Конечно же я удивился тому факту, что мне навстречу шли с такой легкостью. Подозрительно даже.

Сколько же ртов нужно было заткнуть, чтобы выдернуть меня оттуда, где я должен был находиться? Неужели в ГРУ никто не пытался понять, куда меня забрали? Шут, Герц… Игнатьев. Хорев, в конце-концов. Что, все они просто сделали вид, что меня не существует?

Не верю. Тут чувствуется какое-то серьезное влияние сверху. С большими погонами.

Я уже не раз обращал внимание на тот факт, что где-то «наверху» у меня есть серьезный покровитель, который время от времени дергает за нужные ниточки. Осторожно, непринужденно. Вот как сейчас.

Калугин вполне мог меня убрать как лишнего свидетеля своих дел. Но нет. Ему не разрешили. По крайней мере, именно на этой мысли я и остановился, а как оно там на самом деле обстоит…

Родной Батайск был точно таким же, как и год назад, словно бы там вообще ничего не изменилось. И все же, мой глаз радовался тому, что видел город восьмидесятых годов, когда все ещё не было завалено мусором и завешано стендами с назойливой рекламой.

Правда, время года — январь — не самое подходящее для ностальгии. Все серое и унылое. Вот если бы зеленый и цветущий май…

— Билетики показываем! — вдруг раздался женский голос над моей головой. — И вы тоже молодой человек!

Резко обернулся и увидел женщину — кондуктора. Ничем не примечательная, возрастом за пятьдесят. Лицо в морщинах, но простое и доброе. Через шею перекинута потрёпанная сумка кондуктора, из которой торчала билетная лента из жёлтой бумаги. На поясе пуховой платок.

— Конечно! — я полез в один карман, затем во второй и вдруг осознал, что билета-то у меня и нет. — Блин, потерял.

Она посмотрела на меня приятным оценивающим взглядом, посмотрела по сторонам и коротко кивнув, ответила:

— Ну, ничего. Езжай себе, не переживай. Была бы моя воля, я бы вас солдатиков везде бесплатно бы пропускала. Вы такую работу тяжелую делаете, а никто и не понимает всей важности.

Я невольно поразился такой проницательности. Как она догадалась?

— Что, неужели так заметно, что я военный человек? Вроде на мне ничего из формы нет.

— По причёске. По поведению. Вот ты сидишь, а сам все равно наготове. Это с опытом приходит. У меня сын с Афгана летом вернулся, вот точно такой же, как и ты. Полтора года на сверхсрочной. А про билет не волнуйся, ну потерял и потерял. Государство не обеднеет.

— Спасибо вам за понимание, — негромко пробормотал я, посмотрев ей в глаза.

Женщина улыбнулась и тронув меня за плечо, пошла дальше по салону автобуса, попутно проверяя билеты у других, недавно зашедших в транспорт пассажиров.

— Сынок… А ты где служил-то? — сзади меня сидел пожилой мужчина, лет за шестьдесят пять, с почти облысевшей головой. Смотрел он на меня с открытым интересом. Надо же, наверное, услышал кондукторшу?

— Афган, — коротко ответил я. Разговаривать с незнакомыми людьми мне с недавних пор расхотелось. И была на то причина. Вот точно так же, непринужденно, в плацкартном поезде у меня и завелось знакомство с Кикоть Василием Николаевичем. Тогда на его счёт не было никаких подозрений, а потом во что это знакомство вылилось, даже думать не хочется.

— А кем? — снова спросил старик.

Грубить не хотелось, но я отвечать на его вопросы у меня тоже желания не было.

— В штабе там, писарем отсиделся! — отозвался я, процитировав хорошо известного главного героя девяностых годов из фильма «Брат».

Старик видимо уловил в моих словах недовольство. Он поджал губы, чуть скривился и как будто бы потерял ко мне интерес. Неприятно получилось.

А я человек совестливый, если за мной вина, осадок будет колоть душу. Я обернулся, посмотрел на пожилого пассажира и произнес:

— Извини, отец за такой ответ. Много чего там было, совсем не хочется вспоминать.

— Все в порядке. Понимаю… — закивав головой, кивнул тот. — Я тоже после конфликта с китайцами в шестидесятых годах тоже потом ничего вспоминать не хотел. А там много чего увидеть довелось. Сынок, а ты офицер, али солдат?

— Прапорщик.

— Вы молодцы! — вдруг похвалил тот. — Вытянули афганскую войну. Сумели. А ведь все последние годы шло к тому, что уйдем мы оттуда ни с чем. Люди недовольны были. Надавило на нас мировое сообщество и все, наши на попятную пошло. Получается и жизней столько и техники, денег — все в пустую было бы потрачено. Ну, ладно, ты не обращай на меня внимания. Я хоть и старый, но любопытный. Больше мешать не буду. Да и остановка моя вот она…

И верно, через несколько секунд наш жёлтый ЛиАЗ подъехал к остановке, с шипением открыл двери и старик попрощавшись, вышел наружу.

А я глубоко задумался. Снова.

Неужели и впрямь вмешательство всего одного человека в ход афганской войны оказало такое огромное значение, что страна собрала силы в кулак и организованно ударила по оппозиции? Махнуло рукой на Запад, на Америку. Если вдуматься, это же реально невероятное достижение, при том, что я такой цели перед собой не ставил. Все как-то само собой получилось с тем «Стингером» и захватом американского военного советника. Некто Савельев предотвратил Чернобыльскую аварию, мое вмешательство закончило войну раньше, чем она должна была закончиться, причем победой СССР. А что если и в политике тоже кто-то что-то сделает и не будет предпосылок к развалу Союза? Выдержит напор, станет еще сильнее и крепче и с уверенностью пойдет в двадцать первый век?

Вряд ли. Слишком я фантазировать люблю.

Вся эта мутная история с Калугиным натолкнула меня на мысль, а может ну его? Чего лезть в политику, когда ты там ничего не понимаешь? Может и впрямь не стоит лезть в противостояние с высокопоставленными лицами в КГБ? Ведь едва я вырвался из того бункера, как началась канитель вокруг меня. А я эти интриги не люблю, не для меня это все.

Нашим правительством уже было сделано несколько заявлений по радио и телевидению о том, что война в Афганистане, длившаяся семь лет, наконец-то закончена полной победой Советского Союза. В газетах наверняка тоже были какие-то статьи, но пока Михаил Горбачев публично не поздравлял советских граждан с этим знаменательным событием. Впрочем, это дело не за горами. Вот дожмут последнего полевого командира и все будет.

Автобус тем временем свернул на улицу, где стоял мой дом. Остановился на остановке, запустил новых пассажиров, а заодно и порцию холодного зимнего воздуха. Воздух, тут, кстати, совсем другой. Что-то в нем есть такое, чего не было ни в Таджикской ССР, ни в Афгане, ни в Припяти. Даже в Краснодаре воздух иной, хотя тут разницы-то четыреста километров от силы.

Следующая остановка — моя. Совсем скоро увижу маму…

Я уже не раз мысленно ругал себя за то, что не уделяю ей должного внимания, несмотря на то, что в прошлой жизни много раз ловил самого себе на мысли, что будь у меня второй шанс, я бы все изменил… Проводил больше времени, а не мотался бы по ближнему Востоку по своим служебным командировкам. И что в итоге? Изменил?

Нет, не изменил. Опять с головой окунулся в свою службу, забыв про все. Все пошло по той же ветке, правда, с некоторыми изменениями, но все же. А каково ей? Ведь редко кто задумывается о том, что в действительности происходит и к чему подобное может привести. Сын, который получил второй шанс, новую жизнь, опять не вспоминает про родителей…

Да уж, я молодец. Пропадаю не пойми где, в далекой горной стране, где идёт война. От меня же месяцами ни весточки, ни звонка, ни письма… За последний год так вообще, я появился на несколько дней, и тут же неожиданно снова уехал обратно. Можно представить, что мама могла подумать, особенно с учетом того, что она не знала и не понимала, чем же я на самом деле занимаюсь в армии.

Интересно, а что же отец? Вернулся или снова пропал с концами? Решил свои проблемы или по-прежнему прячется от них, не решаясь сделать правильный выбор?

Помнится, он хотел нас забрать куда-то в Германию… Ну, нет. Уж там-то я точно жить не хочу.