– А где твоя прислуга? – спросила Пенелопа.

– В Бергамо. Успокойся, мы одни в доме.

На подносе стояли фарфоровые блюдца, наполненные какими-то семенами. Пенелопа принялась с любопытством разглядывать их.

– На первый завтрак полагается есть семена. Кунжут, лен, подсолнечник, тыквенные семечки, миндаль. Их смешивают с йогуртом и пережевывают очень-очень медленно. А вот еще мед и хлеб, – объяснил Мортимер.

Пенелопа села за стол и разлила чай по чашкам.

– А дома завтрак готовлю я.

– Нет уж, сегодня позволь мне за тобой поухаживать, – возразил Раймондо.

– Разве тебе не нужно в больницу?

– До понедельника нас никто не побеспокоит. Перемешав семена с йогуртом, Мортимер протянул блюдце ей.

– Честно говоря, мне что-то не хочется есть эту гадость, – взбунтовалась Пенелопа.

– Это не гадость. Это очень полезно. Говорю тебе как врач, – заявил Мортимер.

– Как же, как же! Ты знаешь ответы на все вопросы, – сказала Пенелопа, прихлебывая чай.

Наклонившись через стол, она поцеловала Раймондо в губы и в ту же минуту подумала, что, когда ей было восемнадцать, другой мужчина совершал безумства ради нее. Ей вспомнилось, как однажды Андреа примчался на рассвете в Чезенатико, чтобы с ней повидаться, а через два часа уехал обратно в Милан на работу.

– Задумай число. Первое, что придет тебе в голову между единицей и двадцать одним, – предложил Мортимер.

– Одиннадцать, – сказала Пенелопа. – Я родилась одиннадцатого.

– Соответствует букве М. Теперь назови город, начинающийся на М.

– Это что? Игра такая? – с любопытством спросила Пенелопа.

– Скоро узнаешь. Итак?

– Мадрид, – ответила она.

– Прекрасно. Немедленно отправляемся в Мадрид, – объявил он с довольным видом.

– Как я отправлюсь в Мадрид? В пижаме? На мне даже белья нет! Не говоря уж о паспорте, – напомнила Пенелопа, шутливо оттолкнув его. Они оба засмеялись, как дети. – Зато у меня с собой ключи от дома!

– Уж не думаешь ли ты, что я отпущу тебя обратно домой? Ты воспользуешься случаем и опять сбежишь. Ладно, поедем в Бергамо. О вещах не беспокойся, подожди меня здесь. Я мигом, – добавил Мортимер уже с порога.

– Ты даже не знаешь, какой у меня размер! – воскликнула Пенелопа.

– Конечно, знаю! Такой же, как у моей матери. Верно… Они ведь и познакомились, когда Мортимер покупал подарок матери. Только в этот момент Пенелопа вспомнила о своих детях и позвонила в Чезенатико. Ей ответил отец.

– Они на пляже с бабушкой. С ними все в порядке. А ты где? – спросил Мими Пеннизи.

– Меня несколько дней не будет дома, папа. Я очень занята. Поцелуй от меня детей. Я тоже тебя целую крепко-крепко, – торопливо попрощалась Пенелопа, чтобы не отвечать на лишние вопросы отца.

Раймондо вернулся через час. Нагруженный пакетами, ОН выглядел как герой американской кинокомедии.

– Ты ограбил магазин? – спросила Пенелопа, взволнованная, как и всякая женщина, при виде стольких обновок.

– И не один. В обувном магазине не продают чулки, а в магазине верхней одежды невозможно купить белье, – с серьезным видом объяснил Раймондо.

– Сколько же ты истратил денег?

Этот вопрос был продиктован условным рефлексом. Всякий раз, когда муж ходил за покупками, она спрашивала, сколько он потратил.

– Понятия не имею. Я платил кредитной карточкой.

– Я хочу получить счет, – упрямо сказала Пенелопа.

– Ладно, я представлю тебе счет, – пообещал Мортимер, с улыбкой наблюдая за ней, пока она увлеченно извлекала вещи из пакетов.

После обеда они отправились в Бергамо. Пенелопа переживала свой праздник любви с самозабвением девочки-подростка, той самой, что когда-то с открытым ртом смотрела, как бродячая труппа на площади в Чезенатико разыгрывает «Ромео и Джульетту». Она предчувствовала, что все это огромное счастье когда-нибудь обернется для нее горем и слезами, но ей не хотелось об этом думать. Сейчас она была абсолютно счастлива.

Так прошло несколько месяцев. Пенелопа жила, чередуя минуты счастья с Мортимером со все возрастающим отчуждением, когда возвращалась к Андреа. В стенах родного дома она была заботливой матерью и отсутствующей женой. В объятиях своего любимого она становилась молодой женщиной, изголодавшейся по жизни, по любви и нежности. Она как будто раздвоилась, но тем не менее она не могла не понимать, что эта двойственность не может продолжаться бесконечно.

– В один прекрасный день я решу, что мне делать со своей жизнью, – обещала она себе, надеясь, что этот день никогда не настанет.

Порой Пенелопа ловила на себе растерянный взгляд Андреа, не знавшего, что и думать о поведении жены. Он смутно ощущал, что Пенелопа изменилась, но к лучшему или к худшему – он определить не мог. Крупных ссор между ними больше не было, но не потому, что в семейной жизни наступила гармония, а потому, что Пенелопа просто потеряла интерес к Андреа.

Проходили дни, недели, месяцы. Пенелопа жила ожиданием встреч, порой мгновенно кратких, с Мортимером. Когда они встречались, ее беспокойство стихало, она наслаждалась любовью и сознанием того, что ее любит удивительный мужчина, мужчина ее грез. Мортимер всегда умел заставить ее улыбнуться, а главное, давал ей ощущение спокойствия и уверенности, в которых она так нуждалась.

Однажды вечером, прощаясь с ней на пороге своего дома, Раймондо прошептал: – Я хочу от тебя ребенка.

Она вздрогнула, словно очнувшись от прекрасного сна.

– Ребенка? – переспросила Пенелопа, пытаясь собраться с мыслями.

– Да, ребенка, – решительно повторил он.

Они стояли в дверях его квартиры. Пенелопа прислонилась к стене, ожидая, когда Раймондо откроет дверь. Вместо этого он оперся рукой о стену над ее плечом, прижался к ней всем телом и поцеловал. Пенелопа почувствовала себя в западне.

– Я хочу от тебя ребенка. Не от другой женщины. Только от тебя, любовь моя, – прошептал он.

– С каких пор? – спросила она едва слышно.

Они пробыли вместе не больше двух часов. Пенелопа научилась выкраивать по кусочкам время для встреч с любимым. В этот вечер она отвезла детей в гости к Донате, и за ними надо было заехать до десяти. Часы уже показывали половину десятого.

– С самого начала, – ответил Мортимер.

– У меня уже есть дети, – напомнила ему Пенелопа.

– И муж у тебя тоже есть. Я это знаю. Но вот уже год, как мы любим друг друга. Процедура развода существует уже довольно давно: она для того и придумана, чтобы такие люди, как мы, могли улаживать свои отношения. Твои дети будут жить с нами, мы станем одной семьей, – все это Мортимер говорил, упираясь в стену и второй рукой, словно преграждая ей путь к бегству.

– Почему ты заговорил об этом именно сейчас, когда мне пора уходить?

– Чтобы ты могла это обдумать. Я знаю, решиться на развод нелегко. Я ведь через это уже прошел, как ты знаешь.

– Мортимер, не будем сейчас начинать этот разговор, мне надо идти, – сказала Пенелопа, проскользнув под его руками.

– Хорошо, сейчас не будем. Но не забудь мои слова. – Он улыбнулся, распахнул перед ней дверь, и они вместе спустились на улицу. Такси уже ждало Пенелопу. Мортимер открыл для нее дверцу.

Пенелопа вовремя добралась до дома Донаты и позвонила в домофон, чтобы дети спускались. Им предстояло всем вместе вернуться домой в том же такси.

– Мама, я больше не хочу играть с близняшками, – объявил Даниэле, как только они сели в машину. – Больше я к ним никогда не поеду.

– Они такие послушные, что просто противно, – поддержала брата Лючия.

– Вы поссорились? – спросила Пенелопа.

– Да в том-то все и дело! С Лавинией и Джульеттой просто невозможно поссориться. Дуры набитые! – воскликнула Лючия.

– Играют в дурацкие игры, а мне приходится быть вежливым, потому что они девочки, – объяснил Даниэле. – В следующий раз, когда будешь работать вечером, оставь нас с Лючией дома. Честное слово, мы не будем баловаться.