Когда-то Эйнштейн сказал Великовскому, что подобные явления не могут быть случайными. Догма сильна. Ни Коперник, ни Бруно, ни Галилей не поколебали аристотелианство до основания. Разве сейчас, в середине XX века, ему не приходится воевать против той же догмы?

В «Мирах в столкновениях» он затронул проблему человечества в забытье. Не написать ли книгу о том, как и почему человечество забыло о катастрофах, обрушившихся на Землю? Как память об этом ушла в подсознание? Это будет книга о том, как опасна для человечества такая амнезия. Да, следует выполнить свой врачебный долг. Книга сможет стать пособием для лечения больной психики человечества. Надо подумать об этом. Но — не превозмогая боль. Успокоится ли она когда-нибудь?

Книгу можно назвать «Человечество в амнезии». Пожалуй, это название соответствует тому, что ему хотелось бы рассказать…

В больнице Рамбам сотрудники занимались не философией, а врачеванием, тем, что было сильной стороной деятельности средневекового медика. Великовский вышел из послеоперационного состояния в минимальный срок. Эстафету из «рук» больницы приняли заботливые руки Элишевы и Шуламит.

Наступил 1958 год.

Холодные дожди сменялись по-летнему теплыми днями. Хайфа была необыкновенно красива. Промытая зелень спускающихся к морю улиц, тихое очарование кварталов, примыкающих к Техниону, вид загадочно-фантастических отсюда, сверху, сооружений заводов на северной окраине, глубоко врезающаяся в полуостров бухта с постоянной суетой южного порта, — все это было таким родным, таким необходимым, что. порой, хотелось сказать самому себе: «Хватит! Кое-что ты сделал. Можно и отдохнуть».

Но заложенное в генах беспокойство требовало продолжить работу. Надо возвращаться в Америку. Шестьдесят два с половиной года даже формально — не пенсионный возраст.

Весеннее тепло обласкало атлантическое побережье, университетский городок, поля Нью-Джерси. Казалось, во всем мире наступило потепление. И не только в природе.

Из Принстона в Советский Союз отправлялась полунаучная, полутуристская группа.

Великовский попросил знакомого профессора встретиться с братьями — Александром и Даниилом, если это окажется возможным.

По возвращении из Москвы профессор рассказал о странных вещах, помешавших ему исполнить эту просьбу. В телефонной книге он нашел соответствующие номера. В течение всего пребывания в Москве попытки дозвониться по одному из телефонов оставались тщетными. А по второму… Ему ответил немолодой женский голос. По-русски, хотя и не без некоторого затруднения, профессор объяснил цель своего звонка.

После непродолжительной заминки женщина испугано сказала, что Великовский в этой квартире не живет и, пожалуйста, больше сюда не звоните. Решив, что в телефонной книге указан неправильный номер, профессор набрал 09 — справочное бюро. Нет, в телефонной книге не было ошибки. Профессор снова набрал гот же номер. Знакомый женский голос, уже откровенно враждебно, предложил ему не разыскивать Великовских. У них нет никаких родственников в Америке и вообще за границей.

Очень странно!

Великовский грустно улыбнулся. В отличие от профессора, он-то знал, что это не странно, а страшно. Оставалось только — время от времени ездить в Филадельфию, просматривать в библиотеке советские химические журналы и, находя в них статьи Александра и Даниила, радоваться тому, что они еще живы.

Летом 1958 года Великовский был на распутье. В течение нескольких лет он безуспешно пытался убедить научный мир проверить его теории. Он писал статьи, которые, как надеялся, пробьют себе путь в научные журналы. Пополнял архив. относящийся к его теориям. Единственной отдушиной были спорадические лекции на геологическом факультете, которые ему устраивал добрый порядочный Гесс, с пиететом относящийся к нему лично, но не к его теории.

Надо было решать, чему отдать предпочтение — продолжить ли реконструкцию древней истории, либо заняться другими проблемами, связанными с его теорией.

Идея книги «Человечество в амнезии» все более обрастала плотью. Пока еще только в мозгу и в коротких заметках. Он понимал: его врачебный долг — написать такую книгу. Но он смертельно устал. Сказались годы нечеловеческого труда. Сказались болезнь и операция. Стоило взглянуть в зеркало и увидеть абсолютно белые волосы, чтобы понять нереальность дальнейшей работы в том темпе, в котором он действовал всю жизнь. А тут еще Гораций Кален настойчиво требует вернуться к далекой заброшенной книге о героях Фрейда. В самом деле, почему бы не дать себе некоторую передышку? Тем более, что сейчас он значительно лучше понимает место этих героев в истории.

Великовский извлек старую рукопись и погрузился в работу над книгой «Эдип и Эхнатон».

В апреле 1958 года, когда Великовские еще были в Израиле, из Америки пришла радостная весть. Рут сообщала о рождении дочери Кармель. Да у него огромное богатство: пять внуков и внучек, две дочери и три книги, которые Великовский называл «сыновьями». 1958 год был омрачен тяжелой утратой — умер профессор Роберт Пфейфер, выдающийся ученый, человек удивительной цельности и честности, высоких принципов и благородства. Роберт Пфейфер, верный незаменимый друг. Единственный в Гарвардском университете, кто восстал против банды преследователей Великовского.

Мир стал беднее.

В начале 1960 года издательство «Даблдей и K°» опубликовало книгу Иммануила Великовского «Эдип и Эхнатон — миф и история». Три предыдущих книги были посвящены Элишеве, отцу и дочерям — Шуламит и Рут. Четвертую книгу Великовский посвятил Горацию М. Калену, который был у ее истоков двадцать лет назад, и который в течение двадцати трудных лет оставался верным и надежным другом.

Книга раскупалась, как и другие книги Великовского. Ее почти немедленно издали в Англии. Но научный мир встретил ее враждебным молчанием только потому, что она была написана Великовским. Правда, 5 апреля 1960 года в газете «Чикаго трибюн» появилась большая положительная рецензия одного из ведущих американских классицистов, профессора Чикагского университета Гертруды Смит.

Ровно восемь лет назад профессор Олбрайт резко выступил в нью-йоркской «Геральд трибюн» против «Веков в хаосе», хотя он признался, что не мог найти ни единого возражения по поводу содержания книги. Сейчас Олбрайт снова опубликовал в «Геральд трибюн» статью, правда, очень деликатную, в которой высказал сомнение в возможности контактов между Египтом и Грецией в такие ранние времена. Профессор-историк явно забыл об имеющихся данных археологических исследований.

Когда в 1952 году «Протоколы Американского философского общества» опубликовали очередной пасквиль Пайн-Гапошкин, было ясно, что в борьбе с Великовским одними эмоциями уже трудно обойтись. На помощь коллеге по Гарвардской обсерватории пришел астроном Дональд Менцель, добавивший «количественные опровержения абсурдных гипотез Великовского». Для того, чтобы произошли чудовищные коллизии в космосе, потенциал электрического заряда Солнца должен быть 1019 вольт. И вдруг в 1960 году австралийский астрофизик профессор Бейли опубликовал статью, в которой сообщил, что Солнце является огромным конденсатором, потенциал электрического заряда которого 1019 вольт. Бейли не знал, что именно такой потенциал назвал Менцель, чтобы убедить читателей в абсурдности теории Великовского.

В этом же году профессор А. Т. Вильсон из университета Виктория в Веллингтоне (Новая Зеландия) установил, что при электрическом разряде в метано-аммониевой атмосфере (подобной атмосфере Юпитера) образовываются тяжелые углеводороды. Спустя два года, подтверждая теорию Великовского, но забыв упомянуть его имя, Вильсон напишет, что нефть на земле может быть космического происхождения.

В мае 1960 года, после почти шестинедельного пребывания американского космического корабля «Пионер V» на орбите вокруг Солнца, NASA созвала пресс-конференцию.