— Стой! — крикнул десятник, когда из дома в конце улицы мелькнула какая-то тень и рванула вглубь предместья. — Эх! Ушел!

— Не ушел, — покачал головой Тарис. — Даже если из города каким-то чудом вырвется, там две конные алы патрулируют. Не уйти ему.

— Да вы чего творите! — орал еще один босяк, которого соседи опознать не смогли. — Чего я сделал-то?

— Кто таков? — спросили у него. — Где живешь? Чем кормишься? Кто за тебя слово скажет?

— Да я… — забегал взглядом босяк. — Только приплыл я… не знаю здесь никого…

— Откуда приплыл? Когда? Остров какой? Хиос? Как тамошнего архонта зовут? Чего мычишь, падаль немытая? В колодки его!

Неумолимая сеть из легионеров шла от окраин к самой городской стене. Дезертиры, беглые рабы, грабители и просто непонятная шваль, живущая неизвестно каким промыслом, оказалась в столице в таком изобилии, что Тарис только дивился. Он и не думал, что так все плохо. Десяток порубили при задержании, еще десятка два подстрелили лучники, что заняли крыши. Еще несколько человек поймали конные разъезды, намяв им для острастки бока.

Сотня с лишним воров и бродяг выстроилась перед Тарисом, связанная жердями за шеи. Он и сам не ожидал такого богатого улова.

— А ведь я царице обещал, что к вечеру виновных на кресты вздерну, — растерянно осмотрел он задержанных. — Ну и как я это сделаю? Да тут же палачам на неделю работы…

Неделю спустя.

Кассандра, брезгливо выпятив нижнюю губу, разглядывала перекошенные невыразимой мукой лица. Резкий порыв ветра бросил в нее облако вони, исходящей от немытых тел, и она прикрыла нос платком, пропитанным миррой и алоэ. Два десятка крестов и почти сотня будущих каторжан. Таков был результат работы Тариса, который вытряхнул все четыре района предместья, словно пыльный мешок. Босяцкое, Горелое, Веселое и даже стоявшие на отшибе Гнилые дворы, где работали красильни и кожевенные мастерские. Кассандра аж глаза прикрыла, когда слушала его доклад. Она одного понять не могла, какого даймона они всем Советом придумывали благозвучные названия, если народ все равно придумывает свои, одно гаже другого.

— Все розыскные листы закрыли, госпожа, — скромно потупился Тарис. — И еще пару десятков взяли таких варнаков, про которых и не слышали никогда. На них дружки показали.

— Который из них Ханно? — спросила Кассандра, выглядывая из своей коляски.

— Нет его здесь, госпожа, — покачал головой Тарис. — И среди этих людей убийц стражников нет. Может быть, они среди тех, кого при задержании прибили. Теперь уж и не понять.

— В храм! — скомандовала потерявшая интерес Кассандра, и возница щелкнул кнутом. Сиятельная приказала впрячь в свою коляску лошадей. Ездить на рикше, словно разбогатевшей купчихе, она считала для себя унизительным.

Обычная приятная прохлада подвала в последние дни прохладной отнюдь не была. Напротив, камни свода прокалились жаром, а смрад горелого мяса ударил в нос так, что даже надушенный платок не помогал. Кассандра поморщилась и уселась в свое кресло, стоявшее в трех шагах от того, что когда-то было царским тамкаром и весьма полезным ее агентом.

— Рассказывайте, — кивнула она брату-дознавателю, и тот встал рядом, перелистывая немалую кипу бумаг. — Кто такой Ханно, узнали?

— Варнак какой-то, госпожа, но варнак весьма странный, — ответил дознаватель. — Он сам на этого купца вышел и воровство предложил. Это, оказывается, его затея была, а не Магона. Среди убитых при задержании его не было. Описание есть, только по нему можно половину порта вязать. Роста среднего. Борода черная, густая, волосы черные. Глаза карие, кожа смуглая, нос прямой. Говорит тихо, как будто шепчет.

Кассандра поморщилась. И впрямь, можно выйти на улицу и брать любого.

— Неужели нужно было столько писать? — недовольно спросила она. Бумага дорога, и оплачивает ее храм из своего кармана.

— Так точно, госпожа, — почтительно ответил жрец. — Никак по-другому. Мы ведь до трех раз пытаем и сверяем сказанное. Как только разночтения видим, пытаем еще раз. И так до тех пор, пока человек врать не перестанет и расскажет все, что помнит, чего не помнит, и все, что давно уже успел забыть.

— Да что тут такого? — изумилась Кассандра. — Ну украл и украл. Деньги мы с него получим. Что вы там такого особенного накопали?

— Измену накопали, госпожа, — торжественно произнес жрец. — Он Наказующей присягал, и он свою клятву нарушил. Вы ему разрешили сделать вид, что он служит чати, чтобы в доверие войти. А он не только ему служил. И не только нам. У него теперь другой хозяин, сиятельная.

— Кто? — подалась вперед Кассандра.

— Жрецы, — сказал дознаватель. — Второй жрец Амона Рамсеснахт стал его господином. Лен на треть дешевле ему отдавали из закромов храма, а за это он рассказывал им все, показывал письма и сдал всех наших людей. Если бы его жадность не обуяла, мы бы и не узнали ничего.

— Понятно, — Кассандра задумалась. Безымянный уже на месте, и про него Магону ничего не говорили. Зато пятерых купцов, работающих в Египте, придется отозвать. Это плохо. И про Нефрет жрецы теперь знают. Хотя… ну, подумаешь, какая-то баба привезла царице подарки и целый ворох сплетен. Скорее всего, придворные дамы Лаодики и так шпионят за ней вовсю.

— Жизнь, госпожа! — прокушенными насквозь губами прошамкал Магон. — Я все отдам, все, что скопил… не троньте только семью…

— Так ведь разговор сейчас не про деньги, глупый, — презрительно ответила Кассандра. — Что такое серебро или лен, если ты самой богине солгал? Ты ведь святотатец. Знаешь, какое наказание за святотатство положено?

— Знаю, костер, — прикрыл глаза Магон. — Для себя жизни прошу, госпожа, и для своей семьи. А за это я вам жреца Рамсеснахта отдам. Я подведу его под ваши ножи. Я ведь слышал про Безымянных. В Уасете вам его нипочем не достать, уж слишком он осторожен. Он и на медный халк не поверил в ту историю с появлением бога Сета.

— Да и зачем бы мне его убивать? — не на шутку изумилась Кассандра. — Мне Рамсеснахт ничего не сделал.

— Пока не сделал, — измученное лицо Магона исказила кривая усмешка. — Но скоро сделает. Он ненавидит Сераписа. Жрецы Черной Земли еще ничего не поняли, а он уже понял все… Он воистину мудр, госпожа. Он знает, какая опасность исходит от Молодого бога. Для него… Для всех жрецов… Я своими ушами это слышал… Он бросит на его храмы ярость толпы…

— Снимите его, — скомандовала Кассандра, немного подумав. — Он сможет ходить?

— По малому разряду испытали его, госпожа, — ответил дознаватель. — Через пару месяцев будет плясать, как юная жрица на празднике Молодого Солнца. Я вам это обещаю.

— Излагай, — Кассандра устроилась в кресле поудобней. — И поторопись, Магон. Тут так воняет паленым мясом, что я могу потерять терпение…

Год 12 от основания храма. Месяц седьмой, Даматейон, богине плодородия и сбору урожая посвященный. Иберия.

Порт Тимофеевой столицы оказался совсем невелик, но три корабля у причала я вижу. Пузатые гаулы, везущие олово, свинец и шерсть отдыхают здесь перед тем, как сделать бросок до самого Карфагена. Купцы заливают в емкости чистую воду с уксусом, запасаются зерном, сухарями и сушеной козлятиной. Матросы звенят серебром в единственной и довольно-таки убогой таверне, откуда несется хохот и игривые женские визги. Не слишком утомительный, но доходный бабский промысел уже появился и здесь, на краю обитаемого мира. Три кораблика, сверкающие медным номером на борту, меланхолично покачиваются у пристани, пока загорелые до черноты мужики тащат в их трюмы кипы прессованной шерсти и амфоры с маслом. Купцы пойдут вдоль ливийского берега. Там наиболее адекватные из вождей уже сделали охраняемые стоянки, защищая их от конкурентов. Путь через Балеарские острова и Сардинию немного удобней, но настолько отчаянных купцов я еще не видел. Лучше уж сразу перерезать себе горло, чтобы не мучиться.