В этот момент откуда-то из глубины к будке приблизился бородатый мужчина с большой сумкой, что-то сказал вахтерам и, пройдя мимо Клары, двинулся вниз по улице.
– Беги за ним! Беги!
Быстро вышли к каким-то воротам. Клара узнала направление к гостинице. Мужчина только тут обернулся:
– Куда вам дальше, уважаемая?
Клара вежливо ответила, что дальше дорогу знает. Оказалось, мужчине по пути. Пошли рядом. Познакомились. Он – армянин, Вагрич Алавердян. Тут не то чтобы на заработках, а просто скитается, потому что дома нет, а когда-то дом был – в Ленинакане, но семья погибла в 88-м в землетрясении, он в тот период времени учился в Ереване и потому уцелел. От большого горя бросил учебу.
С тех пор ищет себе место. Жил во Франции, теперь в Израиле.
Клара слушала-слушала и вынесла главное: одинокий, можно сказать, внешне интересный, а у нее еще пять дней путевки.
Поинтересовалась, где теперь трудится Вагрич.
Оказалось, там и трудится, где они с Кларой столкнулись, в Армянском монастыре в качестве строителя на подсобных работах.
– Ой как интересно, – воскликнула Клара, – а я за будочкой монастырь и не разглядела. Покажете?
– Женщине нельзя. Вы уже где были?
– Да много где, – на всякий случай сказала неправду Клара. – И знаете, что мне наиболее интересно – ни разу русской речи не слышала. Прямо с переводчиком надо ходить. Я думала, тут этого хватает. А не хватает. Я, когда заблудилась, не удивилась, что ваши со мной по-русски заговорили, потому что как раз внутренне возмущалась, что спросить не у кого, и они вроде изнутри меня подхватили. Бывает же. Тоже наши?
– Наши, из Абовяна.
О себе Клара ничего не рассказала, чтобы осталась загадочность.
Подошли к гостинице. Клара взяла инициативу, картинно, но осторожно, теребя бусы на шее:
– Вагрич, я у вас в долгу. Давайте я вам что-нибудь хорошее сделаю. Может, встретимся завтра, погуляем. Из меня туристка никакая. Мне с человеком говорить надо, а не камни наблюдать. Вы развеетесь, пообедаем в интересном месте. Я угощаю.
Вагрич согласился, не то чтобы с радостью, а вроде неудобно отказать женщине в ее просьбе.
Назавтра была суббота.
Клара прождала Вагрича у входа в гостиницу ровно час, потом решила, что хватит.
На улицах пусто, машин никаких. Все заперто на замок. К тому же обидно. Клара обошла по квадрату площадь Сиона, потом двинулась к площади Давидки, осмотрела пушечку, не то пулемет – памятник на некрасивой улице, пошла наугад, прямо и прямо.
Мертвый город. К тому же солнце развязало внеочередную деятельность.
Клара, разумеется, знала про субботу и про то, что это большой домашний праздник, но ей надо было поесть.
Вернувшись от запертого рынка к гостинице, Клара двинулась в другую сторону. Совсем близко оказался «Макдоналдс» – автобусы с туристами выстроились в ряд, и очередь выглядывала аж на улицу. Пристроилась. Ни слова по-человечески. Американцы, решила Клара, во-первых, потому что «Макдоналдс».
Купила еду на вынос и поплелась в гостиницу.
Для порядка поплакала, поела – и снова вышла на свет. Теперь – в Старый город.
Жара нисколько не спала.
Здесь в торговых рядах и шаурма, и фалафель, и разное питье, и густой морковный сок прямо из нарезанных кусков моркови, и еще много чего съедобного. Клара ела и ела, тормозя у каждой точки питания, пока не поняла, что места внутри нет бесповоротно. Не наблюдалось и лавочки, где бы можно было прийти в себя. Клара брела и брела сама по себе и вышла на смотровую площадку перед Стеной Плача. Сумасшедших не было по случаю субботы. Несколько туристов крутились без дела, пили воду из фонтанчика. И, по всей видимости, собирались уходить по дальнейшим экскурсионным обязанностям.
– Слава Богу, – обрадовалась Клара. Десяток стульев у Стены стояли вразнобой – с женской стороны, и вся Стена была пустой, голой снизу. Хорошее место для отдыха. В тени.
Клара села и закрыла глаза.
Живот вспучился, пища колобродила и просилась на воздух, только выбирала, с какой стороны выйти.
Клара старалась думать об отвлеченном.
В эту минуту пища определилась с выходом, и Клара, забившись в угол между Стеной и какой-то другой стеной, проявила отчаянную слабость.
В животе резало, стреляло, крутило и так далее. Клара уже бесполезно присела на корточки.
От площадки вниз сходила туристическая группа. Клара сидела, вжавшись в угол, ветер разносил запах. И Клара ничего не могла поделать, она утратила всякую связь с тем, что вышло из нее и больше не принадлежало ни ей как личности, ни ее животу.
Несколько туристок подошли к Стене в отдалении от Клары, втиснули записочки в расщелины, что-то пошептали наверх и двинулись вдоль стены, не отпуская ладоней от камней. Вот сейчас приблизятся, и настанет Кларе нравственный конец.
«Только бы не наши, не русские!» – подумала Клара.
Учуяв неприятный запах или еще почему, туристки отпустили Стену и двинулись в обратную сторону.
Клара вздохнула с облегчением и распрямилась.
Простояла так до тех пор, пока туристы не ушли. Кое-как вымылась у крана, удачно расположенного чуть дальше, возле какого-то спецстроения, белье засунула под булыжник в сторонке. Из дома за порог выпрыгнула иссохшая, как саранча, старуха и замолотила кулачками в Кларин адрес.
«Вот так, вот так. Люди записочки несут Богу, на цыпочки тянутся, чтоб повыше, запихивают, надеются на положительную реакцию. А ты вот что, – шепотом кричала на себя Клара, внутренне понимая старуху, – вот какую записочку принесла, разбирайся, Господи».
Но больше не со злом, а в радостном недоумении, что ей не стыдно и легко даже не в животе, а в голове.
Тут завыла сирена. Клара шла по главной торговой улице Старого города – ей навстречу неслись евреи разного вида: в полосатых халатах и меховых шапках, в сюртуках и в шляпах, в пиджачных парах и картузах, с пейсами и просто так. Клара догадалась, что наступил час субботней молитвы и в еврейский квартал спешат богомольные.
Они огибали ее резким изломом, шарахаясь и сбиваясь с шага на мгновение.
Клара шмыгнула в ближайшую раскрытую дверь. Всюду навалены мешки, некоторые с прорехами, пол усыпан разноцветной пылью. В воздухе стоял запах пряностей, из которых Клара различила только корицу и ваниль. Она одурела. Присела на мешок. Потом прилегла. И забылась.
В мороке ей чудилось, что она смотрит в бумажку с именем-отчеством клиента и не может разобрать буквы.
Ее растолкал старик, растолкал, можно сказать, не обидно, без силы. Рукой показал на выход и помахал ладонью: мол, давай выметайся на свежий воздух, нечего тут валяться.
Клара быстро поднялась и, еще плохо соображая, застыла.
Старик махал рукой и кричал наружу. Вошли двое парней, что-то сказали старику, засмеялись, старик тоже.
Один из парней спросил:
– Турист?
– Да, да, Совьет Юнион, – выпалила Клара, – руссо, руссо, – и двинулась к двери.
Тот, который спросил, растопырил руки для объятия, весело сгреб ее, словно курицу, но, внезапно брезгливо скривившись, толкнул к старику.
Клара споткнулась и упала на колени.
Парень что-то быстро говорил старику, тот с осуждением качал головой, глядя Кларе в глаза.
– Я ничего не испортила здесь. Я в другом месте… Вы понимаете. Здесь я ничего не сделала.
Но разве им объяснишь?
Клара лепетала свое, старик и парни в один голос кричали:
– Мани, шекель, – и указывали пальцами на тот мешок, где спала Клара. Деньги требовали.
Клара вытащила из сумки все, что было в кошельке, – таскала наличность с собой, для надежности, и аккуратно, насколько вышло, протянула их старику. Показала пустой кошелек.
– Зэц ол?[22] – вежливо спросил другой парень.
– Всё, только отпустите, – подтвердила Клара.
Старик взял деньги и не считая сунул под хламиду мешочного цвета.
И снова замахал рукой, подметая воздух, – на выход. Теперь все трое улыбались, и Клара тоже, чтоб никого не обидеть.