Именно эгоизм толкал его на измены жене: ему необходимо было чувствовать свою неотразимость. Его доброта всегда преследовала скрытую цель: ему надо было заслужить прощение за что-то. Но одного дня, проведенного наедине с детьми, оказалось довольно, чтобы сорвать с него маску «добренького папочки». Много лет его жена терпела скандалы и сцены, о которых теперь стыдно было вспоминать. Все эти горькие мысли не давали ему уснуть. И еще где-то на задворках сознания бродило привидение по имени Мортимер. Кто он такой? А главное, кем он является для его жены, этот тип без лица, без голоса, без примет?

Андреа вскочил с постели, открыл ящик письменного стола и взял в руки пачку писем. Он понимал, что поступает непорядочно. Не было у него никакого права копаться в секретах Пенелопы. Он взвесил пачку в руке, разрываясь между любопытством и страхом узнать правду. Тут из детской спальни послышался тихий плач. Положив письма на место и задвинув ящик, Андреа бросился в комнату мальчиков. Даниэле крепко спал, а Лука плакал. Самсон вилял хвостом и облизывал ему руку. Андреа зажег ночник на тумбочке. Малыш был красен и весь пылал жаром.

– Что с тобой, мальчик мой? – в страхе спросил Андреа.

С тех пор, как ушла жена, неприятности сыпались ему на голову одна за другой. Андреа согнал пса с кровати, взял Луку на руки и перенес к себе в постель.

– Ты горячий, как печка, – сказал он, вспоминая слова бабушки Стеллы.

Он знал, как тяжело переносят дети высокую температуру. Сам в детстве переживал такое не раз.

Лука перестал плакать, и вдруг его стошнило. Рвота залила подушку, простыни и одеяло. Андреа пришел в ужас.

– Лючия, Даниэле! – закричал он. Дети прибежали на зов.

– Папа, принеси лед, – скомандовала Лючия, мгновенно сообразив, в чем дело. – Даниэле, иди в гардеробную за чистым бельем, – приказала она брату. – А ты, мерзкое животное, на место! – Последние слова были обращены к Самсону.

Пес испуганно присел на ковер.

Когда Андреа вернулся с мешком льда, постель уже была перестелена, а умытый Лука был переодет в чистую пижаму.

– Надо дать ему попить, – посоветовал Даниэле, бережно укладывая братишку в кровать. Лючия положила лед на лоб малыша. Лука перестал метаться.

– А может, лучше позвонить доктору? – спросил Андреа.

– В этом нет нужды, папа. У него просто несварение после этой дурацкой свинины на меду. Сейчас приготовлю ему сахарной водички, – сказала Лючия.

К часу ночи жар спал, и малыш спокойно заснул. Андреа лег в постель рядом с ним. Самсон смирно лежал в углу, куда его загнала Лючия, не смея высунуть нос.

– Я тоже здесь побуду, – решил Даниэле, забираясь под одеяло. – Мало ли, вдруг еще что случится.

Андреа погасил свет. Он видел, как Лючия вернулась на цыпочках и тоже устроилась на широкой постели. Его охватило незнакомое волнение. Можно сказать, он был счастлив в эту минуту. Все его дети были с ним, они нуждались в нем, как и он в них. Раньше он этого чувства никогда не испытывал. Если бы Пенелопа не ушла от него, он так никогда и не узнал бы, какое это чудо быть нужным своим близким.

«– И все же, кто такой этот Мортимер?» – спросил он себя, засыпая.

Ирена положила две ложки сахара в чашку кофе, размешала и подала чашку мужу. Себе она налила в большую кружку горячий ячменный напиток. Они закончили обед и перешли в гостиную. Ирена была более молчалива, чем обычно.

– Ты тревожишься о дочери? – спросил ее муж. Она покачала головой.

– А надо бы, – сказал Мими.

– С какой стати?

– С такой, что у Пепе серьезные проблемы. Иначе она не оставила бы мужа и детей, – уточнил он.

– Но мы же ничего не можем сделать! – вспылила Ирена. – У каждого свои проблемы, и каждый решает их сам. При чем тут ты?

– Верно. Но она все-таки наша дочь, и я тревожусь за нее. И ты тоже, хотя виду не подаешь, – упрямо заметил Мими.

– Я не хочу об этом говорить.

– Ты даже не съездила навестить внуков, – упрекнул ее муж.

– Почему бы тебе самому не съездить? – сухо спросила Ирена и вышла из гостиной.

Она вошла в спальню, сбросила мокасины и юбку и растянулась поверх шелкового покрывала, принадлежавшего еще ее матери. Много раз Ирена пыталась подарить это покрывало Пенелопе, но та упорно отказывалась, называя его «антикварной рухлядью». Ирена любила дочь, но никогда не умела найти с ней общий язык. Обе взирали друг на дружку скептически, обе в любой момент были готовы припомнить взаимные обиды, недостатки, невыполненные обещания.

С годами Ирена поняла, что ее отношения с дочерью столь конфликтны, потому что в действительности она никогда не хотела иметь детей. Пенелопа была зачата случайно, и Ирена всегда видела в ней проблему, которую предстоит решать, а не дар любви. Ирена поспешила со свадьбой, чтобы избежать появления на свет незаконнорожденного ребенка. Ее беременность сопровождалась ночными кошмарами, а не розовыми мечтами о материнстве. Должно быть, каким-то непостижимым образом Пенелопа почувствовала или догадалась, что мать ее отторгает. С первых месяцев жизни дочь всей душой привязалась к отцу. С годами их дружба все больше крепла, а Ирена злилась, чувствуя себя «третьей лишней». Пенелопа сделала жизненный выбор, которого ее мать никогда бы не одобрила. Узнав о ее тайном романе с Раймондо Теодоли, Ирена понадеялась, что Пенелопа разведется с Андреа. Но опять, причем уже в который раз, ее ждало разочарование. Теперь она предвидела, что из очередной выходки дочери, вдруг удравшей от мужа и детей в Чезенатико, ничего хорошего не выйдет. Почему она ничего не сказала заранее? Почему не поделилась с матерью столь важным решением? А ведь сама Ирена готова была рассказать дочери нечто не менее важное…

Если бы она смогла заплакать, подумала Ирена, поворачиваясь на бок, возможно, ей стало бы легче. Но слезы не шли. Зато нарастало раздражение и беспокойство.

Вдруг она ощутила ласковое прикосновение и услышала заботливый голос мужа.

– Как ты прекрасна! – прошептал он. – Какое счастье, что ты моя жена, спутница на всю жизнь!

– И почему ты не можешь оставить меня в покое со своими нежностями? – раздраженно пробормотала Ирена, сбрасывая его руку с плеча.

– Прости, – отступил Мими. – Я вижу, что ты неспокойна, и ничем не могу тебе помочь. Мне очень жаль. Если бы я хоть знал, что тебя так мучит, – прошептал он растерянно.

Не получив ответа, он вышел из спальни и оставил ее одну.

Ирена вскочила с кровати и погляделась в зеркало, висевшее над резным сицилийским комодом восемнадцатого века.

– Скоро узнаешь, – сказала она с горечью.

Теперь, когда ее дочь оставила Андреа, Ирена чувствовала, что пришел и ее час порвать отношения с Мими. Много лет она откладывала решение, которое должна была принять, когда Пенелопа была еще девочкой. Но как сказать безупречному во всех отношениях мужу, нежному, заботливому, внимательному, влюбленному, порядочному, честному: «Я тебя не люблю. Я хочу жить с другим»? Этим другим был Ромео Оджиони. Когда-то он даже женился, чтобы облегчить ей жизнь. А потом овдовел. Восемь лет назад они вновь начали встречаться и стали любовниками. Это произошло в то самое время, когда Пенелопа влюбилась в Мортимера. Ирене как раз исполнилось пятьдесят, она чувствовала, что жизнь от нее ускользает, и решила ухватить свой кусок счастья, принадлежавший ей по праву, как она считала. Конечно, ее муж подобного отношения не заслужил, но и себя Ирена тоже не считала виноватой. Она влюбилась в Мими, когда ей было восемнадцать, а через какое-то время познакомилась с Ромео и поняла, что именно он – мужчина ее жизни. Долго она мучилась сознанием того, что нанесет страшный удар мужу, если оставит его. Но несколько дней назад Ромео поставил вопрос ребром.

– Сейчас или никогда, – твердо сказал он.

Ирена уже вот-вот была готова обо всем рассказать Мими, но тут сбежала Пенелопа, нарушив все ее планы.

Зеркало отразило лицо безупречно сохранившейся красоты, как будто не знающей возраста. Только сама Ирена знала, чего стоила ей эта безупречность. Мысль о старении приводила ее в ужас. Для Ирены старость была страшнее смерти.