Не долго думая Финни тоже протянула руку, а левую по привычке сунула под мышку.[2]

Глаза у Грейс округлились. Ее мать охнула. А низенький толстый старикашка мистер Болдуин, не сдержавшись, громко расхохотался.

Финни забыла о браслете, поскольку центром внимания стала ее рука, которую она сунула под мышку.

Нестер раздраженно хмыкнул и, выхватив у лакея пальто, попрощался со всеми.

Тряхнув головой, Финни опустила руку и деланно улыбнулась, ненавидя себя за то, что на глаза навернулись слезы.

– По-моему, тебе пора снова жениться.

Мэтью остановился как вкопанный.

Званый обед накануне вымотал его. Полученные в Африке раны и увечья все чаще давали знать о себе.

Он только что вошел в родительский особняк, куда приехал из собственного дома на Мальборо-стрит. Услышав голос матери, он поднял голову и увидел ее на верхней площадке лестницы. Ее рука покоилась на перилах из красного дерева.

Особняк Готорнов, выстроенный в начале века Чарлзом Булфинчем, выделялся среди прочих и считался достойным подражания. В меру большой, он выгодно отличался от некоторых домов на Бэк-Бей.

Стены комнат были обиты панелями из ценных пород дерева и увешаны восточными коврами. Убранство изящное и изысканное, но не броское. Фарфоровые вазы времен китайской империи Мин стояли на высоких постаментах. На стенах висели бесценные картины. На произведения искусства не жаль тратить деньги. Прекрасное вложение капитала. А вот позолоченные розетки и мраморные балюстрады – это расточительство. Так, во всяком случае, говорил его отец.

Мэтью молчаливо ждал, не смея проронить ни слова. Из-за шума в голове, боли в руке и плече ему трудно было сосредоточиться. Окружающие видели лишь шрам на его лице. И только врачи знали, как сильно он искалечен, сколько осталось у него на теле рубцов после того несчастного случая, когда полтора года назад он овдовел.

Порой ему просто не верилось, что в его жизни с тех пор произошли столь разительные перемены.

– Я смутила тебя, – произнесла Эммелина, с королевской грацией спускаясь по лестнице и ласково улыбаясь ему.

Подойдя к сыну, она положила ладонь на его запястье. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не застонать.

Он вспомнил докторов. Выражение их лиц, их встревоженные взгляды. Однако Мэтью так до сих пор и не знал, то ли они обеспокоены его состоянием, то ли тем, как сказать одному из самых богатых и некогда влиятельных граждан Бостона, что он никогда не поправится, хотя не так давно уверяли его в обратном.

Когда доктора впервые сказали ему о своих опасениях, Мэтью отказывался верить. Но с каждым днем покалеченная рука все хуже слушалась его. Она слабела, и как раз прошлой ночью, не соберись он с силами, ему пришлось бы туго. С огромным трудом ему удавалось скрывать свое состояние.

– Мэтью, мне больно на тебя смотреть, – произнесла Эммелина. – Брак пошел бы тебе на пользу.

– Я никогда больше не женюсь, мама, – с горечью ответил он.

– Перестань жить прошлым! – воскликнула миссис Готорн. – Кимберли умерла. Ты должен смириться с этим!

При воспоминании о жене у него заходил кадык. Их брак продлился семь лет. С первой встречи он знал, что она станет его женой. Теперь она спит вечным сном, он обезображен и никогда больше не женится.

– По-моему, мисс Уинслет была бы прекрасной супругой.

– Жениться на Финни Уинслет? Да это безумие!

Мэтью был прав. Он едва знал эту девушку.

– Эта мысль пришла мне в голову вчера, во время обеда, – в раздумье произнесла Эммелина.

– Не понимаю тебя. Мы с Финни едва перемолвились парой слов.

– Я обратила внимание, как, впрочем, и все остальные, – Эммелина вздохнула, – что твои нынешние манеры оставляют желать лучшего. Но я помню то время, когда ты был душой общества и не пропускал ни одного бала. Женщины провожали тебя улыбками, мужчины искали твоего расположения. Все знакомые и даже те, кого ты не знал, восхищались тобой. А теперь ты можешь грохнуть кулаком по столу, как это было вчера.

Слова матери привели Мэтью в замешательство, но он тут же подумал, что теперь уже ничего не исправишь, что прошлого не вернуть.

Не выказывая своего смятения, он скрестил руки на груди и прислонился к римской колонне.

– Стало быть, вчера за обедом я не был обаятелен? – спросил он с вызовом.

– Нет, не был, и тебе это хорошо известно, – резко сказала Эммелина. – Поступай как знаешь. Во всяком случае, тебе ничего не стоило быть любезным с мисс Уинслет.

Мэтью отпрянул от колонны. Боль вдруг сменилась сильным гневом… гневом, которого он не знал, пока его жизнь не переменилась столь круто, гневом, который ни на минуту не покидал его.

– Любезен? Я был не только любезен. – Ведь он спас эту неблагодарную в джунглях, а затем помог ей избежать неприятностей за обедом.

– Пожалуй, ты помог ей, когда она попала в неловкое положение с цветком, – продолжала Эммелина, – но после этого больше не обращал на нее внимания – такое поведение вряд ли назовешь любезным.

– Если ты считаешь, что я был груб с ней, тогда к чему эти разговоры о женитьбе?

– Да потому что Финни Уинслет первая выманила тебя из той неприступной крепости, которую ты возвел вокруг себя. – Выражение ее лица смягчилось. – Ты ушел в себя, Мэтью. Но вчера стоило ей появиться, как твои глаза ожили.

Сердце его учащенно забилось. Он вспомнил раны на ее теле. И кровь. Повсюду.

– Она такая милая, Мэтью. Я полюбила ее с первого взгляда.

…Он разорвал на куски свою рубашку и стал прикладывать к ране с внутренней стороны бедра. Но кровь не останавливалась, окрашивая материю в красный цвет. Все бесполезно. Она умирала у него на руках, а он чувствовал себя таким беспомощным! Мертвенный холод прокрался в его душу, когда он понял: она перестала за себя бороться…

– По-моему, она подошла бы тебе, сынок.

– Нет! – Это слово гулким эхом прокатилось по вестибюлю, отскакивая от стен, обитых шелком, и ударяясь в семиметровый потолок.

Мэтью глубоко вздохнул. При виде испуганного лица матери у него застучало в ушах.

– Ты ошибаешься, мама, – с трудом произнес он, глядя на испуганное лицо матери. – Мне не нужна жена. Мне вообще никто не нужен.

– А твоей дочери?! – гневно спросила Эммелина.

Мэтью болезненно поморщился, повернул голову и через окна у входной двери посмотрел на улицу. От резкого движения у него все поплыло перед глазами. Мэри. Его шестилетняя дочурка, любимица. Только ради нее он вернулся из Африки. Но его возвращение оказалось не таким, каким он его себе представлял.

– У Мэри есть ты, и отец души в ней не чает, – ответил Мэтью.

– Ей нужна твоя любовь.

– Да ведь я люблю ее! – вырвалось у него. – Боже, как же я ее люблю! – прошептал Мэтью. – Но ей нужна женская забота. А я – мужчина.

– Поэтому тебе и нужна жена.

Встретившись с матерью взглядом, он медленно промолвил:

– В последний раз повторяю тебе: я не женюсь. Ни на Финни Уинслет, ни на другой женщине, пусть даже она оказалась бы самой лучшей женой на свете. Один раз я был женат. Хватит. – Он взял себя в руки. – Ты из-за этого за мной посылала?

– Нет. Я хотела, чтобы ты вернул этот браслет, он был на мисс Уинслет, – ответила она со вздохом после долгого молчания.

– Удобно ли? – спросил Мэтью, моля Бога, чтобы дал ему терпения.

– Ну же, Мэтью. Я просто хочу, чтобы ты отвез браслет и чтобы они больше не беспокоились о нем. Утром я получила записку.

Мэтью мог поверить в это, как и в то, что Финни ищет повод снова увидеться с ним.

– Ты это сделаешь для меня? – спросила она.

– Хорошо, я верну его. И сразу уйду.

– Поступай как хочешь.

Он бросил взгляд в сторону кабинета:

– Отец дома?

Эммелина несколько секунд смотрела на сына, а затем ответила:

– Нет, он в городе.

– Скажи ему, что я был здесь и спрашивал, не хочет ли он пообедать со мной в пятницу. У «Лок-Оубера». – Он понизил голос: – Как бывало в прежние времена.