Он так и делает.

Господи, мне нужен свет, потому что, судя по тому, что я вижу при таком слабом освещении, у Романа тело римского бога — широкие плечи и упругая грудь с россыпью волос, которых как раз столько, сколько нужно.

Провожу рукой по его грудным мышцам, дрожа от возбуждения.

Может, он и не спортсмен, но его тело атлетическое и подтянутое, теплое под моей ладонью. Он прекрасен.

И тоже дрожит.

Я тянусь, чтобы поцеловать его плечо. Ключицу. Центр груди, ниже адамова яблока.

Его рот.

— Тебе не кажется, что будет справедливо, если ты тоже снимешь рубашку?

— Верно подмечено. — Мне нравится ход его мыслей, и я быстро стягиваю с себя рубашку, а заодно и шорты, хотя меня никто об этом не просил.

На мне только стринги, и я благодарна, что у меня хватило здравого смысла не надевать то, что я называю «ночным бельем» — трусики для бабушек с высокой талией, которые продаются в упаковках по шесть штук.

Хотя я очень сомневаюсь, что Роман заметил бы это.

На самом деле, если я и поняла что-то в парнях, так это то, что они не оценивают ваше обнаженное тело — все, что они видят, это то, что вы голая. Они видят сиськи и киску.

Обнаженная плоть настолько соблазнительна, что мужчины не видят того, что я воспринимаю как недостатки.

Роман не знает, где прикоснуться ко мне первую очередь, скользит руками по всему телу, начиная с ног. По ноге (и слава богу, я вчера побрилась), по бедру, по животу, по груди. Вниз по руке и снова вверх, смахивая волосы с плеча, прежде чем поцеловать меня там.

Поцелуи, теплое дыхание под моим ухом. Между ног становится влажно.

— Ты такая сексуальная, — выдыхает он мне в ухо.

— Ты тоже.

Наши рты снова встречаются, на этот раз более горячо, больше языка, больше возбуждения, больше желания.

Я не могу насытиться им; хочу съесть его и проглотить целиком. Судя по тому, как его руки обвились вокруг меня, а язык проник в мое горло, парень чувствует то же самое. Я дергаю его за плечи, чтобы он переполз на меня и накрыл меня своим телом. Он подчиняется без особых усилий.

На нем пижамные штаны, но я все равно чувствую его член сквозь ткань, а тонкие стринги, которые на мне, почти не скрывают и не ограждают мою вагину от его набухшего члена.

Она хочет позвать его внутрь.

Словно прочитав мои мысли, Роман начинает неторопливые, равномерные и ритмичные толчки. Мы начинаем имитировать секс, кончик его члена проникает внутрь моих набухших складок.

Я такая влажная.

Такая нуждающаяся.

Еще.

Стринги. Пижамные штаны.

Ничего, кроме кожи сверху, мои соски прижаты к его голой груди, волоски щекочут мою грудь.

И все же я хочу большего.

Я приподнимаю край его штанов, пока он не приподнимает бедра в воздух, чтобы было легче снять их и сбросить на пол рядом с кроватью.

Парень целует меня повсюду, медленно спускаясь вниз, достигая верхушки моих бедер, снимает с меня стринги, затем раздвигает мои ноги локтями.

Лижет меня. Посасывает клитор.

Я извиваюсь, предвкушение пронизывает меня насквозь. Цепляюсь за покрывало, прикусываю зубами нижнюю губу, когда он раздвигает меня пальцами, чтобы скользнуть языком внутрь и пососать сильнее в том месте, которое я хочу, чтобы он пососал.

Парень действует так, будто поглощает мороженое.

— О, боже... — выдыхаю я тихо, зная, что, если буду громкой, Элиза и Джек могут меня услышать. А я умру, если они войдут в комнату.

— Ты такая чертовски вкусная.

Правда?

Я слышала это раньше, но никогда не верила. Как киска может быть вкусной? Это же не конфета и не фрукт — что в ней такого вкусного?

Но я не поднимаю дискуссию.

Не хочу кончать вот так, поэтому похлопываю по кровати, призывая оторвать рот от моей нижней половины и переползти ко мне. Я хочу оседлать его, взять под свой контроль.

Пусть ему будет так хорошо.

Он остается на мне еще несколько секунд или минут — слишком долго, потому что я хочу, чтобы он был подо мной, — прежде чем уступить. Я уже мокрая, когда парень ложится на спину, и я забираюсь сверху на своего нового друга.

Моего друга.

Какое странное ощущение — дружить с человеком, с которым спишь, — мы связаны так, как я никогда ни с кем не была. Я не позволяла себе сближаться с парнем, а теперь хочу, чтобы его член был внутри меня, скрестив пальцы.

И пальцы ног тоже.

Я смотрю на него сверху вниз, волосы волнами падают мне на лицо и на его грудь.

— Привет, — шепчу я, целуя его в щеку.

В кончик носа.

— Привет, — шепчет он в ответ, с трепетом скользит руками по моей спине, вверх и вниз, пальцами вдавливаясь в позвоночник. Когда заканчивает, убирает волосы с моего лица. — Ты прекрасна.

Я знаю это. Мне говорили это сотни раз, начиная с самого раннего детства, но до этого момента я не уверена, что когда-либо... чувствовала это.

Быть красивой и милой было моей работой.

Моя мама не была счастлива, если в моих волосах и на моем платье не было банта. Расстраивалась, если я не выигрывала конкурс или танцевальное соревнование. Отчитывала, если я не улыбалась.

Быть красивой — это рутинная работа, которую я терпеть не могу.

Слышать это и чувствовать — не одно и то же, и они не идут рука об руку.

Я позволяю ему играть с моими волосами, его твердый член касается моей задницы, пока я сижу на нем, и, клянусь богом, я чувствую, как он подергивается, а его глаза не отрываются от моего лица. Роман не отводит от меня взгляда.

— И ты тоже, — говорю я ему в ответ на его комментарий, веря каждому его слову. Его свет сияет внутри и снаружи, и я хочу, чтобы его было больше.

Я опускаю голову и целую его.

— Парни не бывают красивыми, — усмехается он у моих губ.

— А ты — да.

Я не хочу с ним спорить, зная, что он носит в себе ту же неуверенность, что и я, хотя это разные виды самосознания.

Мы целуемся, и он обхватывает мою грудь, нежно ласкает. Я наваливаюсь на Романа сверху, приподнимая свою задницу, чтобы подложить под себя его член и насладиться его твердой длиной.

Туда-сюда... Туда-сюда...

Было бы так хорошо, если бы мы были голыми.

Поправка: если бы он был голым.

Его дыхание тяжелое, затрудненное.

Его руки? Повсюду.

Я не уверена, кто первым дергает за пояс его трусов-боксеров — Роман или я, — или кто именно спускает их вниз, но вскоре они опускаются до колен, и его член вырывается на свободу.

Мой рот наполняется слюной.

Влагалище пульсирует.

Сердце колотится.

Наши рты смыкаются во влажных, отчаянных поцелуях — такие можно увидеть в кино, — его рука на моем затылке притягивает меня ближе, чтобы он мог целовать меня глубже.

Я двигаюсь над ним, скользя по его члену, пока его кончик заигрывает с входом в мою сердцевину, распаляя меня все больше и больше.

— Боже, я так хочу тебя, — стонет он мне в рот, его рука все еще сжимает мою голову

Я чувствую, как сильно он хочет меня, все его тело напряжено, от кончиков пальцев до кончика члена и положения его ног. Его колени согнуты, ноги слегка раздвинуты — он делает все возможное, чтобы сохранить рассудок, так же как я пытаюсь сохранить свой.

В мои намерения сегодня вечером не входило заниматься с ним сексом.

И приходить к нему домой.

Он даже не хотел никуда идти.

И все же пошел.

Ради меня.

— Я тоже хочу тебя.

Что делать, что делать...

То, что мы возбуждены и раздеты, не означает, что мы должны заниматься сексом прямо сейчас — я это знаю, и Роман это знает.

Моя голова снова опускается, рот приоткрывается — клянусь, мои глаза закатываются к затылку, когда головка его члена случайно входит в меня совсем чуть-чуть, придавая новый смысл словам «только кончик».

Он шипит.

Я начинаю потеть, бисеринки пота образуются на моем лбу самым неприличным образом. Но здесь жарко. Или это только так кажется?

— Может, просто сделаем это? — размышляю я вслух, не ожидая от него ответа.