— Очнулась! Наконец-то! А я-то уже собирался уходить. — Кто-то взял ее за руку, ладонь незнакомца была холодной и сухой.

Нина с трудом повернула голову, ей не сразу удалось сфокусировать свой рассеянный, мутный взгляд. Она внимательно вглядывалась в полузнакомые черты мужчины, сидящего на краешке ее кровати, и не могла собрать их воедино. Блестящая, загорелая лысина, небольшие карие глаза, улыбающиеся темные губы — все это распадалось, словно сложная головоломка или детский пазл, состоящий из тысячи мелких деталей.

— Нина, ты что, не узнаёшь меня? — спросил он, приближая к ней лицо.

— Узнаю, — слабо прошептала она, — ты Ваня. Иван Калмык, предприниматель и владелец сети ресторанов.

Точно. Все так оно и есть. Она пролежала в больнице сто двадцать лет, окутанная липким, вязким сном, словно сказочная царевна в хрустальном гробу. Вокруг кипела интереснейшая жизнь, сквозь пальцы торопливо ускользала смешливая молодость. Иван Калмык постарел и облысел, наверняка у него есть внуки. Интересно, как же в таком случае выглядит она сама?

— Какой еще Иван Калмык? — удивился незнакомый собеседник. — Такого я не знаю. Ну же, вспомни, я Вася. Василий Сохатый, модельер. Ты что, меня не узнаёшь?

Она тотчас же вспомнила. Конечно, это он, сумасшедший автор помоечных коллекций, так похожий на Пабло Пикассо. Как она могла его не узнать? Наверное, у нее амнезия.

— Помню, — Нина старательно растянула уголки губ, — где я?

— Ты в частной клинике. Больница принадлежит моей сестре, она классный хирург, так что никто тебя не найдет.

— А меня что, кто-то ищет? — удивилась она.

— Пока вроде нет, но мало ли, — развел руками Вася, — ты здесь под другой фамилией. Запомни, тебя зовут Нина Андреевна Зима.

— Зима? — фыркнула она. — Вот еще! У меня замечательная фамилия, не хочу ее менять.

— Послушай, — он перестал улыбаться, — выйдешь отсюда — и делай как знаешь. А пока… Я не хочу иметь проблемы из-за того, что помог тебе. Да, ты же ничего не помнишь!

— А что я должна помнить?

— Тебя нашли пятого мая в придорожной канаве на двадцать пятом километре от Москвы по Ярославскому шоссе.

— Что я там делала? — Нина попробовала восстановить события: — Я помню ночной клуб, помню показ мод. Я вышла вместе с… не помню. Меня, кажется, избили.

— Ты была без сознания, — перебил Василий, — тебя привезли в Склиф, и почти неделю ты провела в реанимации. А когда тебя перевели в обычную палату, я приехал за тобой и забрал, представившись твоим сожителем, уж извини.

— Понятно, — она отвернулась к окну и тотчас же невольно зажмурилась от хлынувшего в лицо света, — что ж, спасибо за участие. Теперь я хотела бы позвонить маме. Пусть заберет меня домой, в Егорьевск. В Москве мне делать больше нечего.

— Пока рано. Приготовься услышать неприятное известие — тебе срочно нужна пластическая операция. У тебя сломан нос и на щеке шрам. В Склифе постарались, зашили кое-как и не подумали о том, что тебе семнадцать лет и с этим лицом тебе придется жить.

— Я не хочу пластическую операцию. Пусть останется как есть.

— С таким лицом ты больше не сможешь работать манекенщицей.

— Я больше не буду работать манекенщицей. Никогда.

— Хорошо, хорошо, — он успокаивающе погладил ее по руке, — понимаю. Поговорим об этом потом. Но даже если ты не будешь работать манекенщицей, тебе все равно придется несладко с таким лицом. Тебя не возьмут работать ни учительницей, ни секретаршей, ни переводчицей. И замуж ты никогда не выйдешь… Нина, вообще-то ты находишься в клинике пластической хирургии. А за операцию я уже заплатил. Лучше сделать ее как можно быстрее, пока рубцы еще свежие.

— Хорошо, пускай сделают, — индифферентно согласилась она, — только я не никак не пойму: тебе-то от этого всего какая выгода?

— А ты так уверена, что все люди преследуют исключительно корыстные цели? — попробовал отшутиться он.

— Уверена, — серьезно сказала Нина.

— Ну… я тебе уже говорил, что ты моя Муза, — помявшись, сообщил Вася, — как только я тебя увидел, сразу понял, что все мои вещи сделаны словно для тебя.

«Вот спасибо», — подумала Нина, вспомнив платье из ржавых консервных банок.

— Я не мог уснуть в тот день, когда познакомился с тобой, — тем временем вдохновенно говорил Василий, — я всю ночь просидел за письменным столом. Нина, я рисовал. Я придумал потрясающую коллекцию за одну ночь. Коллекцию, с которой мы покорим мир.

— На этот раз платья будут сделаны из туалетной бумаги и использованных чайных пакетиков? — вежливо осведомилась она.

— Нет, это необычные вещи, из шифона и льна, это такие красивые платья… — Он никак не отреагировал на ее ехидное замечание, а может быть, был так взволнован, что просто его не заметил. — Я давно такого не делал. Еще в молодости увлекся концептуализмом, тогда это только входило в моду.

— В любом случае тебе придется искать другую модель. Я фотографироваться не буду, — покачала головой Нина.

— Ты увидишь одежду, и тебе самой захочется, — он сжал ее пальцы, — ты станешь великой, Нина. Великой манекенщицей!

— Никогда.

«Ринопластика (пластическая операция на носу) — все за и против». Нина внимательно изучала эту пространную статью из журнала «Мы и медицина». Издание было научно-популярным и продавалось в каждом газетном киоске, и все-таки статья изобиловала научными терминами — Нина вчитывалась в каждое слово, но тем не менее общий смысл ускользал от нее. «Может быть, это и к лучшему, — наконец решила она, — а то напугают возможными последствиями, и я вообще делать операцию передумаю». В конце статьи была опубликована утешительная и жизнеутверждающая таблица — фотографии голливудских звезд до и после пластической операции. Мерилин Монро, Деми Мур, Памела Андерсон — оказывается, эти всемирно известные красотки в свое время прооперировали носы.

Нина находилась в клинике пластической хирургии уже почти две недели. У нее взяли все необходимые анализы и даже уже назначили день операции. Сначала ей было все равно, состоится ли операция вообще. Конечно, для манекенщицы важна форма носа, и со шрамом на щеке не покрасуешься на обложке «Космопол итэн», но она ведь решила сменить специальность… А если так, не все ли равно, останется ли она красивой? Может быть, даже лучше, если ее внешность станет вполне заурядной. И все-таки она ждала этого дня — дня операции.

На пятый день пребывания в клинике Нина попросила у молоденькой медсестры Тонечки зеркало.

— Любопытно поглядеть на свою физиономию.

— Но вам нельзя снимать бинты, — опустила глаза Тонечка. — И вообще… Лучше, если вы посмотрите на себя после…

— Тоня, за кого ты меня принимаешь? — притворно рассердилась Нина. — Как это — нельзя снимать бинты? Ведь доктор каждый день делает мне перевязку, и ты при этом присутствуешь. Просто принеси завтра на перевязку зеркальце, и все. Про-блем-то.

— Знаете, и все-таки мне кажется, что лучше не стоит этого делать, — Тоня перебирала подол своего белоснежного, накрахмаленного халата, словно застенчивая малышка, — лишние стрессы вам ни к чему.

— Стрессы? Тоня, а что со мной? — Нина наконец заподозрила неладное. — Василий сказал, что нос сломан и на щеке шрам.

— В общем, это так… — замялась Тоня.

— Дай мне зеркало! — занервничала Нина. — Прямо сейчас! А то я сама с себя бинты посдираю. Тебе же за это и влетит.

— Хорошо-хорошо. — Испуганная медсестричка пулей вылетела из комнаты. Вернулась она через четверть часа. В ее руках не было обещанного зеркала. Зато Тоня протянула Нине небольшой бумажный прямоугольник.

— Зинаида Семеновна, ваш доктор, сказала, что зеркала не надо. Если вы хотите видеть себя, посмотрите этот снимок. Мы вас сфотографировали, как только привезли сюда.

Нина взглянула на фотографию и похолодела. На снимке было лицо крупным планом — если расплывшиеся черты посредине кровавого месива действительно можно было назвать лицом. На правой щеке, от виска к подбородку, змеился уродливый, распухший шрам, нос был повернут влево — словно у алкоголика с карикатуры в журнале «Крокодил», под глазами фиолетовые синяки. И это она, Нина Орлова, начинающая манекенщица и королева красоты?! Да, с такой физиономией не то что манекенщицей — и поломойкой работать не возьмут.