— И правда ближе, — смотрю на дом впереди. — Жаль, что мы так и не опробуем шкуру перед камином.

— Да, камин особенно жалко. Дина, давай ключи.

Что-то буркнув, она протягивает ключ и с острой ненавистью смотрит на меня. Что, решила войну объявить? Не на ту напала, я вытурю тебя из города, как ты когда-то вышвырнула Рому из своей жизни.

Рома

Как ни странно, угроза реально остаться на улице действует — Дина на следующий день отводит Пашу в сторону и спрашивает про комнату. Шок на его лице невозможно описать словами.

— Может, ты лучше у меня поселишься? У меня тоже есть свободная комната, и платить не надо, просто живи.

— Ага, а потом заставишь натурой расплачиваться? Не дождёшься, лучше буду с твоей бабушкой жить, она хоть приставать не будет. Кстати, поможешь мне с переездом?

— Конечно! Много вещей?

— Один чемодан.

Дина смотрит на меня с видом победителя, мол, смотри, я самостоятельная. Видимо, сильно её в Москве прижали, раз она всеми силами цепляется и за работу, и за возможность жить здесь. Мне вдруг становится её жалко — насколько пустой была её жизнь, раз не осталось ни одной подруги, которая согласилась бы помочь. Все отвернулись в один момент. А вот её отца я как раз понимаю: воспитывать никогда не поздно. Уверен, что он приглядывает за ней, как минимум, знает, где она находится по отслеживанию телефона. И примчится в любой момент, если действительно приспичит. По сути она — так и не сумевший вырасти ребёнок, не демон в юбке. В отличие от Эли…

Вот где ураган Катрина и тихая гавань в одном флаконе. На работе собранная, сдержанная, а дома — спокойная и ласковая, так и хочется обнять. Понимаю, что у меня пока гормоны шкалят, влюблённость, все дела, но мне нравится в ней всё. Даже то, как она мило чихает и морщит нос, как сопит во сне. Буквально погрузился в неё, и совершенно не жалею.

— Так вот она какая — та самая легендарная шкура, — тянет Эля, когда я, наконец, получаю свою квартиру обратно. Конечно, шкура — одно название. Небольшой коврик из овцы. Мягкий, с высоким ворсом, приятный на ощупь. Эля присаживается, проводит по нему рукой и игриво смотрит снизу вверх.

— Разводи камин, будем тестировать.

Сегодня она ночует у меня. До её двуспальной кровати моему дивану далеко, зато можно лежать, крепко обнявшись, слушая треск камина.

— Знаешь, — задумчиво говорит Эля, поглаживая мой живот, — а я даже готова сказать Дине спасибо за то, что подтолкнула нас друг к другу. А то так и ходили бы вокруг да около.

— Как думаешь, она уже поняла, что мы её развели?

— Главное, чтобы обратно не попросилась.

— Ну, нет. Второй раз со мной такое не прокатит. Даже на порог не пущу. Но думаю, она сейчас будет отчаянно доказывать, что может жить сама. Поняла уже, что со мной ничего не светит.

— Думаешь, будет Пашку окучивать? — Эля фыркает.

— Не её уровень. Скорее, сделает ставку на кого-нибудь из посетителей в надежде, что увезёт отсюда.

«Или наконец повзрослеет», — добавляю про себя мысленно.

На следующий день замечаю, как она постоянно себя обнюхивает, но передо мной улыбается и ничего не говорит. Что ж, не жалуется, уважаю.

Дни бегут, приближая зиму. Погода промозглая, только камин и спасает. И теплая Эля под боком. Пока наши отношения больше похожи на гостевой брак, когда ночуем друг у друга по очереди, иногда делая паузу и оставаясь одни. Обоих устраивает, это самое главное. Но я всё чаще начинаю задумываться, что хотел бы видеть Элю постоянно. Наверное, из-за того, что работаем вместе, это уже перебор, только когда вопрос ребром встанет, чувствую, кому-то из нас придётся менять работу…

— Ты о чём задумался? — тихо спрашивает Эля, потираясь носом о мою шею. Сегодня мы у неё, устроили марафон фильмов. За окном дождь, спасибо доставке, что не приходится выходить наружу. А, правда, о чём я задумался? О том, чтобы жить вместе? Не слишком тороплю события?

— Да так, — отвечаю, поглаживая её плечо. — Думаю, что ещё три месяца назад мы друг друга не знали, а сейчас сидим в обнимку.

— Ещё и кучу раз друг друга голыми видели. Какой кошмар!

— Не считаешь, что всё случилось слишком быстро?

— Нет. А ты? — она приподнимает голову.

— Нет. Чего тянуть, когда и так всё ясно?

— Именно. Мы идеально подходим друг другу, всё просто, зачем усложнять?

— Я тебя люблю, — вырывается, прежде чем успеваю подумать. Эля напрягается, но тут же выдыхает.

— Я тебя тоже.

Помню, как переживал, признаваясь Дине. Готовил сюрприз, цветы выбирал, место, где признаться… А тут, под пледом, с коробкой азиатского фаст-фуда на коленях это звучит, как идеальное признание. Романтичнее просто не придумаешь.

Под мерный стук дождя мы начинаем постепенно засыпать, но в дверь кто-то требовательно звонит.

— Кого там принесло? — сонно бормочет Эля. — Ты что-то заказывал?

— Нет, — вздыхаю, выбираясь из-под пледа и плотнее запахиваю махровый халат. В квартире тепло, а после душа мы так и не одевались. Звонки не прекращаются. Подхожу к двери, распахиваю её и смотрю на смутно знакомое лицо. Вспоминаю — Элин бывший.

— И что ты тут забыл? — как же жалко он сейчас выглядит! Насквозь промокший, с какой-то маленькой спортивной сумкой.

— Мне надо поговорить с Элей, — несмотря на стук зубов, разобрать, что говорит, несложно.

— Послезавтра поговоришь, у неё сегодня не приёмный день.

Пытаюсь закрыть дверь, но он успевает поставить ногу, вытягивает голову и кричит:

— Эля! Элечка, нам надо поговорить!

— Я сказал: проваливай! — с лестницы бы спустить, да боюсь, шею свернёт. Какой-то парад бывших, что же они от нас никак не отстанут!

— Я думала, мне послышалось. — Эля подходит, завязывая халат. Кривится. — Господи, Сёма, что ты тут забыл?

— Прости, Элечка! За всё прости! Мне так плохо без тебя, ты бы знала! Поехали со мной в Питер, прошу!

— Он, что, мелодрам пересмотрел? — спрашиваю, переглядываясь с Элей. Она пожимает плечами.

— Кто знает. Может, собака бешеная покусала.

— Эль, я люблю тебя, Эль! — чуть не плачет Семён. Вот точно — жалкое зрелище.

— Иди проспись, — фыркает Эля. — Ром, пойдём, я замерзать начинаю.

— Элечка, — из глаз Семёна начинают течь слёзы. Самые настоящие. То ли тренировался, то ли на самом деле так переживает. — Хочешь, на колени стану? Давай попробуем сначала, а?

— Я не понимаю, тебя там на прицеле кто-то держит? — Эля даже выглядывает в подъезд. — Нет, никого. Может, от должников сбежал и решил в Выборге отсидеться? А то есть тут у нас одна… могу познакомить.

— Эль, я приехал тебя в Питер забрать. Не могу без тебя, понимаешь? Думал, смогу, поначалу даже нормально было, а потом понял, что везде тебя глазами ищу. Голос твой мерещится.

— К врачу обратись. Говорят, голоса в голове — тревожный звоночек. Правда, Сём, уходи.

— Да, Сём, уходи, — легко отталкиваю его.

— И проспись, я серьёзно. Завтра самому стыдно будет, — бросает вдогонку Эля, перед тем, как я захлопываю дверь у него под носом.

— Ты как? — спрашиваю, глядя на неё.

— Нормально. И, знаешь, самолюбие тешит, что просил вернуться. Со слезами даже. Неужели я такая замечательная?

— Лучшая, — говорю с чувством и подхватываю на руки. — Самая лучшая на свете.

Эльвира

Как и предсказывал Рома, Дины надолго не хватает, и дело даже не в постоянных косяках, на которые Миша, почему-то, закрывает глаза. Нет, Дину накрывает настоящая истерика, когда она получает свою первую зарплату. Буквально сидит, ревёт и смотрит на банковский счёт.

— Это что?! Я чаевых иногда больше оставляла, чем это… Бабе Фене заплатить, и что останется?! На что жить? Я не могу больше существовать с этими кошками!

— Ну, а как ты хотела? — пытается успокоить Виена. — Ты — стажёр, без опыта, почти не работала. Скажи спасибо, что до сих пор не уволили.