Уэбб уже был в столовой. При виде его Анне стоило больших усилий отогнать от себя воспоминания о сегодняшних съемках, особенно после того, как, проигнорировав карточки рядом с приборами, он подошел и сел рядом с ней на место Гарриса.

– Привет, Энни. Как ты себя чувствуешь?

– Замечательно! А почему ты об этом спрашиваешь?

Она сама понимала, что ее потуги на непринужденность выглядели довольно жалко. Его волосы были влажными. Интересно, сколько он провел под душем? Со съемок он уехал вместе с Анной-Марией – это она точно помнила.

– Почему? Наверное, потому что меня это интересует.

Его золотисто-желтые глаза напомнили Анне о бенгальском тигре, которого она однажды видела в зоопарке. Огромный зверь делал вид, что спит, но чувствовалось, что в любую секунду он готов к прыжку. Не выдержав этого пристального взгляда, Анна отвела глаза. Сосредоточенно намазывая хлеб маслом, она тихо проговорила:

– К чему эти игры, Уэбб? Почему ты не хочешь оставить меня в покое и направить свои усилия в другое русло?

Рассмеявшись, Уэбб взял нож из ее предательски дрожащей руки.

– А почему ты не хочешь перестать притворяться и бороться с собственными чувствами?

Его прикосновение подействовало на нее, как удар электрического тока. Голос был мягким и бархатистым.

– Ты трусишка, Энни. Всегда пытаешься куда-то убежать. Ты убегаешь только от меня или от всего?

В эту минуту она его ненавидела. Он был так чертовски уверен в себе! Его слова терзали ее, били по самым уязвимым местам. Уэбб знал ее слабости и сознательно играл на них. Будь он проклят!

Стараясь придать голосу бесстрастность, она спросила:

– Чего ты от меня хочешь, Уэбб?

Анна-Мария внимательно наблюдала за ними. Так же как и Клаудия, сидевшая за другим концом стола. Даже доктор Брайтман казался обеспокоенным.

– Мне очень трудно ответить на этот вопрос, Энни. Я сам точно не знаю. Ты никогда не давала мне возможности разобраться в этом до конца.

– Это не ответ!

Рука Анны судорожно сжала нож.

– Я знаю, – Уэбб накрыл ее руку своей. – Только не нужно снова набрасываться на меня с этой штукой, ладно? Мне кажется, что нам необходимо поговорить, малышка. Давай прогуляемся под луной – подальше от недремлющего ока камер.

Анна понимала, что от Уэбба не укрылся испуг, промелькнувший в ее взгляде при этих словах. Но ответить она не успела. Помешал Карим, который явился с опозданием и занял место справа от нее. Позднее Анна не могла понять, обрадовал или огорчил ее его приход. Но то, что он моментально разрушил ту едва ощутимую связь, которая возникла между нею и Уэббом, было несомненно.

– Мы только что закончили смотреть экстры. Жаль, что тебя не было с нами. Ты совершенно замечательная актриса! Я никак не могу дождаться съемок наших сцен. Особенно теперь, когда я увидел, как хорошо ты входишь в роль.

Губы Карима искривились в подобии улыбки, но взгляд черных глаз был злобен и угрюм. Анна заставила себя улыбнуться в ответ. Ее чувства вновь брали верх над разумом. Она избегала смотреть на Уэбба, но не могла не ощущать его присутствия. Выпустив ее руку, он повернулся к ней спиной и стал разговаривать с Сарой, которая спустилась к столу одновременно с Каримом.

Его слова остались без ответа, так же как и многочисленные вопросы, которые она задавала себе сама. Что ж, тем лучше! По крайней мере, общаясь с Каримом, который совершенно не скрывал своих чувств и намерений, ей было легко сохранять хладнокровие.

Хладнокровие… Если бы она могла всегда оставаться спокойной и невозмутимой! А ведь Крег еще в Лондоне предупреждал ее. Почему она тогда не прислушалась к его словам? Хотя Уэбб тоже по-своему прав. Она действительно все время пытается убежать от самой себя, якобы в поисках своей истинной сущности. А было ли там вообще что искать?

Отдаленный грохот прибоя не давал Анне заснуть. Она встала с постели, быстрым, но осторожным движением раздвинула тяжелые занавеси и открыла окно, выходящее на узкий карниз. Холодный соленый воздух освежал лицо и тело.

«Давай прогуляемся под луной», – сказал Уэбб перед приходом Карима. До полнолуния осталось совсем недолго, и прибывающая луна казалась каплей ртути, перекатывающейся среди черных скал. Ее холодный свет посеребрил поверхность моря, испещренную темными пятнами водорослей.

Ребенком она любила сидеть на балконе, вцепившись в железные перила, и смотреть на океан. Она ждала, что вот-вот на горизонте покажутся мачты приближающихся кораблей. Иногда в туманные дни ей даже казалось, что она видит наполненные ветром паруса и черный флаг с эмблемой смерти. Пираты. Но мавританская принцесса не боялась их. Она сама станет такой же, как они. И у нее будет свой корабль, как у Анны Бонней…

На горизонте вспыхнул огонек, и повзрослевшая Анна подумала: «Рыбаки. Вышли на ночной лов».

А если бы она все-таки согласилась прогуляться с Уэббом под луной? Что тогда?

Запись была очень четкой. Брайтман действительно оказался весьма добросовестным и услужливым человеком, но, к счастью, и столь же недалеким.

– Я ненавижу его… Я действительно его ненавижу! И презираю. Я не хочу, чтобы он ко мне прикасался, но когда он все же это делает, я не понимаю, что со мной происходит. Даже сегодня, когда на нас смотрели десятки людей, я забыла обо всем на свете. Понимаете?.. Господи! Что же это получается? Я всегда считала, что не вполне полноценна как женщина. И это действительно так. Но когда он прикасается ко мне, я не знаю, что со мной происходит. И не понимаю, почему это происходит. Для меня ведь совершенно ясно, что я для него ничего не значу. Он… как называется мужской вариант нимфомании? Ладно, пусть будет сатир. Ему вполне подходит это слово. Он просто любит этим заниматься, все равно с кем. И я это прекрасно осознаю. Но как только он прикасается ко мне, я перестаю быть собой и становлюсь совершенно другим человеком. Когда мы встретились в первый раз, я была уверена, что фригидна. Я и до сих пор фригидна… со всеми остальными. Даже с людьми, которые мне небезразличны и которым небезразлична я. А Уэбб мгновенно превращает меня в блудливую кошку… Я, кажется, уже говорила, что презираю его? Так вот, себя я презираю еще больше!

В голосе Брайтмана звучали профессионально-успокаивающие нотки:

– Он был первым мужчиной, с которым ты испытала оргазм? Тогда это вполне нормально, Анна. Все твои чувства понятны и легко объяснимы. Пойми это раз и навсегда. Первое в жизни сексуальное удовлетворение у тебя ассоциируется со свободой вообще, со снятием ограничений, с освобождением из-под опеки. Тебе нечего стыдиться своих чувств. Прими их как данность. Все люди испытывают половое влечение. Это совершенно нормально.

– Да, но это не объясняет, почему я испытываю его именно к… к этому мерзавцу!

Гаррис уменьшил звук. К сожалению, на этом месте к Брайтману пришла Джина Бенедикт. Когда он повернулся к Эспинозе, его лицо не выражало никаких чувств.

Сал был, как всегда, невозмутим. Потянувшись и зевнув, он лениво проговорил:

– А она, оказывается, очень страстна. Но, к сожалению, совершенно этого не осознает. У нее в голове все перепуталось, как, впрочем, у большинства американских женщин. Несколько столетий они добивались свободы, а когда наконец добились, то совершенно не знают, что с ней делать! Им обязательно нужно отождествить сексуальное удовлетворение с любовью. А когда из этого ничего не получается, они совершенно теряются. Правда, ей именно это придает определенный шарм. Мне самому стало интересно, смогу ли я пробудить в ней страсть. Но без всех этих глупостей, которые обычно называют любовью!

В голосе Гарриса послышалось легкое раздражение:

– Здесь все будет зависеть только от тебя самого… И от Анны, конечно. Меня же гораздо больше беспокоит Уэбб Карнаган и то, что у него на уме. Анне-Марии удалось выяснить не слишком много.

– По крайней мере, нам известно, что он очень осторожен. Но тому может быть несколько причин. А что слышно от нашего агента?