Он изогнул бровь, губы тронула усмешка.
– Да ну?
– Именно так, – сказала, как отрезала, она. Ей не нравился его взгляд.
В глазах Мэтью полыхнуло пламя. Не успела она и пальцем шевельнуть, как он очутился перед ней и ладонью прижал ее голову к металлическому брусу. Он был так близко, что Финни ощущала тепло его тела.
– Да, я, пожалуй, изойду желчью, – произнес он, но уже не так мрачно, – однако по долгам надо платить.
Его лицо просветлело, на тонких губах заиграла улыбка. У нее сильнее забилось сердце, гнев утих, и она подумала, что этот мужчина не всегда такой неистовый. «Что с ним случилось? Откуда у него шрам?»
– Что за долги? – выпалила она, не в силах отвести взгляд от этого странного человека.
Его глаза снова потемнели, и в них вспыхнули опасные огоньки. Теперь Финни больше не сомневалась, что это тот самый смельчак, о котором аборигены долгими африканскими ночами рассказывают друг другу.
Перед ней был Дикий белый человек со шрамом.
– О вас ходят легенды, – тихо промолвила Финни, – но, полагаю, это лишь ничтожная доля того, что вы сами могли бы рассказать о себе. Это правда, будто вы выбрались из селения племени масаи невредимым?
Он повернулся так, чтобы не было видно шрама. Поезд вновь качнуло, но мужчина, сделав усилие, устоял на месте.
Спустя мгновение он обернулся.
– Кто вам сказал? – спросил он, гневно вскинув бровь.
Пропустив его слова мимо ушей, она повторила вопрос:
– Скажите, это правда?
– Я просто поспорил с одним благородным масаи. Только и всего.
– Масаи – и вдруг «благородный»? Как-то не вяжется. Это безжалостные воины. Они гордятся своей жестокостью. Уверена, вы не долго пробыли в Африке. – Она задумчиво посмотрела на него. – Но успели прославиться. Все только о вас и говорят.
Глаза его недобро сверкнули.
– Что еще вам известно?
– Многое. – Девушка вызывающе вскинула бровь. – Вы не только схватились с воином масаи, но еще и вырвали туземца из когтей леопарда.
– Полно вам.
– Этот человек вас никогда не забудет. И я тоже.
– Забавно. Как же, по-вашему, я должен был поступить?
– Большинство белых и пальцем не шевельнули бы для туземца.
– Проклятие! – воскликнул он, взъерошив волосы. – Откуда вы, черт возьми, об этом узнали?
– Тут быстро распространяются слухи.
– Надо же, а я думал, что убежал от сплетен.
Финни всем телом подалась вперед.
– Вы самонадеянны, ищете опасность и готовы заплатить за нее любую цену.
Не проронив больше ни слова, Финни высвободила руку и устремилась к двери, чувствуя на спине его пронзительный взгляд. Ей хотелось быть подальше от его темных помыслов, от его ярости.
– Черт побери! – проговорил он грубо. – Ну и куда вы сейчас?
– В Америку, – с вызовом ответила она.
Он бросился к Финни, когда она уже отворила дверь. Резкий порыв ветра ударил в лицо, и грохот колес оглушил их. У Финни разметались волосы, и она едва удержалась на ногах. Девушка оглянулась:
– Я не нуждаюсь в вашей помощи, Мэтью Готорн, да и в чьей бы то ни было. Могу сама о себе позаботиться.
Мэтью долго смотрел на нее и уже хотел что-то сказать, когда пронзительно заскрипели тормоза и мир вокруг завертелся.
Финни не сразу осознала, что произошло. Состав дернулся, ее швырнуло в сторону, и она вцепилась в поручень.
– Нет! – крикнула Финни, ударившись о металлический брус. Мэтью бросился к ней, полный решимости спасти ее. Но не успел: состав сошел с рельсов и Финни рухнула навзничь. Над ней распростерлось голубое африканское небо.
Секунды казались часами, вокруг грохотал металл. Наконец поезд вздрогнул и остановился.
Воцарилась тишина.
Часть вторая
Бегство – это корзина,
В которую поймано сердце.
Падет неприступная цитадель,
И жизнь проиграна.
Эмили Дикинсон
Из дневника Мэтью Готорна
После того дня и последовавшей за ним ночи я не видел эту женщину несколько месяцев.
Не хотел. Для меня был дорог каждый день, когда я не видел ее лица и не слышал ее имени. Драгоценное время текло, как песок сквозь пальцы. Быстро, не причиняя боли.
Именно по этой причине я и отправился в Африку – заглушить боль. И это мне удавалось, во всяком случае, пока. Картины жестокости и нищеты на Черном континенте притупили чувства, и я стал забывать, что было время, когда люди отворачивались при виде моего лица.
Но в тот день, в Африке, Финни Уинслет вернула меня к жизни. И хотя с тех пор прошло много времени, ее лицо мне по-прежнему снится.
Я хорошо помню, как извлек ее из-под обломков. Осмотрел ее раны. Поддерживал в ней жизнь, пока спасатели не пробрались к нам сквозь зеленые заросли джунглей.
Затем ее увезли, но я так ослаб, что даже не смог воспротивиться этому.
Мне никогда не забыть, как я сжимал ее теплое тело в своих объятиях.
Но однажды вечером она, будто выйдя из моих снов, вновь вошла в мою жизнь так же стремительно и нежданно, как и исчезла в тот роковой день. Вот она сидит напротив меня за столом на торжественном обеде в Бостоне, такая же прекрасная и живая.
Одета подобающим образом, будто всю жизнь провела здесь. Она не сказала мне ни слова, не объяснилась, не поздоровалась.
Будто и не встретила меня тогда, в поезде, в Африке.
Но я видел: она узнала меня. Я понял это по ее глазам. Только они и остались в ней неприрученными.
Глава 2
Бостон
Летиция Уинслет сидела в кресле с подголовником напротив Джеффри Аптона, вице-президента металлургического завода семейства Уинслет. Его кабинет хоть и был удобно расположен, но казался мал по сравнению с соседним, по большей части пустующим, что принадлежал сыну Летиции Нестеру, главе весьма преуспевающего литейного предприятия. Но миссис Уинслет знала: Джеффри не тот человек, который станет поднимать шум по мелочам. Его не волновал размер кабинета, его заботило процветание компании.
Металлургический завод, собственность семьи Уинслет, являлся его единственной заботой с той поры, как двадцать лет назад он стал его управляющим. Лучшую кандидатуру на эту должность трудно было бы найти.
Джеффри был статным, седина делала его скорее привлекательным, нежели старым. Он вдовствовал уже много лет. Дети выросли и твердо стояли на ногах. Нестер, три года назад назначенный президентом компании, был, разумеется, главным. Но все, в том числе и Летиция, знали: Джеффри Аптон по-прежнему управляет заводом. И именно к Джеффри она обращалась в случае нужды за советом, деньгами, а также обсуждала с ним семейные неурядицы, о которых не могла поговорить ни с собственным сыном, ни даже со своей матерью Ханной Грейбл, жившей в особняке семейства Уинслет.
Летиция не видела супруга столько лет, что даже подумать страшно. Узнав о его кончине, она вспомнила тот единственный раз, когда Уильям Уинслет навестил ее. Он изменился до неузнаваемости, стал африканцем до мозга костей. Диким, необузданным, странным.
Уильям подхватил ее на руки, понес в спальню и стал срывать с нее одежду. Гасить светильники не пожелал. «Я хочу смотреть на тебя», – прошептал он, едва касаясь ее губами. Когда в памяти всплыла эта картина, плоть ее затрепетала.
Но она прогнала воспоминания прочь. Миссис Уинслет хотела навсегда забыть об Африке и молила мужа вернуться домой. Им, выходцам из лучших семей Бостона, просто нечего делать на Черном континенте. Ее мать – царица здешнего светского общества.
Однако Уильям отказался, сказав, что, если она не вернется вместе с ним в Африку, им придется расстаться.
Летиция не вернулась, и Финни была той ценой, которую ей за это пришлось заплатить.
