4
Сенсационная новость настигла его по телефону. Поначалу он не поверил своим ушам.
– Тебя перевели в следующий класс, – объявил Леле, его школьный товарищ.
– Не пудри мне мозги, – обиделся Даниэле.
– Богом клянусь! Мама меня чуть не силой отволокла в школу посмотреть списки. Такую оплеуху закатила – до сих пор больно. Меня вытурили, тебя перевели. Теперь мне устроят семейный суд, и приговор я уже знаю: никаких каникул, летние курсы, пересдача, новая частная школа. Полный облом! – пожаловался Леле.
– Да, не повезло, – посочувствовал другу Даниэле.
Сам Даниэле в школу так и не пошел. Все утро он провел, слоняясь по дому. Ему страшно было зайти в школьный вестибюль и посмотреть списки самому. Он был уверен, что его оставят на второй год. Он и теперь все еще не верил, поэтому решил позвонить другому однокласснику. Тот подтвердил слова Леле.
Теперь он был так счастлив, что ощутил настоятельную потребность поделиться с семьей своей радостью. Увы, дома никого не было, кроме Луки, даже Присцилла ушла за покупками. Даниэле отправился в комнату к брату и застал его за письменным столом. Самсон, свернувшийся у его ног, недовольно зарычал при появлении Даниэле.
– На место! – прикрикнул на него Даниэле. – Что ты делаешь? – обратился он к брату.
Малыш не ответил. Положив на лист бумаги раскрытую ладошку, он старательно обводил ее фломастером. Закончив чертеж, он поднял руку.
– Я написал свою руку, – сказал Лука.
– Ты ее нарисовал, – поправил его Даниэле.
– Нет, написал.
– Ладно, ты ее написал. Может, теперь напишешь ногу? – насмешливо спросил Даниэле.
– Уже сделано, – объяснил малыш, вытаскивая из стопки другой лист, в центре которого красовался контур его босой ножки.
– Меня перевели, – объявил Даниэле.
– Нога идет к маме. Рука до нее дотрагивается, – шептал Лука.
– О господи, что ты хочешь сказать?
– Не знаю, – вздохнул Лука.
Он вдруг торопливо скомкал оба листа и бросил их в корзину.
– Нет, погоди! Чтоб с тобой говорить, нужен переводчик, – пошутил Даниэле. Он подобрал листки, разгладил их на столе и принялся рассматривать, а сам тем временем повторил: – Ты слышал, что я сказал? Меня перевели в следующий класс!
– А мне-то что? – буркнул Лука.
– Вот дубина! – рассердился на него Даниэле.
Лука бросился на кровать, и Самсон последовал за ним, готовый играть. А Даниэле подумал, что, хотя его и перевели, ему еще предстоит провести два месяца каникул на какой-то занюханной ферме в Ирландии, потому что его отец уже дал задаток некой госпоже О'Доннелл за кров и питание и даже оплатил его проезд до места.
Его друзья будут развлекаться, разъезжая по всей Европе, их ждут увлекательные приключения, а он должен торчать в богом забытой дыре, на полях, продуваемых всеми ветрами, и компанию ему составят разве что овцы. Правда, до отъезда оставалось еще десять дней, а поскольку он не остался на второй год, можно будет попытаться уговорить папу и маму пересмотреть планы на лето.
– А я вот очень рад, что меня перевели. Хочу позвонить маме и рассказать ей. Она тоже будет довольна, – проговорил Даниэле.
– Маме дела нет ни до тебя, ни до меня, – сказал Лука.
– Ты хочешь, чтобы она вернулась. Верно?
– Видеть ее больше не хочу!
– А вот и врешь! Ты «написал» свою ногу, чтобы пойти к ней, и руку, чтобы до нее дотронуться, – стоял на своем старший брат, уличая младшего его же рисунками. – У меня идея. Помоги мне вынести из дому моего змея.
– Зачем?
– Я продам его обратно Луиджи.
Так звали торговца экзотическими животными, у которого Даниэле купил питона. Его лавка находилась в конце квартала.
– Он тебе больше не нужен? – удивился Лука.
– Меня не будет весь июль и август. Кто о нем позаботится?
– Только не я. Твой питон не нравится Самсону. А значит, и мне тоже не нравится. Давай сам с ним разбирайся.
После той последней ссоры с отцом и памятных пощечин Лука стал еще более строптивым, даже сварливым. Он пускался в споры по любым пустякам. Ему все больше не хватало присутствия матери.
– Нет, слушай, меня и вправду осенило. Луиджи даст мне денег, и мы с тобой осуществим мой гениальный план, – настаивал Даниэле.
– Что значит «гениальный план»?
– А вот поможешь мне отнести питона, тогда и узнаешь!
– А может, я не хочу знать? – лукаво спросил Лука.
– Ты мне все равно поможешь, потому что это приказ, – твердо заявил Даниэле.
– Мне противно на тебя смотреть, – сказал Лука. – Сначала нянчишься с питоном, а потом хочешь его отдать. Я ни за что не отдал бы Самсона, даже за новый конструктор «Лего».
– Заткнись, засранец, что ты городишь всякую чушь!
– А ты не ругайся. Папа этого не любит.
– Давай поднимайся и делай, что тебе говорят.
– Думаешь, я тебя боюсь? – дерзко бросил малыш.
– Да, именно так я и думаю, потому что ты еще сопляк, а я старше и больше тебя и могу тебя колотить, пока вся дурь не выйдет.
– Самсон, фас! – скомандовал Лука.
Бобтейл прыгнул и передними лапами прижал Даниэле к стене.
– Вот теперь посмотрим, сможешь ли ты одолеть моего пса, – злорадно воскликнул Лука.
В разгар ссоры домой вернулась Присцилла.
– Если ваша мать не приедет в самом скором времени, – пригрозила она, – я уволюсь! Вы мне надоели!
Увидев, как мальчики садятся в лифт, унося с собой питона в его клетке, она вздохнула с облегчением. Домработница до того обрадовалась, что даже погладила Самсона. В ответ бобтейл грозно зарычал. Она подумала, что у детей в семействе Донелли есть одна золотая черта: только что они вцеплялись друг другу в волосы, а через минуту становились лучшими друзьями и стояли друг за друга горой.
Андреа, как всегда, позвонил из редакции около полудня, чтобы узнать, как обстоят дела дома.
– Все хорошо, синьор, – сказала ему Присцилла. – Дедушка пошел в библиотеку. Лючия ушла on shopping[23] с синьорой Софией. Даниэле и малыш вышли вместе и унесли питона. Змея больше нет! – радостно сообщила филиппинка.
– И каким зверем они его заменили? – осторожно спросил Андреа.
– Откуда мне знать? Они еще не вернулись. Положив трубку, Андреа спросил себя, что замыслили его сыновья. Для него не прошли незамеченными успехи Даниэле: он избавился от уродовавших его колечек, перестал мочиться в постель и даже предпринял отчаянную, хотя и безнадежную попытку взяться за учебу. А теперь вот решил расстаться со своим питоном. Андреа подумал, что это уж чересчур. Ему необходимо было как можно скорее понять, что происходит. А тем временем у него самого назревала в жизни приятная перемена. Как раз в это утро ему позвонил из Рима один из руководителей РАИ.[24]
– Речь идет о неформальной встрече, по крайней мере для первого раза. Мы хотели бы видеть вас здесь у нас. Разумеется, дорожные расходы мы вам возместим.
– Могу я хотя бы узнать, о чем пойдет речь? – спросил Андреа.
– Мы создаем совершенно новый проект: тележурнал о театре и эстраде. Проект еще в стадии разработки. Словом, ждем вас завтра после обеда. Вы успеете приехать?
Андреа был так взволнован, что побежал все рассказывать своему главному редактору. Москати не замедлил выразить ему свое недовольство.
– Именно сейчас, когда газета переживает трудные времена, ты меня бросаешь, – проворчал он.
– Это всего лишь проект. Может, еще все сорвется, – возразил Андреа.
– Очень на это надеюсь, – отрезал Москати. Андреа вернулся домой к обеду одновременно с Лючией, нагруженной пакетами и сумками.
– София мне накупила целый гардероб на лето, – объяснила она. – Купальники, шорты, майки, босоножки. Хочешь посмотреть?
– Честно говоря, меня это не интересует. Я не отличу саронг от «бермуд», – признался Андреа. – Но мне не нравится, что София тратит на тебя столько денег.