Визуально, расстояние над поверхностью земли — метров триста-четыреста и оно продолжало сокращаться.

Шум двигателей снова изменился. Вдруг, самолет резко и сильно тряхнуло. Что-то снаружи оглушительно грохнуло.

АН-12 сильно качнулся вправо, отчего закрепленный груз вздрогнул. Сдвинулся.

Большая часть пассажиров едва удержалась, но часть все равно попадала на пол и друг на друга. Послышались крики, вопли. Все вокруг затряслось. Двигатели натужно заревели — экипаж выполнял какой-то маневр.

Раздался голос то ли командира, то ли второго пилота:

— Внимание, всем приготовиться! Нас атакуют с правого борта!

Новость всех ошеломила. Еще бы.

Скорее всего, из присутствующих никто не был под обстрелом. Я и сам в подобной ситуации оказывался всего пару-тройку раз, да и то, находился не в самолетах, а в вертолётах Ми-24 и Ми-8.

По сути, АН-12 машина хоть и крепкая, но у него практически ничего для защиты и нет. Имелись комплексы отстрела тепловых ловушек, но их эффективность от тех же Стингеров под вопросом.

Я приподнялся, снова выглянул в иллюминатор и вдруг увидел то, что мне совершенно не понравилось.

Слева, откуда-то снизу, внезапно показалась тонкая белая нить. Вот дерьмо, это же ракета ПЗРК!

Закручиваясь по крупной спирали, она неотвратимо приближалась к самолету.

Видимо, внутренняя связь все еще оставалась включенной, потому что раздался громкий крик кого-то из экипажа:

— Ракета слева!

Самолет снова сильно качнуло, последовал резкий набор высоты. Очевидно, пилоты были опытными парнями, они твердо пытались уйти от ракеты, но тщетно. Загруженный самолет слишком тяжел и неповоротлив для резких и быстрых маневров, особенно когда его обстреливают сразу с нескольких сторон. Черт возьми, но кто? Кто посмел стрелять по идущему на посадку советскому самолету?

А впрочем, какая разница? Это уже потом будут разбираться, у кого смелости хватило на такой безрассудный поступок. Нам бы сесть сначала, хоть как-нибудь. Живыми.

Раздался глухой удар, оглушительный хлопок. Я буквально вцепился в лавку.

До нас донесся резкий, душераздирающий звук рвущегося металла. Снова хлопок. Я увидел, как один из двигателей вспыхнул оранжевым пламенем, за ним потянулся тонкий хвост из черного дыма. Самолет резким толчком сбавил скорость. Начал качаться, вибрировать.

— Попали! В левом двигателе пожар!

— Принял. Потушить не могу.

Левый двигатель АН-12 разгорался все сильнее. Того и гляди соседний с ним двигатель выйдет из строя.

Если это произойдет, вряд ли экипаж вытянет машину на полосу, каким бы опытным он ни был. Это уже высший пилотаж. К тому же, неизвестно, какие у самолета повреждения, одно ясно — целостность крыла нарушена, если оно переломится — мы рухнем.

В салоне появился дым, откуда-то сверху сыпались искры. Завоняло жженой изоляцией, гарью.

Пассажиры вопили, хватались друг за друга и все, что было закреплено.

Тем временем самолет начал ощутимо крениться на левый борт, будто бы его ударили в бок. В салоне погас свет, на несколько секунд осталось только аварийное освещение, бросающее мрачные красные блики на перепуганные потные лица. Кто-то кричал, кто-то наоборот молчал, словно рыба. Груз с скрежетом ездил по полу, то вправо, то влево, то назад. Если его сорвет, может кого-то и раздавить ненароком.

Включенная громкая связь добавляла напряжения, поскольку было слышно, что экипаж изо всех сил пытается удержать машину в воздухе, одновременно выходя на вынужденную. посадку. В кабине выла сирена, раздавались сразу несколько тревожных сигналов. Часть их речи я не понимал.

Самолет трясет, будто в лихорадке. Все заволокло дымом, с левого борта, ближе к рампе что-то загорелось.

— Пожар! — заорал кто-то, но в дыму ничего толком не разглядеть.

Я кое-как прикрыл лицо кителем, чтобы не дышать дымом. Объективно, в таких случаях, пассажир ничего для своего спасения сделать уже не может. Ну, разве что бегать туда-сюда по салону и кричать что-то вроде:

— Мы все умрем! Мы все умрем!

Воздух наполнился едким запахом гари. Где-то сзади что-то громко трещало.

— Тяга падает! — громкая связь, хоть и с перебоями, все еще работала и пассажиры частично слышали, что происходило в кабине самолета.

— Закрываю кран, убираю тягу на втором! Балансирую!

Самолет, резко потеряв высоту, снова выравнивается, но теперь он какой-то тяжелый, почти непослушный.

— Держи! Держи так! Сейчас помогу!

— До полосы три километра. Не дотянем. Готовимся к жесткой.

Кто-то из пассажиров истерично кричит, хотя его голос тонет в происходящем безумии. Ему вторят другие голоса. Неразборчивые вопли.

— Нужно прыгать с парашютами! — истерично выдает кто-то. — Где парашюты?

Как раз этого делать точно нельзя, ведь на такой низкой высоте человека попросту размажет по бетонному покрытию, а парашют если и раскроется, то толку от него не будет никакого. Да и не хватит их на всех.

Где-то сзади рвется транспортировочная сеть — груз съезжает, ящики с грохотом сползают в сторону рампы.

— Выпускаю шасси… Приготовиться к удару!

Раздается грохот, скрежет металла — это либо крыло отвалилось, либо еще что-то важное. А может мы на что-то налетели. Ничего не видно, из-за грохота и безумной тряски, не разобрать. Какое-бы ни было у человека самообладание, как бы он ни был подготовлен, в такой сложной ситуации сложно себя контролировать. Даже мне.

Я буквально вжался в борт спиной, уперся ногами в пол. Чем больше точек опоры, тем лучше.

Пальцами, словно клещами вцепился в деревянную лавку — не отодрать. И все равно, этого может быть недостаточно.

— Тянем! Тянем! — прорычал кто-то. Голос предельно напряженный.

И вот сильнейший удар о посадочную полосу… Да так, что все разом подпрыгнуло вверх…

— Шасси повреждено! Тянет влево… — сквозь чудовищный рев и гул, эти слова почти нельзя было разобрать…

— Теряю полосу!

Фюзеляж снова содрогнулся, пассажиры в салоне подпрыгнули, словно игрушечные человечки…

Далее мы будто бы налетели на яму. Где-то снизу, под фюзеляжем, оглушительно треснуло.

АН-12 сильно вздрогнул, затем резко завалился на правый борт и почти сразу же куда-то вниз. Раздался еще один мощный тяжелый удар, но и он не остановил транспорт.

Удержаться было невозможно. Сорвавшись, я полетел куда-то вниз и вправо, боком угодив во что-то тяжёлое и мягкое. Наверное те самые огромные баулы, что были в составе груза. Сразу же судорожно схватился за что-то обеими руками, наспех определив, что возможно, это транспортировочная сеть.

На меня что-то упало, но тут же откатилось в сторону.

Грохот, металлический скрежет. Вокруг творилось черт, знает что. Вопли, крики. Разглядеть что-либо не представлялось возможным — все в густом и плотном дыму, сверху сыпались искры, что-то горело. Практически везде темнота, лишь в передней части с трудом различался мрачный аварийный красный свет. Выла сирена.

Самолет задергался, скорость движения резко упала. Самолёт все ещё двигался, но с каждой секундой замедлялся, скрежеща днищем по земле… Вероятно, экипаж не удержал искалеченную машину на полосе, отчего та слетела на примыкающую к «бетонке» обочину. Или какое-нибудь строение.

Наконец, все замерло.

Однако вокруг все равно что-то скрипело, трещало, искрило. Раздавались стоны.

Отпустив сеть, я попытался подняться на ноги — разобрать, где верх, а где низ, было практически невозможно. Запутался в сети, попытался освободиться.

Отметил, что ощутимо болело правое плечо, в районе правого колена чувствовался дискомфорт и жжение. На голове, судя по всему, большая шишка, на правой щеке и выше крупная ссадина. Потрогал ладонью — все в крови. Не страшно, могло быть куда хуже. Часто после таких аварийных посадок выживших вообще нет.

Периодически кашляя из-за дыма, я все же выбрался из-под сети. Искать свои вещи в этом бедламе было глупо. По крайней мере, сейчас. Потом найдут, когда будут разгребать тут все. А впрочем, кто будет разгребать? Сирийцы? Да оно им и на хрен не нужно, своих дел полно. Принял решение заглянуть позже, когда хоть что-то будет понятно. Куда мы вообще грохнулись? У аэродрома Тифор или не долетели?