– А там ничего не говорится о… о других людях, которые принимали участие в съемках? С ними все в порядке?

Медсестра с любопытством взглянула на нее, но Анне было совершенно безразлично, что о ней подумают. Она должна была знать. Наверняка. Ей надоело лелеять призрачную надежду.

Когда поздно вечером к ней в палату вошел Ричард Риардон, Анна полусидела в кровати, опершись на подушки. Их взгляды встретились, и она почувствовала, что ее лицо столь же сурово и бесстрастно, как и его. При всем желании она не могла воспринимать его как отца. Он так и остался для нее призрачной фигурой – воплощением всего, чего она никогда не понимала и не поймет.

– Как ты себя чувствуешь, Анна? – вопрос прозвучал так же церемонно, как и все, что он говорил. Казалось, он совершенно не изменился со времени их последней встречи. Господи, неужели с тех пор прошло почти два года? Между ними по-прежнему не было ни теплоты, ни взаимопонимания. С тем же успехом они могли быть совершенно чужими друг другу людьми… впрочем, они и были ими.

– Спасибо, хорошо. Разве ты не говорил с доктором? Он сказал, что если я буду хорошо себя вести и выполнять все предписания, то… смогу выйти отсюда через пару недель.

«Выйти», а не «вернуться домой». У нее не было дома. Дом – это безопасное, хорошо знакомое место, куда всегда можно прийти и где, как говорится, стены помогают. Абсурд!

Наверное, ей никогда не удастся окончательно преодолеть враждебность по отношению к этому человеку. Чего он хочет от нее? Зачем он сюда пришел? Интересно, действительно ли он приказывал убить ее? Хотя в последнее время ей столько всего говорили…

– Сегодня мне нужно возвращаться в Вашингтон.

Он стоял спиной к свету, и Анна не могла видеть его лица.

– И я хотел увидеть тебя перед отъездом.

Этот бесстрастно-вежливый голос был ей слишком хорошо знаком.

Внезапно Анна почувствовала страшную злость на этого невозмутимого человека. Чего ради она позволяет ему уйти вот так, не ответив ни на один из мучивших ее вопросов. Ведь он же мог использовать ее в своих целях. Использовать безжалостно, руководствуясь лишь одной целью – обезопасить самого себя и свою драгоценную Организацию.

Судорожно сглотнув, она заставила себя заговорить:

– Перед тем как уйдешь, я бы хотела спросить тебя кое о чем. Ведь единственный источник информации, которым я располагаю, – это газеты.

Он как будто ожидал этого:

– Естественно. Это тоже одна из причин, по которой я пришел навестить тебя. Лучше, если ты узнаешь правду непосредственно от меня, а не от… кого-нибудь другого.

Его колебание длилось буквально доли секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы Анна немедленно подумала о Уэббе. Неужели он имел в виду именно его? «Не торопись, – напоминала она себе. – Еще рано. Об этом ты сможешь спросить несколько позже». Сейчас же ее интересовал вопрос, знал ли этот хладнокровный незнакомец о том, кто был любовником его жены. Знал ли он, что этот человек убил ее и женился на его дочери? А если знал, то имело ли это для него какое-то значение?

К ее большому удивлению, он отошел от балконной двери и сел на один из неудобных, жестких больничных стульев рядом с кроватью.

По крайней мере, он не увиливал и не лгал. Без малейших колебаний он спокойно и полно отвечал на ее сбивчивые вопросы. Наконец-то все куски этой омерзительной головоломки стали на свои места. И лишь в самом конце Анна решилась спросить о самом главном. О том единственном, что по-настоящему волновало ее.

Мадридский аэропорт медленно плавился под жарким испанским солнцем. Анна взяла с собой только один чемодан, настолько маленький, что она даже не сдавала его в багаж. Но, несмотря на небольшие размеры, он был достаточно тяжелым, и Анна уже начинала нервничать. Чертов Уэбб! За все те недели, что она провела в больнице, он удосужился прислать ей только одну открытку, на которой совершенно неразборчивым почерком была написана какая-то банальность вроде: «Жаль, что тебя здесь нет».

В течение трех недель она разрывалась между злостью и обидой, особенно после того как прочитала, что он начал сниматься в Испании в новом фильме. Съемки «Жажды славы» были отложены на несколько месяцев, и он решил не терять времени даром. Узнав, что его партнершей снова будет Кэрол Кокран, Анна заскрежетала зубами. Да, он говорил, что между ними давно все кончено, но…

Временами ей казалось, что эта больница и неизменное общество одной и той же медсестры сведут ее с ума. Она ненавидела себя саму и собственную немощь, которая держала ее в этой тюрьме. Она ненавидела ежедневные обязательные прогулки под пристальными взглядами остальных пациентов. Все они читали газеты, и Анна являлась объектом их неуемного любопытства, а иногда и жалости.

Кроме того, ее донимали бесконечные посетители. Конечно, они приходили из наилучших побуждений, но от этого было не легче.

Сара Веспер, как всегда, безупречно одетая и благоухающая, собиралась уезжать на отдых в Грецию. «Ты должна обязательно навестить меня, Анна. Это именно то, что тебе нужно. Таки всегда предоставляет в мое распоряжение свою виллу. Она великолепна!»

Приходила к ней и Джина Бенедикт. Ее визит вызвал особо пристальное внимание всех медсестер в отделении. Под тем или иным предлогом они заглядывали в палату к Анне, чтобы рассмотреть необычную гостью.

Ее навестили почти все… кроме Уэбба. И к тому времени, когда пришла открытка, она уже вполне созрела для того, чтобы порвать ее не читая. Возможно, она именно так бы и поступила, но ей помешал приход Сала Эспинозы с неизменной улыбкой дружелюбного тигра, обнажающей великолепные белые зубы, сверкающие на фоне загара.

Анна недоверчиво посмотрела на него и попыталась изобразить радушие. Но это далось ей с большим трудом, даже после того, как он галантно поцеловал ей руку.

«Я непременно должен был увидеть тебя перед отъездом. Ты прекрасно выглядишь».

Ее так и подмывало сказать какую-нибудь гадость, но она вовремя сдержалась и вежливо ответила:

«Удачи тебе на следующих гонках. А как поживает Ив? Он не очень расстроился из-за фильма?»

«Он собирается возобновить съемки, как только представится такая возможность. И когда ты достаточно окрепнешь, для того чтобы снова сниматься. – Он покачал головой. – То, что произошло с тобой, просто ужасно. Тебе необходимо как можно скорее забыть обо всем. Впрочем, тебе наверняка уже говорили об этом и без меня. Жизнь продолжается. По крайней мере, для тех, кто выжил».

«Конечно, ты совершенно прав». Ей хотелось, чтобы он поскорее ушел. Его визит пробуждал слишком много воспоминаний. И далеко не все они были приятными.

Но внезапно он резко сменил тему:

«Думаю, мне не стоит особо засиживаться. Но я пообещал Уэббу, что обязательно навещу тебя. Той ночью он вел себя как сумасшедший! Я даже начал опасаться, что эти морские пехотинцы просто застрелят его. И там еще был этот совершенно ужасный человек, который все время ухмылялся и называл себя старым другом Уэбба. Хотя у меня создалось впечатление, что Уэбб его терпеть не может, особенно после того, как этот – кажется, его звали Питер – сказал, что Уэбб должен уехать со всеми остальными. – Эспиноза на время задумался и спросил: – Он давал о себе знать?»

«Да, – сухо сказала Анна, – он прислал открытку».

«Некоторые мужчины не особенно любят писать письма. Но ты обязательно должна будешь поехать к нему в Испанию. Конечно, после того как окончательно поправишься. Солнце и тепло пойдут тебе на пользу. К тому же после всех этих событий тебе просто необходим своего рода отпуск».

Отпуск… Ну что ж, пусть будет так. Несмотря на жару, ее руки были совершенно ледяными и мокрыми от пота. Телеграмму Уэббу она послала в самую последнюю минуту. А вдруг он не смог вырваться? А вдруг просто не захотел? Разве она может сказать, что понимает Уэбба даже после всего того, что между ними произошло? И сможет ли когда-нибудь понять?