. Приглушенно всхлипнув, она повернулась и уткнулась ему в грудь. Некоторое время они стояли так — он качал ее, поглаживал и успокаивал. Немного погодя он повернул ее лицо к себе и очень легко поцеловал ее. Она ответила — долгим, жадным поцелуем взасос. Ей стало так жарко, словно у нее была лихорадка. Когда он отнял свои губы, она не смогла стерпеть этого. Она нашла его губы и поцеловала снова, на этот раз настойчиво, нуждаясь в нем больше, чем когда–либо, отчаянно впиваясь в этого мужчину. Восхитительным, упоительным, ошеломляющим открытием стало то, что он отвечал на ее поцелуй. И она чувствовала, как растет его возбуждение. Очень медленно, словно каждое движение совпадало с нарастанием все более разгоравшейся между ними страсти, его пенис набухал и выпрямлялся. Вскоре оторваться не мог уже он. Вскоре, уже не помышляя о том, чтобы отнять свои губы, он кусал ее в неистовом желании добиться ее отклика, вскоре уже тянул ее на пол, боролся с ее сопротивлением, чтобы взобраться на нее, чтобы войти в нее…