Ты говорил то и дело,

что тело –

лишь одна из твоих примет,

а тебя – нет.

Есть лишь один заблудившийся призрак,

по которому запросто воссоздаёшь

всё, что было. Точнее, – его признак.

А если ещё точнее – ложь.

Пустота проявляется медленно, как на пленке, –

словно воздух в дублёнке,

обретая лишь форму и формулу,

что земля состоит из песка –

форменная

тоска.

Что с каждым взмахом ресниц око

становится частью лица, как окна

становятся частью дома.

А душа в темноте – бездонна,

и вмещает в себя другую душу.

Так до утра,

пока, как корабль на сушу,

душу не выбрасывает волна страсти.

Это – как застенчивое «здрасьте»,

обращённое к голому в бане

с прибавлением имени-отчества.

А душа – одна,

как дурак в нирване.

И утро – ад одиночества.

Ты говорил, что день –

тень

невыносимого бытия,

сотканного из лжи.

А я?

Скажи.

Да, ликующий вечер в себе таит

ожидание встречи, и так томит

запах памяти плоти, что страшно даже.

Но душа – всё дальше.

Да, колотится в горле пульс,

словно ищет выход душе из тела.

Только дверь заколочена.

Дом твой пуст.

Пер. Ефим Бершин