Бесшумно, словно вор, он прокрался в дом. Там царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем множества часов в особняке.

Прямо из холла он направился к лестнице, покрытой толстой ковровой дорожкой, заглушавшей его шаги. Поднявшись наверх, прислушался. Вокруг по-прежнему было тихо.

С сильно бьющимся сердцем он подошел к ее спальне, повернул ручку, и дверь отворилась. При лунном свете, который лился сквозь высокие окна, он увидел, что она спит.

Осторожно, чтобы не разбудить девочку, Мэтью опустился в кресло рядом с ее кроватью. Свернувшись клубочком, она лежала на боку. Он не отрывал взгляда от ее утонченного личика, такого спокойного во сне, от ее рук с маленькими изящными пальчиками. Как бы ему хотелось прижать ее к своей груди, чтобы ее руки обвились вокруг его шеи! Но он сидел не шелохнувшись. Ему достаточно было видеть ее близко. Вот как сейчас.

– Я обожаю тебя, Мэри, – прошептал он, надеясь, что эти слова отзовутся в глубине ее сознания.

Он откинулся в кресле, стараясь не думать о том, что скоро придется уйти.

Мэри вздохнула во сне, но не повернулась. Сладостный покой разлился по телу Мэтью.

Занятия шли полным ходом.

Каждый день он давал Финни уроки, а по ночам пробирался в родительский особняк, чтобы посидеть подле спящей Мэри. И каждый раз приносил с собой то игрушку, то книгу. А затем крался обратно по сумрачным коридорам, когда все в доме спали.

После недели занятий силы Готорна были уже на пределе, однако Финни ненамного продвинулась в своем стремлении научиться хорошим манерам. Каждый день она приходила в полдень, минута в минуту, так что по ней можно было сверять часы. Какие причины находила мисс Уинслет для своих отлучек, Мэтью не интересовало, он предпочитал не вдаваться в подробности.

Не желая сдаваться, Финни с завидным упорством постигала премудрости этикета. Сидеть она научилась, но никак не могла научиться стоять так, как положено благовоспитанной женщине, не привлекая к себе внимания.

Говорила Финни чересчур громко, а, когда смеялась, ее зеленые глаза сверкали как изумруды. Ее манеры, которые так нравились Мэтью, обратили бы в бегство добропорядочных бостонских матрон.

После очередного урока он, мрачно попрощавшись, отослал ее домой, оставив в полном недоумении. Мэтью решил, что должен либо овладеть ею, либо вообще ее сюда не пускать.

Его дурное настроение усугублялось еще и тем, что от отца по-прежнему не было ответа.

В четверг, накануне того дня, в который должен был состояться обед, Куинси ровно в полдень ввел Финни в кабинет, и Мэтью решил, что через двадцать минут выпроводит девушку.

– Мне все же не ясно, почему так важно различать карточки. Карточки есть карточки, – раздраженно промолвила Финни.

Готорн уронил голову на стол.

– Не кажется ли вам, мистер Готорн, что вы несколько переигрываете?

Мэтью, подняв голову, взглянул на нее и не без ехидства промолвил:

– Учусь у вас.

Финни негодующе выпрямилась в кресле, но промолчала.

Напряженное выражение не сходило с лица Мэтью.

– Может, продолжим?

– Разумеется, – проговорила Финни, вздернув подбородок.

– Карточка, о которой вы говорите, называется визитной, – едва сдерживая ярость, произнес он, – и не я устанавливаю правила, я лишь пытаюсь преподать их вам. – Готорн тяжело вздохнул. – Позвольте мне снова прочесть пояснение.

Финни закатила глаза.

– Не хотите? – с пренебрежением спросил он.

– Нет-нет, читайте.

Мэтью недобро посмотрел на Финни и раскрыл книгу, которую нашел на чердаке в сундуке. «Наши манеры» некоего Джона Г. Янга, члена-корреспондента.

– Итак, – начал он. – «Для необразованных и не получивших светского воспитания визитная карточка всего лишь никудышный и ничего не значащий клочок бумаги…»

Финни фыркнула.

Мэтью намеренно не обратил на это внимания.

– «…однако ее наличие у образованного приверженца общественных норм поведения безошибочно свидетельствует о тонком уме».

– Ладно, ладно, это ясно. Если при мне нет карточки, то я невежественная дикарка.

– Визитной карточки.

– Как скажете.

– Напомните мне завтра, чтобы я уделил время вежливой форме беседы.

– Непременно. Один или два урока вам пойдут на пользу, – с сердитым видом промолвила Финни.

Мэтью сосчитал до десяти, а потом вновь пустился в объяснения:

– Теперь поговорим о том, как сгибать визитные карточки.

– Неужто я не только должна оставлять карточку, но еще и сгибать ее?

– Да, – сказал он, почувствовав острую боль в виске, вызванную раздражением. – Если вы лично оставляете визитную карточку, – пояснил он, стиснув зубы, – вам следует загнуть ее угол вниз. Например, если вы наносите визит всем или нескольким домочадцам, то карточку сгибаете посередине. Если это простой визит, то вы должны загнуть правый верхний угол. При поздравительном визите загните левый верхний угол. При визите соболезнования – нижний…

– Прекратите! – крикнула Финни, закрыв уши ладонями. – Я больше не могу!

– Я тоже. – Он захлопнул книгу и порывисто встал из-за стола.

– Куда вы? – спросила она, облокотившись о стол и глядя на Мэтью исподлобья.

– Далеко.

Финни хлопнула ладонями о стол:

– Но мы не закончили.

– Но мы оба в полном изнеможении, и если я хоть немного не отдохну, то вынужден буду вообще прекратить наши занятия!

– Это несправедливо!

Он лукаво взглянул на нее:

– А кто вам сказал, что жизнь справедлива?

– Вы не можете уйти! – воскликнула она, вскочив из-за стола.

Мэтью приподнял бровь и устало вздохнул:

– Почему?

Финни вдруг опустила глаза долу, переступила с ноги на ногу и прикусила губу:

– Да потому что вы обещали поговорить насчет моей походки.

– Вашей походки? О чем вы?

Финни вскинула голову:

– Ну вчера, когда я уходила, помните? Вы сказали, что я хожу как лошадь.

Мэтью поморщился:

– А, вот вы о чем.

– Да, именно об этом. И вы обещали сегодня объяснить, что в моей походке не так. Что же, сегодня уже наступило.

Он действительно сказал, что она ходит как лошадь, но только потому, что устал от ее вопросов и поиска разумных ответов на вопросы, которые не имели ответов.

Женщина сидит прямо, потому что…

Женщина сдвигает ноги, а не расставляет их, потому что…

Женщине ни при каких обстоятельствах не следует говорить с мужчиной, которого ей не представили, потому что…

Все требует своего «потому что». Откуда ему знать, почему женщинам полагается следовать столь бессмысленным правилам?

– Какая лошадь имеется в виду? – спросила Финни, нарушив ход его мыслей. – Племенная, старая ездовая лошадь? Или… – она застонала, – громыхающая ломовая кляча?

Тут же перед его мысленным взором предстала крупная ломовая лошадь с огромными копытами, и он хохотнул.

– Если угодно, вы больше напоминаете мне рысака. – Он сказал сущую правду.

Она была стремительна и неуловима, как ветер. Как ураган или легкое дуновение ветерка, в зависимости от того, какой выдался день и какие бездны открылись ее взору. Мэтью ошеломленно смотрел на нее. Но для бостонского общества она ходила слишком торопливо.

И эта ее походка, не говоря уже об остальном, тоже ему нравилась. А она хотела ее изменить. Он вообще не понимал, зачем ей все это нужно. Неужели только для того, чтобы мать ее приняла? Нет, дело тут не только в этом, подумал Мэтью.

Что-то в ней постоянно от него ускользает, но что именно, он никак не может понять. Не может выразить это словами. А если бы смог, нашел бы ключ к ним обоим.

Эта мысль ему не понравилась. Ему вообще не нравилось, когда он чувствовал их неразрывную связь.

– При чем тут рысак? – спросила она, подозрительно прищурившись.

– У вас чересчур быстрая походка.

Лицо ее помрачнело.

– О да. Я знаю. Бабушке тоже не нравится, что я быстро хожу.