— Царица Креуса в деле, — неохотно ответил купец. — Ну что, полегчало тебе?

— Немного, — потер подбородок Хрисагон. — Это уже на что-то похоже. Я в жизни не поверил бы, что ты один такое решился. У тебя же сердце оленя, как и у всех вас, купчишек. Только не пойму я, для чего ей это. И как ты вышел на саму госпожу?

— Мы с диойкетом Акамантом общаемся близко, — признался купец. — Он кое-какие дела мои кроет… Ну, ты и сам понял, не маленький. Царица как-то с ним разговор завела. Так, мол и так. Жизнь у нашего государя тяжелая. Вдруг корабль утонет, или стрела шальная прилетит. За кого, мол, ты будешь тогда, почтенный Акамант. Под тобой писцы дворцовые, рудники и царские земли. Поддержи юного наследника и будешь вознагражден так, как тебе и не снилось.

— Ну и что? — наморщил лоб Хрисагон. — У государя и впрямь жизнь такая. Боится баба за сына.

— Ты в столице совсем недавно, — с сожалением посмотрел на него купец, — а потому не все понимаешь, благородный. У государыни нашей с мужем размолвка случилась, давно уже. Они ведь не спали даже, а наследник во Фракии баранов пас, как последний босяк. Слухи по дворцу ходили, что Илу трона не видать, а царицей Клеопатра станет. Мужа только ей найдут с железными яйцами, да и все. Так что не просто так этот разговор случился. Верных людей царица ищет. Хочет сына на трон посадить.

— Во-о-т оно ка-а-к! — протянул Хрисагон. — Так ведь она только что родила.

— Люди из дворца говорят, игра это, — понимающе усмехнулся купец. — Не хочет наш царь показать, что в его семье прогнило все. Долго ли бабе дитя заделать?

— Ну а ты зачем диойкету сдался? — не мог понять Хрисагон.

— А затем, — поджал губы купец, — что за мной заморское золото стоит. Через меня платят и тебе, и людям твоим. А если не секрет, благородный… Ты-то как с египтянами сошелся? Где ты, и где они. Давай уж откровенность за откровенность. Мы с тобой вместе на это дело идем.

— У меня на Сикании дела с сидонскими купцами были, — неохотно ответил Хрисагон. — А государь меня оттуда убрал. Я много тогда потерял, никаким жалованием тех потерь не перекрыть. А потом один из тех купцов меня здесь нашел и подарок передал. Ну, ты понял, от кого. А потом еще передал. А потом еще.

— Да, — удовлетворенно кивнул купец. — С этим человеком можно вести дела. Он воистину велик. И не мелочится, когда чего-то хочет.

— Раз уж мы о жрецах заговорили, — зыркнул Хрисагон. — Безымянные с кем? Они большая сила.

— Госпожа Кассандра царице сестра родная, — усмехнулся купец. — Сам думай, с кем она.

— А стража дворцовая? — не унимался Хрисагон.

— Караул ночью два десятка, остальные спать будут, — пояснил купец. — Те, кто на воротах, уже куплены. Они вас пропустят, а казарму запрут. Вы остальных порубите, а тех, кто спит, сожжете.

— Уличная стража? — кусал ус Хрисагон.

— Побежит пожар в Мокром переулке тушить, — весело оскалился Ахирам. — Это ведь будет Тариса дом. Этот пес туда всех пинками сгонит, не захочет добра лишиться.

— Вроде все ровно выходит, — неуверенно протянул Хрисагон, не зная, к чему бы еще придраться. Получалось, что придраться не к чему.

— Говорю тебе, дело верное, — жарко зашептал Ахирам.

— Я хочу с царицей увидеться, — решительно заявил Хрисагон. — Пусть сама мне все скажет, и дочь в жены пообещает. Без этого я даже пальцем не пошевельну.

— Хорошо, — кивнул Ахирам после недолгого раздумья. — Это разумное желание. Ты ее увидишь. Но у меня есть требование. Твои люди должны умереть. Все до единого.

— Договорились, — усмехнулся Хрисагон. — Их награда мне пойдет. Но раз так, то и меня еще одно требование будет. Голова Абариса.

— Это ты сам на будущее с царицей договаривайся, — поднял перед собой ладони купец. — Большая война на носу. Государь ведь наш от рук проклятых мятежников-троянцев умрет. Там у него после прошлого раза много кровников осталось. За его смерть мстить придется. Не время войско шатать.

— Да, раз так, убивать Абариса не ко времени, — поморщился Хрисагон. — Пусть поживет пока, сволочь. Когда я царицу увижу?

— Пару дней дай мне, я все устрою, — уверил его купец Ахирам. — Ты не один такой умный. Много людей нас поддержать хотят, и все желают государыню увидеть. Царь наш на неделю в горы Троодоса уедет. Там на медном руднике какую-то новую печь сложили. Жди, магистр. Тебя позовут.

Год 13 от основания храма. Месяц шестой, Дивийон, великому небу посвященный и повороту к зиме светила небесного. г. Уасет. Верхний Египет.

Рамзес упивался унижением этого человека. Тот, кто совсем недавно собирал вокруг себя недовольных жрецов из знатнейших семей, теперь покорно лежал на полу, вытянув вперед руки. Так обычно лежат гребцы царского корабля, когда государь шествует рядом. Людям высокого статуса фараон подавал знак, что можно ограничиться глубоким поклоном. Сегодня он делать этого не стал, что на языке дворца означало глубочайшую степень презрения к собеседнику.

— Мое величество ждет объяснений, Рамсенахт, — произнес он, когда униженный жрец произнес все положенные славословия, лежа на полу. — Почему в Пер-Рамзесе не утихает возмущение? Почему люди перестали нести жертвы в храм Амона? Почему градоначальник пишет мне, что скоро служители этого храма будут голодать? Или же им придется есть то зерно, что было приготовлено на продажу. Люди отворачиваются от слуг Амона, как от святотатцев. Ты моя правая рука. Я поручил тебе заменять мою особу в ежедневных делах. Так-то ты справляешься с ними?

— Это какое-то злое колдовство, о сын Ра, — выдавил из себя Рамсеснахт. — Промысел чужеземного демона убил настоятеля столичного храма. Нужно покарать виновных.

— Ну и как ты хочешь это сделать? — с насмешкой в голосе спросил фараон. — Люди узрели чудо, и теперь они верят в нового бога. Может быть, ты выйдешь к ним сам и переубедишь их? Кстати, почему ты не сделал этого раньше? Ведь царица Нейт-Амон предлагала тебе это. Ты струсил, Рамсеснахт? Или твоей учености недостаточно, чтобы посрамить в споре этих жрецов?

— Простые люди увидели бы это, господин. Они сделали бы неверные выводы. Спор со слугами Сераписа поднял бы их до моего уровня. А это слишком большой подарок этим негодяям, — ответил жрец, сгорающий от стыда. Его позор видят писцы из царской канцелярии, сидящие тут же с каменными лицами. Они разнесут эту весть по всему дворцу.

— Ну теперь-то, конечно, — тонко усмехнулся Рамзес, — никто ничего не видит. Зато я кое-что вижу. Мои собственные слуги опозорили меня, первого жреца Амона, потому что были слишком высокомерны.

— Я все исправлю, господин, — ответил Рамсеснахт. — Солнце Амона-Ра вновь воссияет на Пер-Рамзесом.

— Когда оно воссияет? — едва пряча усмешку, спросил Рамзес.

— Не успеет Нил вернуться в свои берега после разлива, — торопливо ответил Рамсеснахт. — Я клянусь в этом.

— Ты можешь идти, — бросил фараон, и второй жрец солнечного бога, не смея выпрямиться, попятился в сторону двери.

Рамзес резко встал и пошел по коридору дворца, заставив перепуганную свиту спешно догонять его и, толкаясь, выстраиваться в должном порядке. Он шел на женскую половину. Шел, не замечая росписей, на которых обустроивший это место Аменхотеп III разит с колесницы крошечных врагов. Эта резиденция не идет ни в какое сравнение с грандиозным дворцовым комплексом в Пер-Рамзесе и, положа руку на сердце, Рамзесу изрядно надоело фиванское захолустье, в котором он живет только для того, чтобы обуздать обнаглевших жрецов. Ведь это именно они хозяева юга, а вовсе не он. Он едва-едва расставил своих людей на ключевые посты, сменив и казначея храма, и жреца, занимавшего должность Ими-р пер эн Амун, Управитель Дома Амона. Теперь богатства храма под его полным контролем, а потому незачем больше ютиться в старом пыльном дворце. А теперь, когда Рамсеснахт растоптан, так и вовсе…

— Все вон! — обронил он, и служанки его четвертой жены прыснули в стороны, словно мыши, увидев голодного кота.