— Мортон! — окликнул я, и старый друг, но не старый гном-кузнец отделился от процессии. — Какими судьбами?

— А! — хмуро отмахнулся он, когда мы встретились возле одной из колонн. Ростом он мне чуть выше колена доставал, так что я присел, чтобы говорить удобнее было. — Сам не рад, что здесь оказался. Но король решил засвидетельствовать почтение героям Османской войны. Сам знаешь, как гномы любят османов.

— Знаю, — кивнул я.

— Но мы не только ради этого здесь. После свадьбы покажем вашему Императору установку, которая может фиксировать подкопы Саранчи. Это прототип, но уже рабочий! Дожить бы только… Бр-р-р! Ненавижу такие сборища большеногих. Ладно, увидимся, Дубов. И привет тебе от короля!

Мастер-кузнец Гилленмора, в котором я как-то оказался на экскурсии и случайно раскрыл заговор местного Верховного жреца Вергилия, поспешил за своими. Да, кстати, сила Вергилия! Во время нашей с ним битвы он вдруг стал сильнее и покрылся рунами Саранчи. Интересно, похожа ли была эта сила на то, что я видел вчера? Жаль, в те дни я был ещё слабо развит духовно.

Ладно, что-то нужду справить захотелось. Интересно, учитывая количество золота в отделке этого зала, унитазы там тоже золотые будут? Плевать. Хоть бриллиантовые, лишь бы пользоваться можно было.

— Барон Дубов! — окликнули меня. Это оказался граф Мышкин. Хотя «граф» правильнее в кавычках писать. Его род лишили титула задолго до нашей встречи. — Рад видеть здесь друга. — Мы пожали руки. — Я был удивлён, когда пришло приглашение на этот раут. Скрестил пальцы в надежде, что мои старания были замечены, и теперь моему роду вернут титул. Этой надеждой я обязан вам. Я ваш должник, барон! Просите, что хотите!

— В туалет хочу, — честно признался я, разводя руками.

— Что? — Мышкин слегка подался вперёд, наклоняясь в мою сторону ухом. Решил, что ослышался, видимо.

— Где здесь туалет, спрашиваю.

— А… он… кажется, в той стороне, — взглядом указал он в глубину зала.

— Спасибо… граф, — хлопнул я его лапищей по плечу, отчего он слегка присел, а напиток из бокала расплескался. — Считайте, что ваш долг уплачен. Увидимся!

— А… да… хорошо… увидимся, да, — беспомощно оглядываясь, лепетал наполовину седой Мышкин.

Дурак он всё-таки немного. Хотя, правильнее сказать, наивный дурак. Сама судьба спасла его от нашей аристократии, а он так жаждет вернуться в её ряды. Надеюсь, его честность его не погубит. Ведь местным только дай шанс тебя использовать в обмен на стеклянные бусы.

Мышкин неплохой человек, но местное общество может его быстро развратить. Жаль, но он, похоже, не понимает, что ничего мне должен был изначально. Его дар его же и убивает, а он использовал свой Инсект в боях с османами как минимум дважды. О каком долге тут может идти речь? Он и так отдал больше, чем многие. Так что, пожалуй, это я ему должен. Но говорить об этом я, конечно, не стану, не то бедолага окончательно запутается в своих принципах. Верну долг иначе. Почему-то я уверен, что скоро такая возможность предоставится.

Ладно, сейчас важнее другое. Туалет!

Туалетная комната для мужчин смущала своим богатством и высоким потолком, под которым гуляли эхо и сквозняк из приоткрытого окна. Писуары, к слову, обычные оказались. Фарфоровые. Я разочарован.

О да, какое блаженство! И что ж меня так приспичило? Надо было перед выходом забежать, но мы ведь опаздывали…

— Дубов, ты, что ли? — раздался голос из крайней кабинки.

Я горестно вздохнул, прежде чем ответить. Даже нужду справить спокойно не дают! Скорее бы все эти церемонии кончились уже. Надеюсь, и свадьба сегодня же будет.

— Да, я.

Из кабинки выглянула соломенная голова Павла Северова.

— Ты что там делаешь? — удивился я, продолжая оглядываться через плечо. — За женским туалетом подглядываешь, что ли?

— Что? Нет! Как я могу? Сквозное отверстие в стене только в соседней кабинке…

Проверять я это, конечно же, не буду.

— Много там народу? — спросил Паша.

— Полный зал.

— Чёрт… И все они узнают, что я царевич…

— Они и так знают, — пожал я плечами. — Весь город во флагах с твоим изображением.

Павел чуть из кабинки не выпал от удивления. Оказывается, он на унитазе стоял, чтобы… я не знаю. Чтобы никто не знал, что в кабинке кто-то есть? Иногда я его совсем не понимаю.

В итоге он оступился и соскользнул с фаянса, повиснув на двери. Та медленно открылась, неся на себе растянувшегося царевича.

Вдруг дверь в туалет открылась и к нам вошёл ещё один мой знакомый. Князь Джугашвили. Во рту у него дымилась трубка, а глаза перебегали с писающего меня на висящего на двери царевича.

— Барон Дубов, — пыхнул он, вынимая трубку изо рта. — Ваше Височество. Я позже зайду.

И вышел.

— А теперь тем более знают… — подлил я масла в огонь, застёгивая ширинку.

— О боже! Что мне делать⁈ — взвыл царевич. — Я всю жизнь мечтал о дне, когда отец во всеуслышание скажет, что я его сын! И вот! Он настал. Меня наградят вместе с остальными, но… что, если я не понравлюсь людям? Ох, лучше бы я так и оставался Павлом Северовым, неизвестным и никому не нужным. А у меня ещё и Инсект этот… Как у Первого Императора! Ты хоть знаешь, какое это давление? Все ждут, что возьму и разом избавлю мир от Саранчи. Даже отец! Я не знаю, что мне делать…

Я некоторое время молчал, глядя в его серые глаза. Потом всё же произнёс, укоризненно покачав головой:

— Для начала, Паша, слезть с туалетной двери.

— Ой… — Царевич моргнул и наконец отпустил руки, оказавшись на полу, и только после этого я заржал.

— Ладно, — вытер я слёзы от смеха, — слушай, что скажу. Я эту истину ещё с детства усвоил, а ты от неё всю жизнь бегал. Так вот, Паша, ты точно кому-нибудь не нравишься. Например, мне.

— Что? — У Паши аж руки опустились и взгляд потух.

— Конечно, — хохотнул я, — ты же не красотка с тараканами в голове, чтобы мне нравиться. И не серебряный рубль, чтобы нравиться всем остальным. Всегда, что бы ты ни делал, будут те, кому ты не нравишься. И чем большего ты сможешь достичь, тем больше этих людей будет. Это нормально, так устроен мир. Просто в своей боязни кому-то не понравиться ты забываешь о том, что можешь и нравиться кому-то. Это во-первых. А во-вторых, самое главное, чтобы ты нравился сам себе. А кому не нравишься, мог дать по зубам. Нет, после этого ты им нравиться не начнёшь, но так они хотя бы заткнутся и будут считаться с тобой.

— Вот так… просто? — Павел неверяще взглянул на меня.

— Вот так просто. В конце концов, важно только мнение твоих близких. Нравься себе, братьям ты вроде по душе был ещё в детстве, просто они подтрунивали над тобой, так как видели твою слабость и зависимость от чужого мнения. Да-да, иногда я твоё нытьё о детстве всё же слушал…

Паша смущённо улыбнулся.

— Ну и, кажется, ты понравился Айлин.

— Ты правда так думаешь? — засиял царевич.

Входная дверь туалета скрипнула, и внутрь заглянула дымящаяся голова Джугашвили.

— Ваше Височество, при всём уважении, ви скоро?

Я покачал головой, потому что до царственного тугодума долго доходило.

— Неважно, что я думаю, Паша! Ты ведь мне не нравишься, забыл?

— Точно! — Он сжал кулак и посмотрел на него, будто впервые увидел. Потом вдруг его лицо просияло. — А… а ты мне тоже! Ха! Сразу после свадьбы отца отправлюсь в Стамбул искать Айлин!

После этих слов царевич вышел из туалета, и, судя по приветственным возгласам, его правда узнали и были даже рады.

Никогда не пойму такой любви к славе у людей. Паша её хоть просто боится, а некоторые жаждут. Лично я бы скрылся в самом тёмном лесу, развесь кто-нибудь по всему городу на флагах мой профиль.

Помыв руки, я не успел выйти, как внутрь влетел князь Джугашвили и прошмыгнул мимо меня со словами:

— Даже не хочу знать, что ви тут делали с царевичем!

— А я не хочу знать, что вы подумали, — ответил ему и вышел обратно в зал.

А там уже какая-то суматоха происходила. Сперва подумал, что это церемония начинается, но толпа сконцентрировалась совсем не возле трона, что находился в конце зала слева от меня. Наоборот, что-то происходило справа. Пройдя чуть вперёд, благодаря своему росту взглянул поверх голов большинства зевак. Они собрались вокруг открытого пространства, и те, кто был ближе, активно болели за кого-то и жестикулировали. Очень быстро я понял, в чём дело, и слегка похолодел изнутри.