Второй раз — когда подумал, что ничего, кроме поддержки коварной жены византийского императора, Феодоры, у Велизария нет, и что если он вдруг и проявит талант полководца, то абсолютно не способен будет к управлению такой большой и важной темой, как Месопотамия.

Во всех смыслах Велизарий оказался талантливым человеком.

— Почему ты не пришёл ко мне и не поговорил со мной напрямую? Зачем против меня игры ведешь? Почему не спросил меня о том, что я собираюсь сделать? Мои воины устали находиться здесь, в этих песках и глинах Евфрата. Они хотят в степь. И я уже пресытился службой в Византии, — словно бы сокрушаясь, говорил предводитель гуннов.

Конечно, кривил душой. Степь? Суникас уже забыл, что это такое. Он хочет теплый дом с большой кроватью. Гунн, действительно, не знал, что ему делать и как поступать. Пока он просто скрыл тот факт, что большой отряд, под предводительством молодого и строптивого старшего сотника, был разгромлен склавинами. Видимо, не ото всех удалось утаить.

Те несколько десятков воинов, из разгромленного отряда, которые всё-таки добрались до крепости Дара и рассказали, что до этого были разгромлены Андреем, тайком были убиты по приказу предводителя гуннов.

В какой-то степени он решил свои вопросы. И теперь в гуннском войске нет той силы, которая могла бы указать на несоответствие поступков и решений Суникаса. Но и никто не должен знать, что славных гуннов смогли разбить какие-то варвары. Сам-то себя к варварам Суникас уже не причислял.

— Если ты считаешь, что выполнил договор с василевсом и со мной, то можешь беспрепятственно уходить, — сказал Велизарий. — Но ты давал клятву служить еще два года.

Суникас сжал зубы…

— Объяви вне закона этот отряд склавинов! — потребовал Суникас.

— Я уже это сделал. Посылал в след за тобой, мстителем, приказы. Видишь… Я оставлял тебе шансы не быть вне закона. Иначе твои действия — это предательтво, — говорл Велизарий и сам был в восторге от того, как складывается разговор.

Паутина, что обвилась вокруг Суникаса прочная. Вот гунн уже и должным становится Велизарию. Но дука может как покарать, так и закрыть глаза на долгую отлучку гуннов. Полководец, отрепетировавший разговор с гунном, был уверенный.

— Я даже направил своего посыльного в Синоп, чтобы, если вдруг там появится этот варвар со своим отрядом, его взяли под стражу и в цепях привезли ко мне. Он ответит за то, что разбил твой отряд, — спокойным тоном, понимая, что загнал своего собеседника в угол, говорил Велизарий. — Ведь я друг тебе. Но ты мой архонт.

— Никто не должен знать, что отряд гуннов пал в бою от каких-то склавинов, — жёстко припечатал предводитель гуннов. — И я продолжу служить тебе и быть тебе младшим.

— Хорошо, — спокойно и сразу же согласился дука. — Но тогда мы заканчиваем этот разговор.

Суникас вышел из покоев Велизария. Тут же в комнату вошла Антонина, которая, прячась за ширмой, слушала этот разговор.

— Ты ему веришь? — спросила коварная женщина у своего мужа.

— Нет.

— Он не в степь пойдёт. Он будет мстить. Иначе его не поймут, он потеряет власть у этого дикого народа, который костью стал в горле нового Рима. Я не хотела бы, чтобы Андрей был убит. Но не всё зависит от наших желаний, — сказала женщина, начиная ластиться к своему мужу.

— Не сейчас! — жёстко припечатал Велизарий, силой оттолкнув Антонину.

Женщина опешила: ещё никогда она не видела такого обращения к себе.

— Что с тобой? — решительно спросила Антонина. — Или забыл ты о том, кому обязан своим назначением?

— Почему всё так сложно? Я и без того, чтобы стравливать склавинов и гуннов, остался бы управителем фемы. И разве это предел мечтаний? Разве ты сама не хочешь отправиться в Константинополь и принять благодарность императора? — сокрушался Велизарий.

Конечно, он был не против интриг, но сейчас чувствовал себя трусом. Разве не смог бы он урезонить этого Суникаса, если бы тот даже и попытался перехватить власть? Предводитель гуннов казался умным, изворотливым, решительным человеком. Но Велизарий почувствовал слабость этого гунна.

— И мне не нравится, что ты часто вспоминаешь того склавина. Я послал в Синоп, к Геллеспонту, в Антиохию и другие города посыльных, чтобы объявили вне закона склавинов. Даже представить себе не могу, сколько эти варвары тащат с собой золота и серебра. Они же ограбили еще и гуннов.

— Ты в Трапез посылал? — задумчиво спросила Антонина.

— Туда не посылал. Ты же знаешь, что у меня не лучшие отношения с дукой фемы Первая Армения. Никифор не прислал мне в помощь даже тысячи воинов. Он не прислал мне в помощь даже сто телег с едой и оружием. И я хочу сказать об этом моему императору, — задумчиво говорил молодой военачальник.

— Тебя никто слушать не станет. Говорить нужно императрице. И ты на сегодня лишаешься меня. За грубость свою, — сказала Антонина, одёрнула своё платье, бросила уничижительный взгляд на мужа и ушла.

Прощать такое отношение к себе она не собиралась. Это ведь именно она делает из Велизария великого полководца. И, как искренне считала женщина, без её участия Велизарию никогда не подняться высоко.

И Суникас не собирался прощать склавинам. Что? Они домой идут? Так гунн знает, где склавины обитают. Он узнает, где живет род Андреса. Он вырежет всех родичей этого наглеца-склавина.

* * *

Юго-Восток Понтийского моря.

14 августа 530 года

Драмон лихо рассекал волны Понтийского моря, Чёрного, конечно, но об этом пока ещё никто не знает. Ветер был почти попутный. Два косых и один прямой парус справлялись настолько хорошо, что пока участие двух рядов гребцов и не требовалось.

Лёгкий солоноватый бриз ударял в нос. Лучшей ингаляции и не придумать. А то я уже убедился, что болеть в этом мире я умею. На дворе жара, а у меня насморк, еще и горло побаливает. Странно, конечно. Или это тот родник в Киликийких воротах, возле которого я стоял и почти не прерываясь полчаса жадно глотал ледяную воду. Но… Я умею болеть.

Берег превратился в полоску, а порой и вовсе уходил за горизонт. А мы направлялись к Ольвии. К городу которого, правда, уже нет, но нас обещали высадить на берегу в районе развалин этого древнего городка, уничтоженного не так чтобы сильно давно. Как раз гунны постарались.

Казалось, что можно расслабиться, съесть кусок солёного мяса, заесть всё это солёной же брынзой и закусить, чтобы соль не хрустела на зубах, пресноватым хлебом. Если бы не некоторые обстоятельства, то и вовсе почувствовал бы себя туристом и просто наслаждался бы ситуацией.

Вот только напряжение росло. Есть у человека некий механизм подсознательного восприятия, некоторые называют подобные явления чуйкой или предчувствием. Иные обволакивают чуйку магическим флёром. Но, как я считаю, никакого мистицизма в этом нет.

Наш мозг не успевает осознанно анализировать многие данные, которые ему предоставляют глаза, уши, а может быть, и то место, на котором я сейчас сижу.

И вот моя чуйка, ранее шептавшая, сейчас всё громче и громче начинает вопить, переходя на крики и рёв. А теперь уже подключился и мозг, выдавая вполне логичное объяснение внутренним переживаниям. Нет, я не чертов перестраховщик, который кучу вариантов развития событий нафантазировал. Я имею некоторый опыт оперативной работы, а еще и начинаю чувствовать эпоху, людей ее населяющую.

Так что наши приготовления к неприятностям со все большей вероятностью, не напрасны.

Вот арамейские архонты между собой шепчутся, и один из них косо посматривает в мою сторону. А вот ещё один офицер проходит мимо сложенных в деревянные ящики моих вещей, да всё зыркает, что же в них такое находится. Ну конечно, ведь так громко некоторые говорили, как, например, Даная, что в ящиках персидское золото, серебро и дорогое оружие… А ящики эти только лишь на одном драмоне, на котором я сам и плыву.

Да я сразу, когда мы ещё только грузились на эти драмоны, византийские военные корабли, предположил неладное. И лучшим решением должно было стать — не ступать ногой на корабли. Но…