— Думаешь, если я один раз поддалась, то теперь с радостью прыгну в твои объятия? — тянет с придыханием.

Снова пытаюсь сглотнуть, но она сильнее сжимает ладонь, почти полностью перекрыв доступ кислорода.

— Или решил, что нашёл дурочку-провинциалку, которая поведётся на москвича?

Её улыбка из мягкой превращается в хищную, в глазах плещется превосходство.

— Даже не мечтай, — шепчет, почти касаясь губами моих губ. Их начинает покалывать, желание поцеловать стучит в висках и в самом низу живота. Была — не была: тяну к себе и целую. От неожиданности Эля приоткрывает рот, и мой язык тут же оказывается внутри. Сладко. Вкус кофе с нотками корицы впитываю с каждым движением языка. Хватка на шее слабеет, Эля запускает руку в мои волосы, открывает рот шире и вдруг с силой кусает за язык.

— Ай! — прижимаю руку ко рту. Больно, чёрт возьми!

— Ещё раз так сделаешь, яйца отрежу! — тычет в меня пальцем.

— Ведьма, — отвечаю шепеляво.

— Придурок! — не остаётся в долгу Эля. — Если ты так себя в Москве вёл, не удивительно, что сбежать пришлось.

Нормально я себя вёл, обидно это слышать. В самом деле, как маньяк себя веду, надо остановиться. Но смотрю на Элю и понимаю: не могу обещать, что буду игнорировать… Хорошо, что работа не даёт расслабить булки — через полчаса приходят два повара, Павел и Лена, холодный и горячий цех. Выглядят дружелюбно, но на Элю смотрят выразительно. Да, я тот негодяй, который лишил её места, но вообще общее недоумение начинает доставать. По-хорошему винить надо владельца ресторана, но никак не меня. Я вакансию увидел, откликнулся, взяли. Если Михаил решил, что Эля не доросла до должности, так на себя пусть со стороны взглянет, а не смотрит волчонком.

Народ тут, конечно, работает на полном расслабоне. Аккуратно, в целом качественно, но так медленно! К вечеру срываю голос, в очередной раз рявкнув на Павла, чтобы поторопился с отдачей. Лена вжимает голову в плечи, как будто ей сейчас тарелкой прилетит. Скажу честно: несколько раз очень хотел эффектно швырнуть блюдо в мусорку, но такое только в шоу срабатывает. Никто в здравом уме едой разбрасываться не будет, посудой — тоже, она денег стоит.

Первый день наконец подходит к концу, Лена и Павел собираются уходить, останавливаю их уже на выходе из кухни.

— Далеко собрались? А заготовки на завтра кто делать будет? А кухня сама себя уберёт?

Их лица вытягиваются, глаза ищут Элю, но та в зале — один из гостей позвал. Дисциплина тут — явно редкий зверь. Ничего, переучим.

— Заготовки мы обычно утром делаем, — нерешительно тянет Павел.

— И растягиваете время подачи первых блюд на лишний час.

— А так задержимся на лишний час. — Павел не сдаётся.

— Если надо будет, и на два останетесь. Завтра спасибо скажете, через неделю привыкнете — в другом темпе заработаем.

Спорить никто не решается, к возвращению Эли оба повара стоят за разделочными досками, мы только что закрыли последний чек.

— Всем большое спасибо за работу, — говорю и получаю в ответ три кислых улыбки. Чувствую, кости мне будут перемывать с душой, смакуя каждый хрящик.

— Ты решил в первый же день настроить против себя всех и сразу? — спрашивает Эля, когда остаёмся одни. Зал уже закрыт, официанты ушли, на кухне только лампа над мойкой работает. Люблю эти моменты тишины, когда кухня отправляется на отдых. Представляю, как засыпают духовки и зевают печки, добродушно ворчит уставшая за день вытяжка. Есть в этом своя магия.

— Я не сто долларов, чтобы всем нравится. Любить себя не заставляю, главное, чтобы уважали и прислушивались.

— Высокомерие так и прёт.

Эля выходит, на ходу снимая шапочку. Хочу сделать замечание, что это следует делать в раздевалке, но лень. Выключаю свет, иду за ней, любуясь плавной походкой. Как бёдрами покачивает! Несмотря на приятную усталость тяга к ней разгорается вместе с пониманием, что мы тут одни. Интересно, она об этом думала?

— Выйди, мне надо переодеться, — просит в подсобке. Я так замечтался, что не заметил, как за ней зашёл. На сегодня и так нарушил её границы, усугублять не хочу. Только, когда выходит в коридор, спрашиваю:

— Тебя проводить?

Не то, чтобы надеюсь, что она на чай пригласит, но хотелось бы приблизительно понимать, где живёт.

— Мне недалеко, — качает головой. Проходит мимо, но в последний момент останавливается, тихо говорит: — Постарайся завтра быть помягче, Ром, я серьёзно. Тут люди другие, не такие жесткие.

— Постараюсь.

Может, правда слегка перегнул палку?..

— Спасибо.

Эля улыбается, но вижу — мыслями уже далеко, не здесь. Я же ничего о ней не знаю, может, её дома ждёт муж? Нет, не похожа на любительницу наставлять рога, но, опять же, кто знает?

— Я несколько месяцев назад с девушкой расстался. Жениться собирались, — заявляю внезапно. Эля как-то понимающе хмыкает, но про себя так ничего и не говорит. Ничего, я обязательно подберу к ней ключик!

— До завтра, — прощается и растворяется в темноте.

Эльвира

Лена с Пашкой выели мозг чайной ложечкой своими жалобами на Рому. Он с нами всего три дня, а они уже несколько раз собирались заявление писать, еле отговорила. Он, конечно, тот ещё деспот, но не могу не заметить, как изменилась работа на кухне. Как заржавевший механизм, который наконец смазали, но ему надо прогреться, чтобы заработать в слаженном ритме. Это ведь реально другой уровень, как они не понимают, что мы поймали настоящую Жар-птицу за хвост? Моя обида постепенно стихает, хочу учиться у него, по-настоящему хочу. Шанс постажироваться с таким поваром, может, раз в жизни выпадает, грех отказываться. Если бы ещё не его постоянные намёки и подкаты…

Обычно я с лёгкостью такое пресекала — за годы работы на кухне кто только не приставал. Тут бы тоже давно послала, но что-то мешает. Наш лёгкий флирт на самой грани будоражит и держит в тонусе. Да я сто лет себя такой сексуальной не чувствовала! Привыкла быть ломовой лошадью, тащить всё на себе, но каждый раз, когда ловлю его многозначительный взгляд, бросает в жар и хочется глупо улыбаться.

— А ты изменилась, — замечает Сёма в очередной понедельник. Выходной, наконец смогла выспаться и теперь сижу на кухне с чашечкой потрясающе сваренного кофе из кофейни, открывшейся неподалёку. — Чаще улыбаешься.

— Не благодаря тебе, — отвечаю холодным взглядом. Он ещё даже вещи не начал собирать, а ведь поставленный мною срок вот-вот истечёт. Или он думал, я шучу? Ни фига подобного: вышвырну всё без сожаления, даже его дорогущий мольберт и графический планшет. Всё на помойку пойдёт!

— Если бы такой со мной была, может, я бы рассказал про квартиру, — тянет обижено.

— Женщина расцветает рядом с нормальным мужчиной, — парирую, а у самой внутри всё замирает. Это, что, я сейчас так призналась, что у меня роман? С Ромой, ага. После того, как укусила, больше не пытался поцеловать, хотя я бы и не позволила. Или позволила? Интересный вопрос. Неужели жду от него более активных действий? А как же принципы?

— Хочешь, чтобы я скорее уехал, чтобы его сюда привести?

Сёма наливает себе чай, а я смотрю на него и пытаюсь понять: а всё-таки, что в нём нашла? Стоит в заляпанных краской шортах и футболке, волосы растрёпаны. Раньше меня умилял его домашний вид, на контрасте с тем, каким он появлялся на людях — настоящий столичный мачо. Оказался чмом, ага. У него хорошее телосложение, и внешность запоминающаяся, язык, опять же, подвешен — на любую тему может поговорить, интеллектуал хренов. Но одного не могу понять: почему я решила, что не достойна его? Почему позволяла оскорблять мою профессию, которую люблю, терпела, когда говорил, что мой предел — школьная столовая? Он говорил в шутку, поначалу даже смеялась, сама не заметила, как Сёма загнал в рамки и заставил думать, что он — гений, а я — не муза даже, так, восторженная фанатка, которая должна быть благодарна за то, что снизошёл.