Как ей было не ласкать, не тормошить Яранга, коли он…

А ведь если сказать, что было время, когда Надя не переносила собак, брезгливо морщилась при их виде, а иной раз готова была кричать караул при встрече, трудно будет поверить.

Брезгливо и предубежденно поморщилась она и в тот раз, в вагоне пригородного поезда. Она возвращалась с подругой от знакомых. В купе сидели два молодых парня спортивного вида, и около одного, «жгучего блондина», как определили его подруги, приткнувшись тесно, точно к матери, лежал щенок. Такой маленький, такой беззащитный… Он мог разжалобить кого угодно, только не Надю.

— Может быть, вы уберете свое животное под лавку?

— А что? Вы боитесь его заразить чем-нибудь? Петро, тогда, и вправду, надо принять меры… — И блондин, осторожно поддев щенка под брюшко, невозмутимо переложил его… на столик.

Это было уж слишком. Единственная дочь обеспеченных родителей, избалованная и не очень привыкшая к тому, чтоб было не по ее, Надя взорвалась, как фугасная бомба. Наговорила невесть что (и теперь стыдно, как вспомнит). Подруга тщетно толкала ее в бок. Надя «закусила удила». С нею так бывало. Но, удивительное дело, чем больше она хорохорилась, тем шире расплывалось в улыбке лицо этого… «жгучего блондина». А что же ругаться, если не действует? Надя вдруг споткнулась и умолкла.

— Цицерон, — хладнокровно сказал блондин. — Правда?

— Факт, — подтвердил второй, круглолицый и чернявый.

— О, времена! О, нравы! — трагически-насмешливо воздел руки кверху блондин и вдруг взглянул на Надю так весело, так откровенно-дружелюбно, что окончательно обескуражил ее.

— Вы, милая барышня… — начал он уже другим тоном.

— Я не барышня!

— По мыслям барышня, по рассуждениям, — мягко уточнил он, ничуть не смущаясь. — А так, визуально, вроде бы, ничего…

Она — «ничего?!» Да все мальчишки в классе писали ей записочки, назначали свидания, подолгу терпеливо дожидались за углом, чтоб проводить ее… «Ничего»!!! Но сердиться почему-то уже не хотелось. Что с ним связываться?

— Так вот. Вы просто не представляете по невежеству своему…

— Спасибо, — поклонилась Надя.

— Пожалуйста, — также церемонно отвесил он поклон ей. — … По невежеству своему… (вот противный, еще повторяет!)… не знаете, что такое собака. А вот это существо мы нашли на дороге, какой-то подлец бросил. А может, сам сбежал…

«Сам сбежал»… Такой маленький! Наверное, без матери и есть-то еще не умеет… Вон, тычется носиком во все стороны. Скорее всего бросили его. И у Нади шевельнулась жалость.

— И куда вы его теперь? — поинтересовалась ее подруга.

— Там увидим. Пропасть, во всяком случае, не дадим.

— Факт! — снова с готовностью подтвердил чернявый.

Надя до сих пор не понимает, как получилось тогда: еще минуту назад готова была брезгливо оттолкнуть щенка, сбросить вниз, на пол, а тут рука сама потянулась и погладила малыша. Из-за жалости? А может, захотелось понравиться беловолосому? Но она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе.

Щенок тихонько заскулил.

— Бедняжка…

— Конечно, бедняжка. Хотите, я вам подарю его?

— А что же вы себе не возьмете?

— А у меня уже есть.

— Возьмите второго, раз вы их так любите…

— Кобели — драться будут!

— У него пес — во! — показал приятель, выставив кверху большой палец. — Только уже старый…

— Пенсионер, — серьезно подтвердил блондин. — Обижать нельзя.

Встреча в вагоне оказалась роковой. Да! Не случись ее — не было бы Яранга, многих общих знакомых, не было бы ничего.

Пока Надя шла со щенком к дому, тот уже прилип к сердцу, просто необыкновенное что-то. Такой славный, плюшевый, тепленький. И как она могла считать подобные существа «вонючими»?!

Возможно кое-кого удивит столь быстрая метаморфоза, произошедшая в сознании Нади? Ничего удивительного. С Надей перемены, вообще, случались очень быстро. Она и сама порой не узнавала себя. Было же однажды: шла мимо кинотеатра — видит, дерутся двое парней. Мужчины разнять не могут. Прохожие глазеют. Треснула портфелем по лбу одного, другого, разогнала и пошла дальше. От Нади можно было ожидать еще и не такого. Решение она принимала мгновенно, хотя скажи минуту назад, что поступит именно так, — возмутилась бы. А сделала — как будто ничего особенного не произошло, как будто так и должно быть!

Вот так и вышло с Ярангом. А теперь возрази кто-нибудь против Яранга, вроде того, что Яранг плохой и вовсе не нужен ей… Ого, попробуй только! Да она совсем не представляет себя без Яранга! Весело-то как с ним!

Когда-то она так же увлеченно возилась с куклами; потом на смену куклам пришли книги с картинками; потом — музыка, пианино… Яранг — такой забавный и трогательный в своей детской беспомощности — на время вытеснил все остальное.

У щенка оказался золотой нрав. Только кликни — тут как тут, всегда готов играть, резвиться. Повиснет на тряпке, которой размахивала перед его носом Надя, и рычит, злится притворно… У-у, испугал! Умается, а потом плюхнется и лежит врастяжку, пока не отдышится. А какой смех, когда начинается возня с рыжим котом Апельсином! Апельсинка сперва все фыркал, взъерошится, хвост трубой. А щенок, глупый, не понимает, лезет к нему. Кот лапой, лапой (сколько царапин износил бедный Ярашка) или, бывало, опрокинет щенка, сам отскочит и смотрит, а Яранг поднимется и, переваливаясь неуклюже, опять бежит к нему…

Ярангу полгода. У него встали уши, вытянулась морда, стал пушистым и саблевидным хвост. Теперь уже не Яранг и Апельсин, а Надя и Яранг меряются силами. Они стараются отнять друг у друга веревку. Каждый тянет к себе. Трах! Хозяйка кубарем летит в одну сторону, Яранг — в другую… Не выдержала веревка… Ничего! Крепкая хватка ох как пригодится Ярангу, когда настанут грозные времена.

Надя готовит уроки — Яранг лежит у ее ног, положив голову на скрещенные передние лапы. Какой он стал большой — настоящая овчарка! Выполнив задание, Надя, резвясь (настроение превосходное: последние экзамены, а там — каникулы, лето!), хватает конфеты из вазы на столе: одну — себе, другую — Ярангу. Зажав конфету между лап, Яранг деловито разворачивает ее, сладкое содержимое съедает, бумажку оставляет на ковре.

— А это что? — кричит Надюша, показывая на мусор. — Прибери немедленно! А то больше не получишь! — И Яранг послушно берет бумажку в зубы и относит на кухню в мусорную корзину.

Пока щенок был мал, Надя баюкала, укачивала его, как прежде кукол, ночью вставала, чтоб глянуть: спит ли? на месте ли? А после, когда Яранг вырос, поменялись ролями. Устанет иной раз Надя, готовя уроки, приткнется к Ярангу, положит на него голову и не заметит, как уснет. А он не шелохнется.

Как услышит пес по радио «На зарядку становись!» — уж тут. Надя делает упражнения — он внимательно следит. Отзвучала музыка — сорвется с места, лизнет, дурачится, морда умильная — «наскучался».

Он всегда с нею.

— Пойдем мыть посуду, поможем маме, — говорит Надя.

Надя моет, вытирает и бросает тарелки Ярангу, а тот, подхватывая с виртуозной ловкостью, — только зубы сверкают! — стопкой укладывает их на край стола. Идет работа!

— Ты с ума сошла! — застав друзей за этим занятием, возмущается мать. — Фокусники! Право, фокусники, в цирк бы вас… Только и следи за вами! — ворчит она и принимается заново перемывать и перетирать всю посуду.

«Фокусники»… Видели бы папа и мама, как ловко бегает Яранг по буму… А какой берет барьер — два метра единым махом!

С тех пор, как появился Яранг, дочка сделалась другой. Шалит, правда, и по-прежнему озорница и выдумщица, но стала чаще помогать по дому, появилась в ней какая-то самостоятельность.

— А каковы отметки? — справляется отец у Нади. Оказывается, увлекшись собачьими делами, она запустила школьные. — Имей в виду: не будешь хорошо учиться — расстанешься с Ярангом…

Расстаться с Ярангом?! Ни за что!!! Страшная угроза.