Да, ей хотелось бы лежать вместе с Мортимером на этом большом белом ложе. По воле случая она познакомилась с мужчиной, в которого влюбилась с первого взгляда. Вот только появился он десятью годами позже, чем следовало. Судьба выждала, пока она обзаведется мужем и двумя детьми, а потом преподнесла подарок, который Пенелопа не могла принять. Она подумала о своих детях, и ей показалось, что сердце у нее сейчас перестанет биться. Они остались с бабушкой, хотя та сама нуждалась в уходе. Мало ли что могло случиться! А вдруг Марии стало плохо? А вдруг Даниэле устроит пожар? А Лючия полезет на шкаф за кошкой и сорвется?

– Мне надо вернуться домой. Немедленно, – сказала Пенелопа, поднимаясь из-за стола.

Очарование рассеялось.

– Я понимаю, – кивнул он, глядя на нее с нежностью.

«Конечно, ты понимаешь», – подумала Пенелопа. Но нет, он не мог по-настоящему понять, какой страх ее терзает, какие мрачные мысли, порожденные чувством вины, бродят у нее в голове.

– Я провожу тебя, – предложил он, взяв ее под руку.

– Нет, я должна вернуться одна. Я возьму такси, – решительно отказалась Пенелопа.

Так она и оставила его, даже не попрощавшись, стыдясь собственных глупых страхов. Не надо было ей снова встречаться с этим человеком, пробуждавшим в ней мечты. Какая непростительная глупость! Она женщина замужняя, семейная, ей мечтать не к лицу. Больше она никогда его не увидит.

Дома никакой катастрофы не случилось. Мария в гостиной дружелюбно болтала с Донатой. Лючия и Даниэле, сидя на ковре, складывали большую головоломку на тему звездных войн вместе с Джульеттой и Лавинией, дочерьми-близняшками Донаты, и даже не заметили ее возвращения. Мария, как всегда, приветливо улыбнулась ей, зато Доната набросилась на нее с фамильярностью, рожденной долгими годами дружбы.

– Явилась наконец! Ты что, забыла, что пригласила нас на обед? Мы пришли к половине второго, как договаривались, а тебя и след простыл!

– Не понимаю, о чем ты, – удивилась Пенелопа.

– Нет, она ненормальная, ей-богу. Я же тебе говорила, что приведу близняшек, чтобы они подхватили ветрянку от твоих детей, – напомнила ей подруга.

– О черт! Ты права, у меня совершенно вылетело из головы. Извини, пожалуйста.

Пенелопа вернулась в прихожую и сняла пальто.

– Хорошо, что я принесла рагу и яблочный торт, а то нам пришлось бы голодать, потому что дети и твоя свекровь уже пообедали. Хорошенькое гостеприимство! – обиженно воскликнула Доната и тут же, не переводя дух, продолжала: – Вчера вечером мне позвонила София и все уши мне прожужжала про «бедную Пепе», сидящую в четырех стенах с больными детьми и свекровью. А ты, оказывается, где-то гуляешь, прибегаешь домой запыхавшись, вид у тебя виноватый, на тебе шикарный выходной костюм, глаза накрашены. И еще имеешь наглость говорить мне, что у тебя вылетело из головы!

Понизив голос, чтобы дети ее не услышали, Доната продолжала говорить, следуя по пятам за подругой по коридору до самой гардеробной.

– Я же извинилась! – воскликнула Пенелопа.

– Нужны мне твои извинения! Скажи мне лучше, что я должна обо всем об этом думать.

– Ты же у нас все тайны можешь узнать! Ну-ка, скажи, что сулит на сегодня гороскоп родившихся под знаком Рака с восходящим Козерогом? – подзадорила ее Пенелопа, зная, что Доната ужасно не любит, когда иронизируют над ее увлечением.

– Твоя истинная натура всегда проявляется, когда ты чувствуешь себя виноватой, – презрительно бросила она в ответ.

Пенелопа аккуратно повесила в шкаф элегантный костюм и натянула джинсы и свитер. Потом она прошла в ванную, чтобы снять косметику. Доната последовала за ней с видом полицейского, готового произвести дознание.

– Может, все-таки скажешь, что с тобой происходит? – спросила Доната, пока ее подруга тщательно смывала грим очищающим молочком.

– Я пойду на кухню заварю чай, – сказала Пенелопа, не удостаивая ее ответом.

Она начала хлопотать у плиты, а Доната тем временем уселась у стола и уставилась на нее так, словно хотела сфотографировать.

– Слушай, Пепе, ты со мной не хитри, – изрекла она наконец, обиженная молчанием подруги.

У Пенелопы не было ни малейшего желания рассказывать ей о Мортимере, но и обманывать Донату тоже не хотелось.

– Как по-твоему, я не растолстела? – спросила она, оттянув пальцем пояс джинсов.

– Отвечай! – приказала Доната.

– Я повидалась с Данко. Надо будет, пожалуй, сесть на диету, – уклончиво ответила Пенелопа.

– Что за Данко? Музыкант?

– А ты знаешь какого-нибудь другого Данко? Да, надо будет сбросить пять кило. Вроде бы немного, а попробуй от них избавиться! Всю жизнь то надуваюсь, то сплющиваюсь, как гармошка, – невозмутимо продолжала Пенелопа.

– Погоди, Пепе, ты вот уже десять лет, как забросила песенки. А сейчас вдруг решила снова начать? Знаешь, что я тебе скажу? Ты что-то темнишь.

– А знаешь, что я тебе отвечу? Не суй нос не в свое дело, – не выдержала Пенелопа.

Именно это Доната любила больше всего на свете – вмешиваться не в свои дела и раздавать советы направо и налево. На того, кто уклонялся от ее любопытных вопросов, она обрушивала град упреков и угроз. Она считала себя хранительницей секретов звезд и твердо верила, что при умелом истолковании они могут все разъяснить и все исправить. Сама она сверялась с небесными светилами каждый день, и ее жизнь текла до того спокойно и гладко, что все окружающие ей завидовали.

У нее был свой профессиональный кабинет астрологических консультаций. У тех, кто к ней обращался, она спрашивала место, дату и час рождения, производила ряд сложных вычислений, после чего предсказывала клиенту и его родственникам события жизни и год смерти, советовала, какие действия предпринять и чего следует опасаться, затем вручала для успокоения чудодейственные «капли Баха» и вежливо прощалась. «Никто не рождается под несчастливой звездой, – говорила она Пенелопе, – потому что несчастливых звезд не бывает. Главное – не противостоять воле небесных светил. Нельзя жениться, заводить детей, покупать дом, выбирать профессию, спекулировать на бирже, не узнав расположения звезд».

Пенелопа никогда не верила в силу астрологии, но не могла не признать, что удача и в самом деле всегда и во всем сопутствует Донате. Как у Пикассо, у Донаты бывали голубые, розовые и желтые периоды, поэтому она выбирала цвет платьев под влиянием звезд и то же самое рекомендовала Пенелопе. Советовала, например, носить серьги с белыми и черными жемчужинами диаметром в двенадцать миллиметров, но чтобы жемчуг непременно был натуральный, а не выращенный, тогда он окажет благотворное влияние на ее биоритмы. Каждый раз Пенелопа выходила из себя.

– Может быть, заодно одолжишь мне миллионы на покупку натурального жемчуга?

– Разве я виновата, что небо посылает тебе такие указания? – возражала Доната. – Например, твой металл – платина, а твой камень – изумруд.

– Ты ведешь нечестную игру! – набрасывалась на нее Пенелопа. – Для себя небось выбрала что попроще: серебро и аметист! Вот и мне подбери то, что мне по карману.

– Когда я тебе советовала не выходить замуж за Андреа, ты меня не послушала. А ведь для этого тебе не нужны были миллионы! Уж если хочешь знать все до конца, тебе вообще не следовало выходить замуж: у тебя холостяцкая душа. Только в одиночестве ты могла бы сосредоточить свою космическую энергию и обратить ее себе во благо.

Бывали моменты, когда Пенелопа отдалялась от Донаты, устав от ее советов и воспринимая их как вмешательство в свою жизнь. Когда подруга звонила ей, она врала, что занята и ей некогда выслушивать всякий вздор. Специалистка по астрологии оставляла ей на автоответчике язвительные послания, называя ее безнадежной дурой и утверждая, что она сама виновата во всех несчастьях.

Эта «позиционная война» продолжалась между подругами со времен их детства. Уже тогда Доната терроризировала Пенелопу, интуитивно чувствуя ее неуверенность в себе. Однажды, в дождливый день, она убедила подругу, что дождь зальет классную комнату, если Пепе не отдаст ей свою порцию вишневого суфле. В другой раз внушила ей, что у Пенелопы вырастут усы, если она не научится кувыркаться. Когда Пенелопа заболела отитом, Доната позвонила ей и позвала играть. «А если не выйдешь, – сказала она, – у тебя вырастет горб на спине».