— Так ты скажи, военный вождь, что же ты предлагаешь нам. Что измыслил ты для себя? — последовал, наконец, конкретный вопрос.
Задавал его отнюдь не приближённый ко мне человек. Этого молодого воина я уже приметил. Он командовал десятком. И что, несомненно, говорит в пользу десятника — он не потерял ни одного бойца из вверенного ему подразделения. При этом я видел его в бою, и ни он, ни его люди точно не прячутся за спину других.
— Я скажу вам, люди, — набравшись решительности, поняв, что пришло время и для пламенных речей, начал я. — Я хочу создать свой род. И вы в нём будете родичами моими, если только останетесь со мной. Но предупреждаю вас, что мы можем уйти куда-нибудь, возможно, и намного дальше от родов ваших. Но никого не призываю рвать связи с родичами своими. И если выберете путь, по которому я предлагаю вам пройти, то изменить своё решение вы уже не сможете. Выход из общины — смерть. Ибо мы будем создавать многое из того, о чём поведал мне бог Сварог. Лишь для избранных знания те доступны. Вы — избранные, те из вас, кто пойдет за мной. Ну а если кто ещё захочет присоединиться к нам, подчиниться мне, как военному вождю и отцу вашему, то я рад буду этому человеку.
Я посмотрел на людей. Слова о смерти они восприняли негативно. Я понимал, что, произнеся эту фразу, могу отвадить некоторых из своих воинов, и они побоятся идти за мной.
Однако я собирался сразу же расставить приоритеты. Те люди, которые пойдут со мной, не могут уйти и прийти обратно. Если получится создать мой род, мою общину — то ядро, из которого я надеялся создать что-то ещё большее, — это не может быть проходным двором. Особенно для этих людей, которые могут и должны быть опорой мне, ну и наиболее знатными в будущем аристократами. Если удастся создать государство.
Я не могу позволить себе, чтобы какие-то секреты, которые несомненно появятся, стали достоянием других родов, а они смогли за счет этих технологий усилиться. Я хочу, чтобы было такое правило: если хочешь быть сильным — ты можешь присоединиться к Андрею. Если хочешь оставаться слабым — есть большая вероятность, что Андрей захочет тебя подчинить.
Суровый мир, и мне нужно соответствовать. По крайней мере, необходимо создать такое отношение к себе, чтобы ни у кого не возникало сомнений: обманывать меня нельзя, играть со мной опасно.
Но если не получится в этот раз, то уйду, как и мой реципиент раньше, и буду завлекать молодёжь, чтобы шла со мной. Ведь эти люди поверили мне — тому человеку, что пришел и призвал пойти воевать.
— А если я надумал уйти, то препятствий у меня к тому не будет? — задал вопрос один из воинов.
Вот его я как-то и не видел активным в бою.
— Нет, препятствий не будет. Но сейчас. И всё оружие вы отдадите мне. Я не буду вооружать тех, кто, уйдя от меня, может обнажить после своё оружие против моего рода. Я выкуплю оружие. Дам тканей, масла или вина, — сказал я.
Воины стали переглядываться друг с другом. Каждый словно бы искал того предателя, который хочет уйти. А высказавшийся только что боец оказался вдруг один: от него отстранились иные воины. Вот и хорошо. Я добивался подобного эффекта. И я его получил.
— Я скоро отпущу вас. Вы пойдёте в свои общины. Покажетесь там, возможно возьмёте себе жён. Но не позднее, чем через тридцать дней я жду вас. А кто привезёт зерно и скотину — за серебро или даже золото куплю припасы, — сказал я, резко развернулся и ушёл.
Я намеренно оставлял всеобщее собрание моего отряда без моего присутствия. Мудр Доброслов скажет свое слово. Я договорился с ним. Я подговорил его, чтобы он помог мне в моих начинаниях.
Я до этого много с ним говорил, убедил умного человека в том, что нас может ждать великое будущее на ниве ремесленного производства. Да и, насколько я уже понял, Доброслов не горел желанием возвращаться в свой род. Вот кого-кого, а его там точно ожидала земля, пахота. Знания о каких-то механизмах или даже о богах — этого в родах никому не надо. Там есть свои жрецы, там не нужны механизмы, там нужны рабочие руки, которые будут орать землю.
Так что перед тем, как начать собрание, мы ещё раз с Добрословом проговорили сценарий. И практически во время всего моего выступления он был яростным оппозиционером. Сейчас, будто бы переубедился, встал на мою сторону.
— Ты не можешь вести людей в неизвестность, — неустанно повторял мудр. — А чем кормить людей будешь? Ведь нынче лето заканчивается, а урожая собрать нам неоткуда.
И постепенно я видел, как возле Доброслова появляется один, два, десять, больше людей, которые также хотели бы услышать ответы. Но вполне легко отвечать на те вопросы, к которым уже были подготовлены исчерпывающие объяснения.
Конечно же, я думал о том, чем кормить людей. Думал я и о другом — как торговать и как обустраивать город. Были такие моменты, такой вечер, когда мы втроём — я, Даная и Доброслов — увлеклись и начали мечтать.
Для этих людей то, что я хотел сделать, — это мечты. Разве возможно создать какое-либо общество, похожее на Византию? В том понимании, что не родами жить, а государствами, где каждый род имеет своё слово, но решение принимается одним мудрым человеком. Где есть центральная власть и она сильна, может защитить своих людей и те племена, что подчинились.
Так что я надеялся на Доброслова, и, судя по всему, он меня не подвёл.
— Вы знаете меня. Я не боюсь сказать правду в глаза военному вождю, — доносились мне слова мудра. — Так вот, знайте, люди! Не встречал я ещё такого человека, за которым готов идти не задумываясь. Не встречал, пока на пути моём не показался Андрей.
Вот и началась вторая стадия обработки людей. И пусть даже после этого десяток или два десятка человек уйдут всё-таки к своим родам, но большинство… Я сражался, чтобы со мной осталось большинство.
Если люди разбегутся, то и мне не жить. С теми богатствами, что у меня есть, даже самые мирные землепашцы возьмут в руки вилы и пойдут на меня, чтобы отобрать. Ведь у слабого всегда заберут то, что, по мнению более сильных, не может принадлежать ему.
Так что мне нужны люди для этого. Мне нужны люди и для другого. Потому что я действительно собираюсь создать, может быть, вначале маленькое, но государство. Подчинить рядом находящиеся воды, создать чёткую систему налогообложения, правоведение, дать людям письменность и счёт.
Только через два часа я смог быстро переговорить с Добрословом.
— Уйдёт не более тридцати человек. Это те, кто уйдут и, скорее всего, не вернутся. Вернутся другие. Все равно большинство хочет посетить свои рода, покрасоваться там, показать, какие они нынче богатые и завидные женихи. Но они вернутся, потому как тоже уже не смогут пахать землю… — подводил итог всей информационной операции мудр Доброслов.
А вот я его и не спросил. Пока не спросил: а кто же тогда нам будет землю пахать, если все те, кто здесь собрался, исключительно вояки? У меня ответ только один — найти людей, которые это будут делать за нас. Купить людей, которые это будут делать за нас. Деньги для этого есть.
— Придётся ещё до зимы отправлять кого-нибудь в Понт, чтобы купили рабов нам и зерна побольше. Мы не должны голодать, мы должны очень сытно есть, чтобы оставаться сильными и привлекать к себе других людей, — размышлял я вслух.
А потом ещё долго размышлял, строил планы, сокрушался, что нет даже какого-нибудь пергамента или восковой дощечки, наконец, где я смог бы оставлять хоть какие-то записи, чтобы не держать все свои планы в голове. Смогу ли бумагу сделать? Думаю, что да. Но точно не быстро.
Ведь если у меня получится всё или хотя бы значительная часть из того, что я уже запланировал себе, — то у меня будет бумага. И тогда я смогу написать свою летопись, рассказать о тех событиях, о которых историки могут только догадываться или же гадать по найденным артефактам в недрах земли на местах поселений склавинов и антов.
А ведь уже понятно, что здесь бурлила история: рождались и умирали люди, сражались, взаимоуничтожали друг друга, но всё равно возрождались. Просто об этом мало кто знает. Вот, например, даже я не знаю до сих пор, а могу лишь догадываться, основал ли уже Киев или нет. Если нет, тогда, как говорится, мы идём к вам.