И юбка, и жакет по-прежнему сидели на ней прекрасно.

Она вынула из шкафчика для обуви пару синих мокасин: самую удобную для дороги обувь. Подхватив сумку и чемодан, Пенелопа на цыпочках направилась к входным дверям, чтобы не разбудить Андреа, но уже на пороге передумала и вернулась в детскую.

– Господи, ну и кавардак, – прошептала она, перебирая вещи, разбросанные на ночном столике Луки. – Ну вот, я так и знала! Он забыл свой вентолин!

Она тут же решила, что это ее вина: надо было быть внимательной. Если у малыша будет приступ астмы, а лекарства под рукой не окажется, он перепугается до полусмерти. Если бы она меньше думала о своих проблемах и больше о здоровье сына, такого бы не случилось. Может, стоит отложить отъезд? Нет, ей вообще не следует уезжать. Достаточно распаковать чемодан, разорвать письмо, стереть послание с доски и продолжить свою прежнюю жизнь.

– Но моя жизнь катится под откос, – шепотом напомнила себе Пенелопа, оглядываясь кругом. Худу конца не бывает, промелькнуло у нее в голове, надо вырваться из замкнутого круга семейных неурядиц. – Лука как-нибудь справится. Старшие ему помогут, – решила она наконец.

Подхватив чемодан, Пенелопа бесшумно миновала коридор и вышла из дому. Ее машина стояла на платановой аллее перед домом. Она села за руль и выключила сотовый телефон.

Своим решением Пенелопа не поделилась не только с кузенами Пеннизи, но даже и со своими закадычными подругами, Донатой и Софией, и с родителями. К тому времени, как они об этом узнают (Андреа не замедлит поднять скандал, в этом можно было не сомневаться), она уже будет в Чезенатико, в доме бабушки, а уж там ей нечего опасаться. Пусть кто-нибудь попробует выкурить ее оттуда!

Когда она добралась до поворота на Анкону, дождь превратился в потоп. «Дворники» не справлялись с потоками воды, видимость была нулевая. Опасаясь попасть в аварию, Пенелопа решила сделать еще один привал. Она остановила машину у придорожного ресторана и выругала себя за рассеянность: зонтик вместе с чемоданом остался в багажнике. К счастью, на заднем сиденье у нее был припасен непромокаемый плащ на всякий случай. Пенелопа натянула его на себя и бегом пересекла стоянку, моментально промочив ноги в глубоких лужах.

Ресторан был набит битком: многие, как и она, пережидали ливень. В этот момент Пенелопа открыла сумочку и включила сотовый телефон. Теперь она уже была достаточно далеко от дома и не боялась передумать.

Сколько продлится ее добровольная ссылка, она не знала. Несколько дней, а может быть, и недель. Тем временем она и решит, насколько ей будет не хватать мужа. Вдруг она и вовсе не будет по нему скучать? Да и сам Андреа, преодолев первоначальный шок, может быть, задумается об их отношениях, о детях, об их общем будущем. Возможно, они попробуют начать все сначала, а может быть, и разведутся. В этом случае она, безусловно, не откажется от детей. Даже если придется тащить их отца в суд.

«Кто бы мог подумать, – сказала себе Пенелопа, – что наша великая любовь закончится подобным образом?»

Она смотрела на дождь, хлещущий в окна, и мечтала об одном – быть вместе со своей семьей. Андреа был не только отцом ее детей, он был человеком, в которого она когда-то влюбилась. Она так верила в него! Она посвятила Андреа всю свою жизнь.

Встретив Мортимера, она пережила ужасные мгновения. Ее сердце разрывалось от любви, тоски и чувства вины, она не могла сделать выбор между двумя мужчинами, которых любила.

Семь лет прошло с тех пор, как она решила порвать с Мортимером, но ее все еще терзали сомнения. Мортимер продолжал занимать место в ее сердце. Она по-прежнему спрашивала себя, не лучше ли было уйти к нему. Возможно, с ним она была бы счастлива. Но что толку теперь задавать себе эти вопросы?!

Ей вспомнилось пророчество Донаты, ее подруги, занимавшейся астрологией: «Андреа – это крест, который тебе предстоит нести на плечах всю жизнь». Пенелопа не желала принимать этот приговор, тем более что крест давил и на хрупкие плечи ее детей.

Дождь внезапно прекратился, среди расползающихся туч показалось солнце. Пенелопа взяла металлическую корзинку и купила в придорожном магазине большой запас минеральной воды (вода в Чезенатико была непригодна для питья), фруктовых соков, баночек с медом и джемом, спагетти и бутылок с томатной пастой.

В старом доме ее бабушки всегда хранился запас консервов, но Пенелопа предпочитала свежеприготовленное горячее блюдо с макаронами бутерброду с тунцом из жестянки.

Когда ей было плохо, она набрасывалась на еду, в последнее время ставшую для нее одной из немногих радостей жизни.

Она оплатила покупку и вышла из магазина. Сложила пакеты на заднем сиденье автомобиля и поспешно открыла сумочку – ей показалось, что зазвонил сотовый телефон. Но аппарат уже успел умолкнуть. Пенелопа нажала кнопку определителя номера и поняла, что ей звонила мать.

Усмешка тронула ее губы. Все ясно: это Андреа побежал поплакаться в жилетку любимой теще. Хотя вряд ли он найдет у нее сочувствие. Не о таком зяте мечтала ее мать. Она хотела в мужья для своей дочери не ослепительного красавца, а человека надежного, с солидным счетом в банке и более прибыльной профессией.

Пенелопа не стала перезванивать матери. Вместо этого она тронула с места машину и вставила в стереосистему компакт-диск с записью сюиты Гершвина «Американец в Париже» в надежде, что музыка поможет ей разогнать горечь и обиду.

Она машинально выбивала ритм, барабаня пальцами по рулю. В тридцать восемь лет Пенелопа еще не потеряла желания любить. Внезапная вспышка оптимизма вернула ей надежду. На долю секунды ей показалось, что она сумеет выбраться из трясины, в которой барахталась годами. В конце концов она ведь приняла важное и трудное решение. Такое под силу только женщине с характером. «Пепе, ты сильная», – сказала она, чтобы себя подбодрить.

Она написала Андреа, что оставляет его наедине с домашними и семейными проблемами, но это было правдой лишь наполовину. Те же проблемы будут занимать и ее собственные мысли во время одинокого пребывания в Чезенатико. Ей придется всерьез разобраться в своих отношениях с мужем, в собственной жизни.

– Несчастье мое, – прошипела Пенелопа сквозь зубы.

Пока она поворачивала с магистральной автострады на шоссе, ведущее в Чезенатико, у нее возникло стойкое ощущение, что в эту самую минуту Андреа плачет.

Ну что ж, может, наконец-то и он откроет для себя целительную силу слез.

Пенелопа въехала в городок по мосту, перекинутому через канал, забитый рыбацкими суденышками. Яркие паруса горделиво пестрели на фоне позлащенного майским закатом неба. У нее немного отлегло от сердца. Она родилась в Милане, но ее корни были здесь, в этом городишке, окутанном зимними туманами, душным зноем короткого лета, грустными осенними дождями. Здесь родился прадедушка Гуалтьери, капитан военно-морского флота, здесь прожила всю свою жизнь бабушка Диомира, здесь выросла ее мама, красавица Ирена, и здесь сама Пенелопа много раз проводила летние каникулы.

Она знала Чезенатико вдоль и поперек – от исторической части с небогатыми, но уютными рыбачьими домиками, хранившими очарование старины, до новостроек, хаотично разросшихся за последние полвека.

«Я дома», – подумала Пенелопа, проезжая по Римскому бульвару.

Она остановила машину возле старинных ворот. Невысокая кованая изгородь очерчивала границы сада. В глубине виднелась полускрытая пиниями вилла, которую построил прадедушка в конце девятнадцатого века. Это было двухэтажное здание с одной асимметрично расположенной башенкой, которая казалась воздушной благодаря арочным окнам.

Пенелопа вышла из машины и отперла навесной замок на воротах, потом распахнула заржавленные створки. Скрипя петлями, они прочертили два полукруга по гравию заросшей сорняками подъездной аллеи. Вернувшись в машину, Пенелопа миновала две пышно разросшиеся фуксии и подъехала к дому. Внешние жалюзи были опущены. Краска на стенах, когда-то имевшая красивый золотисто-желтый оттенок, облупилась и поблекла. Деревянное крылечко с шестью ступеньками растрескалось и покоробилось под действием зимней сырости. В воздухе чувствовался запах моря.