Я еще раз повторяю, что если человек захвачен чем-либо, то он к этому будет относиться некритически. Возьмем пример обыденной жизни: девушка влюбляется в молодого человека, который не только алкоголик, но еще имеет прескверный характер. Попытки родителей открыть ей глаза на реальность ни к чему не приводят. Она считает, что когда этот молодой человек женится на ней, то она своей любовью перевоспитает его. И, как всегда, такого перевоспитания не происходит. Для того, чтобы духовная работа проводилась успешно, духовный искатель должен быть особенно внимателен ко всему, что влияет на формирование его состояния. Без этого духовная работа не может быть сделана.

Одна из этих иллюзий – наше прошлое, другая – будущее. Сколь долго бы мы ни прожили, мы воспринимаем наше прошлое как находящееся рядом с  нами и мы живем так, как будто наше будущее бесконечно. Мы растрачиваем наше время на пустяки, под предлогом что нам нужно отдохнуть, отдаемся воспоминаниям о нашем прошлом, пытаясь уже прошедшими, сознательно приукрашенными событиями питать свое эго. Но все, что было в прошлом, уже прошло в свое время через "пищеварительный тракт" эго, но с возрастом мы все чаще возвращаемся к уже однажды переваренной пище, чтобы пожевать ее еще раз. В прошлом существует иллюзия оценки событий. И сколько раз мы возвращаемся к нашему прошлому, столько раз оцениваем его, каждый раз меняя наше отношение к происходившему, и, конечно, каждый раз мы бываем субъективными и каждый раз по-иному. Живя в прошлом, мы в этот период не живем в настоящем, мы вообще не живем, и те периоды времени, в которые мы "пережевываем" свое прошлое, выбрасываются из нашей жизни. Именно это является причиной того, что во второй половине жизни время летит быстрее. И чем больше у нас прошлого, тем меньше настоящего. Но время проходит без пользы и тогда, когда мы живем в будущем, потому что единственно реальное время – это настоящее. Почему же прошлое для человека – иллюзия? Реальность – это то, что воспринимается нами таким, каково оно есть в действительности. Имеется в виду не только реальность объектов или событий, но и правильное определение причин и следствий этих событий, их оценка. Но правильное определение и оценка причин и следствий возможна только в том случае, если человек не находится под влиянием своего эго. И у человека нет никакой возможности осознать реальность прошлого такой, какой она была в действительности. Нет у него и возможности предвидеть реальность будущего, потому что в этой реальности он отводит для себя место или преуспевающей личности или страдальца, хотя ожидаемое будущее, возможно, придет, когда этого человека уже не будет в живых. У человека есть только одна возможность – выйти за пределы иллюзий, а эта возможность скрыта в настоящем. Дело в том, что эго существует вне настоящего, осознавание настоящего для него невозможное состояние. Оно может действовать в настоящем, но по планам из прошлого. Можно сказать, оно видит настоящее как свое ближайшее будущее, или свое прошлое, но оно не может быть в настоящем, потому что "здесь и сейчас" – невыносимая для эго реальность, в которой присутствует Бог.

Когда между людьми или любыми другими живыми объектами происходит общение, то мы всегда воспринимаем у объекта, с которым взаимодействуем, только какую-нибудь одну ипостась. Из нее мы строим целое – фантом – и в дальнейшем относимся к этому объекту с позиций, соответствующих построенному прежде фантому. Но фантомы обычно однобоки, и поэтому человек в своих общениях с миром всегда негармоничен, нередко даже испытывает страдания, потому что объекты, с которыми он повторно вступает в отношения, зачастую предстают перед ним в другой своей ипостаси, или же сам человек находится в другом состоянии, которое не соответствует тому времени, когда возник первичный фантом. Несходство фантомов всегда порождает некоторый дискомфорт, пусть незначительный, и поэтому часто не осознаваемый. В некоторых случаях это могут быть страдания. Возьмем пример, когда человек совершил какой-либо проступок, который мы  не можем ему простить. Фактически в нем, в этом человеке, прежде уже было то качество, которое позволило ему совершить этот проступок, но мы просто не знали об этом и поэтому считали, что такое совершенно невозможно. В действительности следовало бы достроить тот фантом, который был создан нами при первой встрече с этим человеком. Достроить фантом, сделать его более полным – это значит простить этого человека. Но мы стремимся смотреть на все, что происходит вокруг нас, с таких позиций, чтобы нам не надо было кого-либо прощать. Особенностью человека является его стремление иметь определенность в окружающем его мире. Определенность – это нечто имеющее какие-то границы или возможностей или особенностей. В действительности же этих границ не существует. Мир текуч и находится в постоянных изменениях, и в связи с этой иллюзией нашего восприятия мира, при которой мы награждаем его определенными границами, мы постоянно сталкиваемся с его несоответствиями с нашими внутренними фантомами.

Есть еще одна причина этих несоответствий. Когда мы встречаемся с какими-то объектами, то качество фантома во многом зависит от того, в каком эмоциональном состоянии мы в данное время находимся. Эмоциональное состояние всегда накладывает на создаваемый фантом свою окраску, свое к нему отношение. В следующий раз, встретившись с этим объектом, мы можем даже не узнать его, так как наше состояние будет совершенно другим. Нам нужно согласиться с тем, что все, с чем мы встречаемся, не завершено, что мы видим только одну его часть, что этот объект сам постоянно находится в контакте с миром и поэтому тоже постоянно меняется, – в этом случае у нас исчезнет один из источников наших страданий.

Дело в том, что мы хотели бы чтобы мир соответствовал нашему о нем представлению, а в действительности все должно быть наоборот мы должны постоянно соответствовать непрерывно изменяющемуся миру.

Значимость всего, с чем сталкивается человек, определяется не действительной ценностью этого объекта, каким бы он ни был. При определении ценности чего-либо люди часто ориентируются не на то, насколько ценна сама по себе вещь, а на то, насколько значимым был тот, кто ее создал или кому она принадлежала. Предположим, мы решили показать не искушенному в искусстве зрителю какой-либо рисунок Пикассо и спросили его мнение об этом рисунке, неискушенный зритель начнет искать в этом рисунке глубокий смысл и в конечном счете найдет его, чтобы дать ему высокую оценку, потому что его нарисовал Пикассо. Но если мы скажем нашему неискушенному зрителю, что этот рисунок нарисовал местный клубный художник, то зритель не будет старательно всматриваться в это произведение искусств, и даже  может сказать: Что он тут намазал? Или, "что он этим хотел сказать?" А если мы сообщим нашему неискушенному зрителю, что этот произведение из коллекции рисунков учеников школы для умственно отсталых детей, то зритель начнет искать в этом рисунке отражение глупости художника.

Но не только автор определяет значимость. Главным оценивающим авторитетом является мнение. Если бы о Пикассо сложилось мнение, что это посредственный художник, то его картины так же считались бы посредственными, а некоторые из них оценивались бы еще ниже. (можно еще привести в качестве примера Черный Квадрат Малевича – картина которого оценена в 20 миллионов долларов) На тех вещах, которыми мы пользуемся, всегда лежит печать мнений; на тех идеях, которые витают в воздухе или уже нашли место в наших умах, также лежит печать мнений, и мы ориентируясь на мнения определяем место на полочках нашей памяти всему, что окружает нас. И не только ценность того, что окружает нас и чем мы пользуемся, но и ценность нас самих так же определяется мнениями. И если то, что окружает нас, мы примем вместе с оценивающим мнением, то за мнение о самих себе мы постоянно боремся. Мы уверены, что люди в чем-то недооценивают, значительно реже – переоценивают нас, и прилагаем множество усилий, чтобы исправить ошибку недооценки или, скромно потупив глаза, принимаем переоценку.