– Да где же я возьму?
– А где Вы берете продукты? На кухне полка. Вот и потрудитесь.
Капитан, видевший в своей жизни немало, перепугался не на шутку.
Через десять минут нам принесли целую тарелку масла и сахара, не тронув то, что лежал у нас на столе.
– Первая победа за нами, – улыбались курсанты.- Всем приятного аппетита.
Через час приехал грузовик. Мы получили обратно свои ремни и пояса, забрались в кузов грузовика, у бортов которого сели выводные с короткоствольными автоматами, и поехали на трудовые работы. Часть солдат с одним выводным высадили где-то по дороге, а остальных привезли в редкий лес недалеко от танковых полков, которые стояли отдельно от дивизии, и совсем близко к зоне строгого режима. Нам поставили задачу на вычищение старых выгребных ям, и мы, человек двенадцать арестованных солдат, плюс курсанты, остались под присмотром выводного. В том же лесу, недалеко от места где нам определили фронт работ, располагался палаточный лагерь со студентами, проходящими военные сборы.
– Бечо, – спросил я выводного, который был родом из Грузии. – Ты свою пушку хоть раз проверял?
– Зачэм мнэ? – флегматично произнес грузин.
– Давай проверим?
– Как?
– Стрельнем патронов у студентов и…
– Нэ надо. Шум будет.
– А мы тихо, в заброшенном туалете.
Патронов у студентов мы набрали немало. Будущие пятикурсники, мечтавшие как можно скорее избавиться от сборов и вернуться домой, без сожаления расставались с тем, что обязаны были расстрелять во время учений. Рожка через четыре короткоствольный АКСу уже не стрелял, а плевался свинцом в окно маленького бетонного туалета, стоящего в лесу рядом с тремя огромными, заваленными мусором и дерьмом, ямами.
– Спать хочу, – глаза грузина закрывались сами собой. – Я уже пятый наряд через сутки.
– Так спи. И мы поспим.
Час все спали тихо и мирно. Первым проснулся выводной.
– Э, мужики, автомат отдайте. Ведь тоже посадят.
– Сейчас отдадим, мы еще пачку патронов нашли.
Патроны закончились как раз во время. Проезжавший мимо УАЗик остановился около нас, и из него вылез тучный полковник с эмблемами в виде змеи, пьющей из чаши.
– Вы чего тут делаете?
– Думаем, как ямы вычищать. У нас две лопаты на пятнадцать человек и…
– Не вздумайте туда лезть!! Это же микробы. Надо бронсбойтом.
– Чем?
– Я сейчас с пожарниками договорюсь. Они машину пришлют. Все вымоют под давлением, а уж потом надо будет подчистить. Ясно?
Подождите тут.
И полковник укатил.
Когда, минут через двадцать, на грузовике приехал помощник начальника гауптвахты, мы мирно сидели кругом и травили нескончаемые армейские анекдоты.
– Почему сидим? Почему не работаем? Ты, – показал он пальцем с грязным ногтем на курсанта. – Бери лопату. Бери, бери! И прыгай вниз.
– Вы чего, товарищ прапорщик? Я в хромовых сапогах. Их потом выкидывать придется.
– Это твои проблемы. Прыгай.
– Не буду!
– Товарищ прапорщик, – влез я. – Тут минут десять назад был полковник Уваров, военврач, он запретил нам туда прыгать.
– Как запретил?
– Сказал, что запрещено санэпидемиологическими нормами. И что чистить мы собрались неправильно. Он сейчас пригонит пожарную машину, и все вымоет, а мы уже потом подчистим.
– И скоро он должен пригнать машину?
– Да минут через десять-пятнадцать, не больше.
– Я поеду, проверю, вы тут подождите, – и прапорщик, забравшись в грузовик, укатил по пыльной дороге.
– Пожрать бы, – почесал пузо выводной.
– Время-то обеденное. А нас не кормили.
– А тут есть где-нибудь магазин? – спросил курсант.
– Есть. Около зоны. Да у меня денег 50 копеек.
– У нас есть, – уверенно ответил курсант. – Нас же так и не обыскивали.
– Строится в колонну по двое, – я, оценив, что удача с нами, взял на себя обязанности старшего.- Равняйсь, смирно. Выдвигаемся в зоновский магазин. Вести себя тихо и скромно. Бечо, убери автомат под плащ-палатку, чтобы не видно было. А вы оба, – посмотрел я на курсантов, – идете рядом со строем. Все будут думать, что вы офицеры.
Так мы и сделали. Через четверть часа мы пришли к зоне. Напротив входных ворот стоял магазин, куда зеки, имевшие право выхода, направлялись, чтобы купить какие-то продукты на заработанные честным трудом советские деньги. Одновременно с ними закупались и офицеры, служившие на зоне.
– Идем я, курсанты и бечо, – сказал я. – Ты спрячешь у себя под плащ-палаткой то, что купим.
Мы зашли внутрь. Выбор был небогатый, как в любом небольшом поселковом магазинчике.
– Вам чего? – продавщица смотрела спокойным, равнодушным взглядом.
– Сушек, овсяного печенья по килограмму и вот тех леденцов.
– Танечка, дай мне пачку "Беломора", – услышали мы сзади.
Старший лейтенант с малиновыми погонами внутренних войск стоял у прилавка.
– Сейчас, сейчас, только солдатиков обслужу, – насыпая сушки в полиэтиленовый пакет, защебетала продавщица.- С вас три рубля сорок три копейки.
Курсанты протянули деньги.
– Бери, бечо, – сказал я, и грузин потянулся обеими руками за двумя объемистыми пакетами. АКСу показав будто обрезанный короткий нос ствола выскочил у него из-под плащ-палатки и грохнулся на стол перед продавщицей.
– Ой, – ойкнула женщина.
– Извэнитэ, – смутился выводной и, поправив автомат, взял пакеты, спрятал их под плащ-палатку. – Извэнитэ, пожалуйста.
– Ничего себе губа в дивизии, – присвистнул старлей, догадавшись, кто мы и откуда.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант, будьте здоровы, – ответил я.
– И вам не болеть, – старлей вышел, прихватив свою пачку папирос.
– Равняйсь, смирно, напра-во! – командовал я стоящими. – За мной шагом… арш.
Строй потянулся в обратном направлении, переходя на строевой шаг, когда появлялся офицер, и я давал команду на равнение. Курсанты шли рядом, и только кокарда выдавала, что они не офицеры. Но на это никто не обращал внимания. Все выглядело как взвод, собранный из солдат разного рода войск, идущий целенаправленно к намеченной цели.
Пожарная машина так и не приехала. Ближе к вечеру за нами прикатил грузовик гауптвахты. Мы с выводным сели у края машины, и она, поднимая клубы пыли и подрыгивая на выбоинах, побежала в обратном направлении.
– Мне надо по дороге бачки для еды забрать, – сказал водила, когда мы садились в машину. – В танковый полк заскочим.
Машина стояла и урчала двигателем, двое арестованных побежали в столовую за бачками, а я смотрел на темнеющее небо, когда из здания танкового полка вышли майор Егерин и подполковник Сазонов. Взгляд подполковника, встретившийся с моим, выразил явное удивление.
– Ты чего тут делаешь, Ханин?
– Как чего, товарищ подполковник? Сижу.
– Это я вижу. Машина-то коменданта. На губе? И записка об аресте имеется?
– Здраааасьте, товарищи офицеры. Все как положено. Записка об аресте, подпись командира полка, печать начальника штаба полка.
– Егерин, это ты его посадил? – спросил кэп начальника штаба.
– Не сажал я его. Оно мне надо?
– Выходит, что Салюткин подделал записку об аресте? – высказал я мысль вслух – Ну, нефига себе.
– Тебя Салюткин посадил?
– Ну, это Вы уже сами разбирайтесь, кто меня посадил, кто подписал записку об аресте и кто поставил печать. А, главное, за что меня посадили?..
– Сколько тебе дали?
– Трое суток. Завтра выхожу.
– До завтра досидишь, – заключил Сазонов. – А то через дивизию тебя вытаскивать тяжелее будет.
– Досижу, куда же я денусь.
– Егерин, пошли, поговорим.
И офицеры, оставив меня в грузовике обескураженного, ушли.
Утро третьего дня началось с громкого крика. Капитан в черных погонах стоял на маленьком плацу перед караульным помещением и орал на прапорщика:
– Ты урод. Ты слышишь? Ты урод и мудак. Ты даже на конкурсе мудаков бы занял второе место.
– Почему?
– Да потому, что ты мудак!! Построить всех немедленно!! Что за чурка стоит в дверях? Дежурный, открыть все камеры, всех на плац.