Внезапный приступ ярости охватил Сэма. Да, именно так она обычно и смотрела на Уильяма. Такая надменная, неприступная, красивая и далекая, и он отступал перед силой ее презрения, но не теперь. Сейчас она находилась в полной его власти и душой, и телом.

Он поднялся с дивана и глядел на нее, заставляя себя сохранять спокойствие. В ее глазах светилась насмешка, но ему показалось, что он различает в них скрытый страх. Она смотрела на своего мужа и ждала.

– Встаньте, Матильда, – зловеще улыбаясь, велел он.

Она нерешительно подчинилась и замерла. Он посмотрел на нее пристально и подошел к стоявшему в углу магнитофону. Достав из кармана кассету, он установил ее и нажал на клавишу. Комнату заполнили звуки одинокой флейты. Он послушал немного, затем сел в кресло перед Джо. Она не двигалась. Подбородок ее был слегка приподнят, а в глазах отражалось все то же холодное презрение. Она наблюдала, как он устроился в кресле и скрестил руки.

– А теперь, миледи, – вкрадчивым тоном проговорил он, – я желаю видеть вас покорной супругой.

Матильда с ужасом смотрела на мужа. За ним слепой музыкант сидел, скрестив ноги, в оконной нише и играл на флейте. Замок жил обычной жизнью. Она слышала доносившиеся снаружи привычные звуки. В любую минуту в комнату кто-то мог войти. Вот на лестнице послышались чьи-то шаги и шуршание юбок. Шаги на мгновение затихли, а потом стали удаляться вниз по лестнице, пока не смолкли в отдалении.

– Снимите накидку и платье, жена, – повторил он свой приказ.

Она бросила взгляд на музыканта, который играл, как будто ничего не слышал.

– Милорд, я не могу… мне нужна моя горничная. Прошу вас, давайте подождем ночи.

– Нет, ночи ждать нечего. – Его глаза зло прищурились. Она заметила вздувшуюся на шее вену. Он вынул из-за пояса богато украшенный кинжал и осторожно попробовал на ногте остроту лезвия. – Если вы не справитесь с застежками, я их срежу.

Она судорожно глотнула. Ей достаточно всего лишь крикнуть, позвать прислугу, можно повернуться и убежать. Он не мог принудить ее, тем более, здесь и сейчас. Но что-то удерживало ее. Она не могла отвести от него взгляда. Покорно она расстегнула украшенный драгоценными камнями пояс, и он упал к ее ногам. Вслед за ним последовало ее верхнее платье. Она на этом остановилась и с нарастающей тревогой проговорила:

– Милорд, прошу вас, не здесь…

– Нет, Матильда, здесь. – Она чувствовала, как его руки сняли с волос кисейный головной убор и волосы рассыпались у нее по плечам. Затем он расстегнул платье, и оно также упало на пол. На ней осталась одна рубашка. Ее отчаянно трясло, несмотря на тепло осеннего дня.

Музыкант за ее спиной переменил позу. Звуки флейты, дрожа, смолкли. Тишина сохранялась долго, но вот мелодия зазвучала вновь.

– Снимайте все. – Уильям отступил назад, скрестив руки.

Матильда судорожно сжала у горла ворот расшитой рубашки.

– Вы желаете, чтобы я стояла обнаженная на глазах у слуг? – Неожиданно ее глаза гневно вспыхнули. Волна презрения и ярости на какое-то время освободила ее из тисков страха. Она метнулась в сторону, но Уильям оказался быстрее и схватил ее за руку.

– Если вы посмеете мне противиться, я прикажу привязать вас к столбу и отхлестать плетьми, – жестко пообещал он. Он сорвал с нее рубашку и швырнул на устланный камышом пол.

В паническом страхе она ногтями впилась в его лицо, и от ее ногтей на щеке его остался кровавый след. Он выругался и за волосы притянул к себе, жадно припав к ее губам. Одновременно он пытался перехватить ее руки, а она отчаянно вырывалась, стараясь его оттолкнуть. Флейтист тем временем продолжал невозмутимо играть.

Уильям тяжело дышал, пот заливал его лицо. Она замерла, содрогнувшись, и вдруг почувствовала, что своим страхом еще больше его возбуждает. Она вскинула голову и презрительно посмотрела на него. Обнаженная, она стояла перед ним, гордо выпрямившись, чувствуя, как его взгляд скользит по ее телу, совсем недавно бесформенному, а теперь вновь вернувшему стройность и упругость. Только налитые груди напоминали о недавних родах. Она тряхнула головой, и облако волос скрыло их от его жадных глаз. Он облизнул губы и медленно начал снимать накидку.

Снова она услышала шаги на лестнице в углу комнаты. Они приближались. Раздался стук – кто-то настойчиво колотил в дверь. Совсем рядом кто-то кричал. Не обращая внимания на стук, она продолжала смотреть на мужа, но теперь уже с насмешливым выражением на лице. Она увидела, что он оглянулся на занавешенную арку, за которой находился выход на лестницу. Он закинул накидку на плечо.

– Ну, ничего, – выдохнул он. – Пусть нам сегодня помешали, но все еще впереди. А теперь ты забудешь это маленькое происшествие, пока у нас вновь не появится возможность остаться вдвоем, ты слышишь меня? – Он прижал ее к себе и продолжал внушать, глядя ей в глаза: – Ты ничего не будешь помнить, ничего, но когда я прикажу тебе ко мне прийти, ты придешь, Джо, слышишь, ты обязательно придешь.

– Джо! – Ник снова забарабанил в дверь. Он еще раз попытался отпереть ее, но не смог и выругался. – Джо! Я знаю, что ты дома. Открой!

Из квартиры сверху кто-то выглянул.

– Она дома. Я ее видела сегодня не так давно. – Шейла Чандлер спустилась на несколько ступенек. – Вы, наверное, мистер Франклин?

– Она, похоже, меня не слышит, – Ник изобразил на лице улыбку.

– Может быть, она спит. Ребенок не дает ей покоя.

– Ребенок? – озадаченно переспросил Ник и тут же нахмурился, охваченный дурным предчувствием. Но он машинально отметил безукоризненно уложенную прическу женщины и ее элегантного кроя блузку. Затем он застучал в дверь кулаком. – Джо, если не откроешь, я выломаю дверь! – Голос его гулко отдавался на лестнице. У Шейлы Чандлер округлились глаза. Из квартиры вышел ее муж и молча встал рядом с ней.

Когда задвижку убрали, Чандлеры, как по команде, вытянули шеи, но только Шейле удалось увидеть, что дверь открыл мужчина.

– Сэм? – Ник изумленно уставился на брата. – Что за черт, а где Джо?

Сэм отступил, давая Нику дорогу.

– Ник, замолчи, сейчас же. – Он не скрывал своего раздражения. – Ни к чему так ломиться. С Джо все в порядке. – Он закрыл дверь, и Ник обратил внимание на свежую царапинку на его щеке. Сэм был без пиджака, на рубашке не хватало двух пуговиц.