Такие ужины втроем – она, он и молодая любовница – стали своего рода еженедельным ритуалом, и это продолжалось уже около года. Терпение Софии было на исходе, и она намеревалась воспользоваться долгими летними каникулами, чтобы убедить мужа порвать с подружкой и окончательно вернуться домой.

Поэтому, когда все расселись за столом, София, прекрасная и надменная, как всегда, объявила:

– Знаешь, дорогой, я зафрахтовала яхту на июль. Команда из двух человек, как обычно. У нас будут кое-какие гости, очень для тебя дорогие.

– Кто именно? – тут же оживился профессор.

– Министр Фронтини с супругой. Сенатор Беллани с супругой, – с напускной небрежностью сообщила София. – Правда, Фронтини присоединится к нам только со второй половины июля. Он говорит, что у него накопилось много дел в парламенте.

– При желании ты можешь превзойти саму себя, – снисходительно похвалил жену профессор. – Ну что ж, мне есть что обсудить с Фронтини. Да и присутствие сенатора тоже не помешает. – Чрезвычайно довольный, он повернулся к любовнице: – Тебе есть чему поучиться у Софии. Четыре недели на яхте станут для тебя хорошей практикой.

София побледнела. К такому удару в спину она оказалась не готова.

– Но, дорогой, эта бедная девочка никак не может ехать с нами. Как мы представим ее гостям? – проговорила она, стараясь скрыть за улыбкой подступающие слезы ярости.

– София! Я тебя просто не узнаю. Откуда эта старомодная щепетильность? Все мы люди взрослые, корью, слава богу, переболели. Какого черта? – воскликнул «подонок», улыбаясь подружке, смотревшей на Софию с холодным вызовом.

– Как ты сказал? – переспросила София, едва не задохнувшись.

– Я говорю, что Анджелина поедет с нами. Вы обе стали частью моей жизни, – невозмутимо ответил муж.

В этот миг София вспомнила все годы своей жизни с мужем. Следуя полученному в детстве воспитанию, она всегда была ему любящей, верной, заботливой женой. И ее мать и бабушка внушали ей: «Брачные клятвы священны только для женщин». Она своими глазами видела, как ее дед и отец, пустившись в загул, неделями пропадали из дому, а бабушка и мать молчали и делали вид, что ничего не замечают. Рано или поздно блудные мужья возвращались домой с покаянным видом. Только теперь Софии пришло в голову спросить себя: откуда у этих женщин брались силы глотать бесконечные обиды, улыбаясь как ни в чем не бывало? Она вспомнила, сколько раз сама возвращалась в пустую квартиру, где не с кем было словом перемолвиться, кроме Тины. Вспомнила недели и месяцы тоски, слез, одиночества, тревожного ожидания и впервые поразилась собственной глупости. Все, хватит! Больше она не позволит мужу садиться себе на голову, не станет покорно терпеть, как ее мать и бабушка. Она научится жить своим умом, не оглядываясь на этого себялюбивого болвана.

– Ти-и-ина-а-а-а! – заорала она во все горло.

– Здесь, синьора.

– Возьми мешок со шмотьем этого подонка и выброси его в окно, – приказала София.

– С большим удовольствием, синьора, – кивнула служанка.

– Ну а ты – вон отсюда немедленно! – тем же тоном продолжала София, обращаясь к мужу.

Ошеломленный Варини хлопал глазами, ничего не понимая.

– Любовь моя, что на тебя нашло? Я… я тебя просто не узнаю. Что это ты вдруг ни с того ни с сего… – забормотал он растерянно.

Зато «эта Капуоццо» с ходу оценила ситуацию.

– Все очень просто. Синьора наконец перестала притворяться. Твоя великодушная, все понимающая, либеральная, терпимая женушка сбросила маску. Неужели ты не понимаешь, Пупсик?

Пупсик! Уважаемый профессор, уже разменявший шестой десяток, был почти совершенно лыс, грузен, дрябл, но от своей горной пастушки удостоился на старости лет звания Пупсика! «В жизни не слышала большей нелепости!» – раздраженно подумала София. И она, ослепленная ею же самой придуманным «избирательным сродством», позволяла этому ничтожеству вытирать об себя ноги!

– Я сказала: вон отсюда! – повторила она. – Если ты не покинешь этот дом сию же минуту, я насажу тебя на эту вилку.

Перекипая от долго сдерживаемого гнева, она прижала к его горлу зубцы серебряной вилки.

Профессор Сильвио Варини понял, что настал момент сменить тактику. До него наконец дошло, что он переступил черту, навязав жене присутствие Капуоццо на яхте, зафрахтованной на каникулы. Он вскинул руки, давая понять, что сдается, и опасливо попятился к двери.

– Ну хорошо, хорошо, я ухожу. Но ты должна помнить, что я тебя люблю.

Тина распахнула входную дверь и застыла на пороге, как часовой, вся лучась от гордости за свою хозяйку.

– Достаточно было просто сказать, что ты не хочешь, чтобы Анджелина ехала с нами. Ты же знаешь, твоя воля для меня закон. Анджелина все понимает, она с нами не поедет. Правда, Козочка, ты не поедешь?

Мысль о том, что встреча с министром может сорваться, была для него невыносима. Он не хотел терять все те многочисленные преимущества, которые приносил ему брак с Софией.

В эту самую минуту его молодая студентка вдруг посмотрела на него как на мерзкую жабу.

– Да пошел ты, засранец! – прошипела она и вышла из квартиры, вихляя задом под аплодисменты Софии.

– Отлично, Капуоццо, десять с плюсом за сообразительность! – крикнула она вслед. А потом хлопнула дверью перед носом у потрясенного мужа.

Пупсик и Козочка! Ну просто пара клоунов! Тина наконец разразилась долго сдерживаемым смехом.

– Браво, синьора. Давно пора было.

– Да, давно пора было, – с горечью признала София, направляясь в гардеробную. Ей хотелось поскорее сбросить с себя все, надеть пижаму и забраться в постель.

Она подумала о Пенелопе и Донате, своих задушевных подругах. Обе бросили своих мужей почти одновременно. Может, это заразная болезнь? Она знала, что двигало Пенелопой, хотя теперь готова была признать, что Андреа неизмеримо выше «этого подонка» Варини. А вот причины, побудившие Донату решиться на разрыв, пока еще оставались в тумане. Джованни Солчи был идеальным мужчиной. Но что-то, видимо, все-таки пошло не так, раз Доната бросила его посреди ночи, уведя с собой дочерей. Ну ничего, рано или поздно София выведает всю правду. Зато теперь все три подруги оказались в одной и той же ситуации.

– Ну почему я раньше не выставила его за дверь? Зачем так долго ждала? – с досадой спрашивала себя София.

Ей пришлось признать, что она любила его, потому и терпела так долго. Да, она была без памяти влюблена в профессора Варини, очарована его обаянием, блеском, шармом, эрудицией, красноречием. В этот вечер случилось чудо: она увидела его таким, каким он был на самом деле: человеком, приближающимся к старости, отнюдь не красавцем, амбициозным эгоистом, бесчувственным к переживаниям других людей. В этот момент она освободилась от любви к нему. Герой мифа ей разонравился. Растянувшись на постели, слепо глядя в мелькающие на телеэкране картинки, София потянулась к телефону и набрала номер своего адвоката.

– Я хочу развестись с Варини, – объявила она. – Мне нужен скандальный развод с треском и фейерверком. Он должен получить свое сполна. Я сообщу тебе все детали.

Потом она испустила долгий вздох облегчения. Под предлогом развода надо будет отменить договоренность с министром и сенатором. Они оба не вызывали у нее уважения, и она поддерживала с ними отношения, только чтобы угодить мужу.

Затем она позвонила Лючии.

– Знаешь, я тут подумала, и мне понравилась твоя идея совместного отдыха. По-моему, это отличная мысль, тем более что сегодня вечером я выставила за дверь этого подонка, – сообщила София.

– Ты возьмешь меня с собой на яхту? Как я рада, тетя София! – воскликнула Лючия.

– Вот и отлично. Девушки штурмуют Средиземноморье. Что скажешь?

– Скажу, что это хорошее название для фильма, – одобрительно отозвалась Лючия.

Она знала, что с Софией ей будет весело. И может быть, она сумеет забыть испанского танцовщика.