В холле гостиницы не было никого, кроме клерка, но он даже не взглянул на них.

На улице бледное лицо Анны разрумянилось от резкого ледяного ветра. Закутанный водитель снегоуборочной машины приветливо помахал рукой. Анна ответила. Потом ей казалось, что она чувствует спиной его взгляд. Он явно наблюдал за тем, как Уэбб нетерпеливо потащил ее за собой вверх по улице.

Они остановились у электрических ворот в высокой каменной стене, увитой заиндевевшими остатками плюща; за воротами начиналась подъездная аллея к дому. Задыхаясь от быстрой ходьбы, Анна оперлась на руку Уэбба. Несмотря на мороз, она ощущала тепло его тела.

– Так, значит, в этом замке король прячет осиротевшую принцессу с шелковыми серебристыми волосами… Энни, ты всегда прячешься за высокими стенами? А где же твой знак «Не входить. Частное владение»?

– Там же, где и твой «Берегись. Сексуальный маньяк на свободе», – парировала она.

Откинув голову назад, Уэбб весело рассмеялся. Когда он вновь посмотрел на нее, в глазах уже не было насмешки – в них плясали веселые искорки.

– Бедное дитя. Значит, вот за кого ты меня принимаешь? Ну что ж, надо держать марку. Давай подумаем: мы занимались этим в театре и в гостинице, так? Как насчет того, чтобы попробовать прямо здесь, у стены? Или ты боишься скрытой камеры?

Прижатая к стене, она рассмеялась, но потом каждой клеточкой тела ощутила его растущее желание. Их губы разделяло всего несколько сантиметров, но, поддразнивая Анну, Уэбб крепко держал ее голову обеими руками.

– Уэбб!

– Это лишь твоя вина, маленькая ведьма из Новой Англии. Зачем ты околдовала меня? Я все время хочу обладать тобой… снова и снова. Когда ты закрываешь глаза – вот так, как сейчас, я теряю власть над собой. Хочу тебя еще… и еще… и еще…

«Когда Уэбб проявляет все свое обаяние, редкая женщина может устоять. Он это знает. И умело использует»… Чьи это были слова? Кэрол? Или Гарриса?

Но как только его губы коснулись ее, она жадно ответила на поцелуй, почувствовав, как по телу быстро разливается тепло. Какое ей дело до всех этих предупреждений? Сейчас хотелось только одного – вновь быть с человеком, который наконец разбудил в ней женщину.

Обрывки мыслей мелькали в голове, но Анна гнала их прочь. Она хотела не думать, а чувствовать – зарываться пальцами в его волосы, прижиматься к нему все крепче, заставляя тело гореть, несмотря на окружающий холод.

– Энни! – наконец прошептал он. – Какой же я дурак! Мне нужно было запереть тебя в своей комнате и выкинуть все вещи в окно, чтобы ты не могла убежать…

У него было неприятное чувство, что Анна использует его. Но для чего? Для бегства от мужа? Или от Риардона? Уэбб при всем желании не мог представить себе Риардона в постели с женщиной. Но как бы иначе он умудрился сделать ребенка? Наверное, пришлось пожертвовать собой во имя имиджа «обыкновенного человека», который он усердно создавал.

Но к черту Риардона. Важно лишь то, что сейчас он держал в объятиях его дочь и хотел ее, вопреки всему. А ведь, решив проводить ее домой, он думал, что провожает ее из своей жизни навсегда.

Уэбб снова вспомнил вчерашнюю ночь. Анна заснула так крепко, что это было скорее похоже на потерю сознания. Она явно не умела много пить. Когда же и он начал засыпать, раздался резкий телефонный звонок.

Гаррис участливо осведомился об Анне. Потом трубку взяла Кэрол, и Уэбб услышал, как ярость в ее голосе сменилась медоточивым сарказмом: «Милый Уэбб, я признаю, что у нас были, есть и будут разногласия, но, тем не менее, мне бы очень не хотелось, чтобы тебя облили смолой, вываляли в перьях и изгнали из города. Или сейчас уже так не делают? Ничего, я думаю, для тебя подберут что-то более современное. Ведь Анна – дочь Ричарда Риардона. А ее муж – Крег Гайятт. Не так давно «Тайм» опубликовал о нем статью – адвокат, быстро делающий политическую карьеру. В общем, все как положено. Я, конечно, слышала, что они вроде разводятся, но ведь ты знаешь, как это обычно бывает? – Кэрол ядовито рассмеялась, и Уэббу внезапно захотелось задушить ее. – В Вашингтоне говорят, что она нимфоманка, поэтому Риардон и скрывал ее…»

«Почему же ты уговорила ее сыграть финальную сцену?»

«Терапия, милый, всего лишь терапия! Она очень долго лечилась у психоаналитика. И я подумала, что было бы забавно свести вас вместе. Тем более, что мы заключили пари! Но я же не могла предположить, что ты…»

«Кэро, я прекрасно знаю, что ты подумала, – его голос был угрожающе вкрадчив. Это вызвало паузу на другом конце провода. Уэбб отчетливо представлял себе, как Кэрол делает глубокий вдох, готовясь к очередному выпаду. А у него не было ни малейшего желания ее слушать. Анна пошевелилась во сне, и он почувствовал прикосновение шелковистых волос. Черт бы ее побрал! Но он слишком хорошо знал Кэро. «Одного поля ягоды» – как часто они смеялись над этим, когда их роман был в разгаре. – Послушай, Кэро, давай обсудим это завтра. Я очень тронут твоей заботой, но в данный момент мне чертовски хочется спать».

Вешая трубку, он успел услышать ее шипение: «Уэбб, скотина… Хочу тебе сказать, что…» – На всякий случай он отключил телефон, но все равно долго еще не мог заснуть.

Ну что ж, Кэрол сделала все, что могла. На следующее утро он собирался накормить Анну завтраком, заняться с ней любовью, если возникнет желание, и отправить домой к папочке, на прощание похлопав по попке. Риардон, конечно, узнает, что он соблазнил его дочурку – в маленьком городишке слухи распространяются быстро. К вечеру об этом уже будут знать все. Пусть же это будет хотя бы ничтожной компенсацией за все то зло, которое ему причинил Риардон.

Рия… Много лет он пытался не думать о ней. Не вспоминать об их безоблачном счастье, которое продолжалось до тех пор, пока не вмешался Риардон. И Рия умерла. Пытаясь доказать свой патриотизм, доказать, что она может разделить и ту часть его жизни, которая до сих пор ее не касалась. Жизнь и любовь – для него Рия была и тем, и другим. А когда ее не стало, все женщины превратились для него лишь в картонные ширмы, которыми он отгораживался от собственных воспоминаний.

Рия унесла с собой все доброе и светлое, что было в его душе. Зачем сейчас вспоминать? Сегодняшняя реальность воплощена в Анне, которая каким-то странным, неуловимым образом напоминала Рию. Но Рия была невинна, а Анна – нет. Черт побери! Необходимо стряхнуть это наваждение. Поцеловать ее – на этот раз слегка, мимоходом – и поскорее уйти, не оглядываясь.

Он уже забыл, что говорил Анне, но, как бы почувствовав мрачный ход мыслей Уэбба, она коснулась губами его шеи. И вновь захотелось лишь одного – целовать ее до бесконечности, оттягивая неизбежность расставания. Но нельзя было доверять чувствам.

Зарывшись пальцами в шелковистые волосы, Уэбб обеими руками отстранил от себя голову Анны.

– Черт возьми, Энни! Ты добьешься того, что я возьму тебя прямо здесь, а снег – довольно холодная постель. Кроме того, боюсь, что твой папочка этого бы не одобрил.

Ну почему она не научилась скрывать, что ей больно? Он не мог выдержать взгляд этих огромных, синих, как океан, глаз.

– Почему ты всегда попрекаешь меня тем, что я дочь Риардона? Почему никто не воспринимает меня просто как личность? Ты что, тоже боишься моего отца, Уэбб?

Ну вот наконец и путь к отступлению. Подавив проклятие, он отодвинулся от нее.

– Да, черт побери. Конечно, я его боюсь! А кто не боится? Я всего лишь простой средний парень. Разделаться со мной для него – все равно что выплюнуть косточку от апельсина. Конечно, я признаю, что не должен был увлекаться тобой, но ведь и ты не должна была связываться с жалким актеришкой. – Уэбб был умышленно жесток. Стараясь не думать о внезапно окаменевшем лице Анны, он продолжал: – Да, малышка, это было потрясающе. Но как бы мне ни хотелось продолжить, инстинкт выживания преобладает над всеми прочими, которые ты во мне пробуждаешь. Видишь ли, детка, я вырос в гетто. В Чикаго. Мой отец был нечистым на руку ирландским копом, а мать – итальянкой с Сицилии.