Главврач лазарета с первого же взгляда понял что видит.

— Магическое бешенство. — тусклым голосом выдал он диагноз и посмотрев на присутствующих добавил: Не жилец.

— Где вы его нашли? — спросил прибежавший на шум один из представителей безопасности Академии.

Члены секты что-то проблеяли. Видя их несостоятельность, вышла Юи и в пару предложений описала то, что было нужно.

Безопасник переключился на доктора и они обменялись тоже парой фраз с какими-то чисто медицинскими терминами. Когда же главврач обернулся к пострадавшему, его глаза округлились — тело всё быстрее теряло привычную форму. Сизые бугры корёжили его.

— Всем немедленно покинуть помещение! — рявкнул доктор. — Быстро!

И махнул, прежде всего своим.

Те поняли что сейчас произойдёт и чуть ли не волоком потащили опешивших студентов к выходу. Но дойти до двери не успели.

Позади глухо бухнуло и всех окатила туча мелких кровавых капелек. Хоть и лёгкая, но всё-таки ударная волна от взрыва, толкнула в спины, ударила по ушам.

По проходу летело облако перьев из разодранной подушки. Как перья не перемешались с ошметками тела, и капельками крови было загадкой. Но вот окровавленные клочья простыней и одеяла валялись по всему приёмному покою.

Алан, четвёртый сын графа, недовампир, прекратил своё существование. От него буквально нечего было собирать. Разве что отскребать со всех поверхностей приёмного покоя и с присутствующих, не успевших выскочить за дверь.

Юи последнее время как-то странно косилась на Шохова. Что-то ей в его поведении, или внешнем виде, не нравилось. Что-то вызывало опасения. И то, что она сподобилась-таки напрямую спросить аж через три дня после происшествия — показатель. Ведь реально что-то не то творится!

А ведь после убиения даже не одного, а очень многих, тогда, под перевалом Медвежий, как прекрасно помнил Сеня, с ним ничего не было. Разве что дикая усталость, которая, кстати, прошла уже через день. Но та усталость была объяснима. А сейчас-то что?

Усталости — не было. Каких-то болезненных ощущений — тоже нет. Но что-то постоянно вертится на краю сознания. Как нечто, что надо бы понять, вспомнить, но никак не вспоминается, не осознаётся.

— Юи, спасибо за заботу, но-о у меня со здоровьем как-то… даже слишком хорошо. Я не понимаю почему ты беспокоишься.

— Хм! Вы какой-то другой стали. После этого… которого вы «недографёнышем» назвали… Аланом-как-его-там…

— Другой? Какой?

Юи нахмурилась, пытаясь поточнее сформулировать впечатления.

— Вы стали какой-то… вялый. Какой-то… некритический.

— «Некритический»? — удивился Сеня.

— Вы слишком часто соглашаетесь.

— Да? Не замечал.

— А я заметила! — снова включив сварливость, отметила Юи.

— Спасибо. Я послежу за собой. — подобравшись, уже совершенно другим тоном ответил Сеня.

— Угу. Да. — недоверчиво кивнула Юи, и перешла к насущному.

— Вы просили напомнить — вам через десять минут к ректору. Наверное опять это дурацкое расследование.

Сеня кивнул и как-то даже на автомате засобирался.

Потом остановился и с удивлением прислушался к себе.

И ведь действительно — раньше этого не было.

Не было вот этого «автоматизма» — кто-то сказал и Сеня тут же побежал исполнять. Как минимум, перед этим исполнительским зудом, несколько секунд Сеня тратил на осознание приказа или просьбы, а после планирования своих действий. Если, конечно, не шёл сразу же отказ от исполнения просьбы-приказа.

Сеня удивился.

Покачал головой.

И заслужил одобрительной реплики от Юи.

— Вот! Вы теперь как и прежде.

— Хм… Я понял! — ещё больше смутившись кивнул Сеня и пряча глаза, всё равно зашагал к двери. Всё-таки ректор звал.

Однако и тут его догнало осознание: и чего было смущаться? И почему⁈

Так тяжело подействовала кончина того морального урода? Так ведь не должна!

С такими «оптимистичными» мыслями Сеня доплёлся до кабинета ректора.

Ректор выглядел как обычно — зверская харя из-под насупленных бровей. Руки лежат на столе поверх каких-то бумаг. Пальцы сцеплены в замок.

— Проходи. — буркнул он после приветствий и кивком указал на стул, ближайший к его столу.

Секретаря, как тут же отметил Сеня, не было. Возможно, предстоял либо конфиденциальный разговор, либо очередной тур перевода Асеновских записок. Они считались достаточно секретными, чтобы не только не показывать их секретарю даже издали, но и вообще не упоминать об их существовании. Не говоря уж вообще об их переводе.

Ректор с минуту рассматривал Шохова будто не решаясь что-то то-ли спросить, то-ли сообщить. Потом щёлкнул в воздухе пальцами, будто решил как на демонстрации в аудитории сделать маленький огнешар. Только вместо создания огнешала он кашлянул. И как-то у него грозно это получилось.

— Шо-Хау! У меня тут… — он приподнял руки и посмотрел на бумаги, которые до этого прикрывал своими ручищами. — … Отчёт о расследовании происшествия с дракой. Вашей дракой с…

Ректор снова покосился на бумаги, видимо, забыв имя и фамилию того самого «четвёртого сына графа».

— Простите… не драки, — влез Сеня в монолог ректора, — А вполне респектабельного поединка.

— Скажешь, дружеского? — скривился ректор в скептической улыбочке. Даже усы у него как-то по-особому изогнулись усиливая скепсис.

— Вполне респектабельного и не нарушающего Правила Академии. — закруглил Сеня, стараясь не отвечать прямо на поставленный вопрос. Да и как иначе, если омерзение от даже вида спесивой морды Алана было изрядным? Но ответ прокатил. Ведь опережал следующий вопрос, который уже явно заготовил ректор.

Ректор откинулся в своём кресле и скривился. То, что он не верит Сениной байке можно было и не спрашивать — и так видно невооружённым взглядом. Заподозрил, змий, что Сеня что-то серьёзно недоговаривает.

— Хорошо. — не меняя скептического выражения лица согласился ректор. — Но тогда другой вопрос: не пытался ли Алан-как-его-там, применить какую-нибудь магию? Из запрещённых.

Сеня открыл было рот, повинуясь первому побуждению, но вспомнил Юи. Снова подобрался, гася эти «первые побуждения». Чтобы внимательно осмыслить что же у него спросили.

И не зря! Вопрос был с подковыркой. А подковырки, часто имели неприятные следствия в виде уже других вопросов. Ведь при таких поединках было запрещено применять любую магию. Разве что кроме усиления, что, кстати Алан и применил.

— Усиление… разрешено? — как-то даже для себя не уверенно спросил Шохов.

— Кроме усиления. — жёстким голосом спросил ректор и, для усугубления эффекту, ещё и уставился своими колючими гляделками в Сеню.

Кольнул страх. Ведь видно, что ректор и его подчинённые до чего-то докопались. И теперь подозревают Сеню. Ведь вопрос — в верном направлении.

Сеня чуть не ответил. И это «чуть» его ещё больше напугало. Ведь для того, чтобы сдержаться, понадобилось приложить очень большие усилия.

«Он что, какую-то магию применяет? — подумал Сеня. — Некую магию подчинения? Если так, то совсем хреново! Точно подозревает. Надо собраться с силами. Волю в кулак! Следить за вопросами и собственными ответами!».

— Что ты сделал с вассалами Алана?

— С кем? — спросил Сеня. — Этими, что были в его культе? Если вы про них — я их впервые увидел тогда же. Когда зашёл в помещение их культа. Если с этими — то ничего.

— Не с культистами. Со студентами Второй Академии.

«О как интересно! Оказывается, ректор уважает ту Академию и его учащихся. Ведь сказал именно „Второй Академии“, а не назвал его наиболее распространённым эпитетом. Нелицеприятным. Ведь называли её так именно аристократы Первой».

Это соображение почему-то помогло Сене собраться и уже отвечать по своей воле, а не навязываемой.

— Я понял о каких. Поэтому могу поклясться, что с ними ничего не делал.

— А вот друзья Алана утверждают, что это именно ты их покалечил.