Потушил сигарету об урну, выдохнул дым и почесал затылок, смотря на пакет из «Магнита», в котором тащу домой продукты. Последние дни до зарплаты, купил самое необходимое. На самом деле, тяжко было перестроиться на хотя бы подобие правильного питания. Ну, маленький ребенок ведь не в состоянии есть всего раз в сутки, и то что-нибудь жирное, с коркой, такое чтоб, разок поел, и больше не хочешь до следующего дня. Ей и супы, и каши, и овощей надо бы, да побольше. Сложно это.

Единственными, кто пытался как-то участвовать в жизни ребенка, были ее бабки, которые между собой вечно цапались, ну и крестная. Но последняя живет в Китае, да и у нее своя жизнь, прилетать ей то ли некогда, то ли нет желания. Но на каждый праздник присылает Лерке подарки. Мать жены часто приходила, видела меня пьяного, и из раза в раз грозилась вызвать органы опеки, но, видимо, и сама понимала, что смерть Ани меня окончательно выбила из колеи, и оттого не торопилась. А когда терпение все-таки кончилось, я пить уже бросил, и каждодневно сидел с Леркой. Потом деньги, которые успел заработать на игре до беременности жены, кончились, и пришлось искать работу. Леру оставлял уже со своей матерью, а дальше уже и садик, школа, и вот моей принцессе, искренний смех которой заставил меня задергаться и взять себя в руки, уже пятнадцать лет. М-да уж, время быстро идет.

Приложил таблетку к домофону, дебильный звук сообщил о том, что дверь открыта, и я неспеша пошел по зассанной лестнице подъезда, по пути слушая соседские вопли. Орут друг на друга, на детей, кто телевизор смотрит, кто, как говорится, дыры в стенах делает забавы ради. Ну, то есть, этот придурок из тридцать девятой ведь уже лет семь что-то там у себя сверлит с утра до ночи, как он заколебал. Ты в хрущевке живешь, или в пентхаусе, ублюдок?

Живем мы на третьем этаже. Достав нужный ключ, вставил его в скважину и провернул. Открыл дверь и вошел внутрь. Наступил носком одного кроссовка на пятку другого, и избавился от покрытой кусками снега обуви. Свет в коридоре выключен, а вот в спальне и на кухне горит. Тяжко в однушке, конечно, с уже достаточно взрослой дочерью, но брать ипотеку — петлю на шею себе вешать. Да, личного пространства у Леры почти нет, но хоть что-то…

— Уже пришел? — из кухни выглянула Лерка, хлопает своими карими глазами. Каштановые волосы собраны в хвост, несколько локонов у нее уже поседели. В пятнадцать-то лет. У меня тоже была ранняя седина, врачи сказали, что это наследственность, ничего не попишешь.

— Да как управился, так и пошел, чего там сидеть…? — пожал плечами я, вешая пуховик на крючок.

— Кушать будешь? — не спешила скрыться на кухне она.

Признаться, не голоден, но Лерка слишком уж редко готовит, и ее очень обижает, если не пробую ее стряпню. Получается у нее так себе, да и учиться ей не у кого, моя готовка на вкус не лучше вот вообще ни разу, я разве что побольше рецептов знаю, компенсирую недостаточно хороший вкус большим разнообразием. В общем, делать нечего, ответил дочери кивком, а сам пошел руки мыть.

Непроизвольно взглянул на самого себя в зеркале. Морщины появились давно уже, короткие волосы, некогда черные, сейчас уже полностью седые, как и борода. Глаза уставшие такие. Впрочем, я такой, сколько себя помню. Разве что взгляд был поживее, наверное, такое же, как у Леры сейчас. Искорки в них — привилегия молодых. Вздохнув, задумался. Не пойму, что Аня нашла в таком уроде? Ну, зато… Всех хахалей Леры могу своей рожей отпугивать, она у меня все-таки такая красавица выросла, но это в Аню она такая, разве что глаза другого цвета, да и седина повылезала.

— Ну ты идешь? — показалась в дверном проеме ее моська, вижу в отражении зеркала. Кротко кивнул, смыл мыло с рук и вытер их об полотенце.

Остановил взгляд на огрубевшей коже ладоней. Ссадинами покрыты. Ручной работы на производстве у меня не очень много, но время от времени приходится. Еще и грязь, кажется, уже в мясо въелась, оттого хрен отмоешь. Зашел на кухню и уселся за стол, где уже стоит чугунная сковородка с жареной картошкой. Лера поставила мне кружку с чаем, вооружилась вилкой, и уселась есть.

Наколол несколько картофелин и запустил себе в рот. Пересолила. Сильно пересолила. Но показывать, что невкусно, не буду. Просто жую с каменным лицом. А вот Леру перекосило. Она с кривой гримасой пыталась пережевать картошку. Подняла на меня взгляд. Бровь дочери поползла вверх. Хотела что-то сказать, но передумала, сокрушенно вздохнула, залила картошку майонезом и продолжила есть. Так хотя бы будет не так невкусно, хотя, по сути, шило на мыло.

— Кстати… — опустив взгляд в стол, Лера на несколько мгновений замялась. Она отложила вилку, что-то потрепала под столом.

— М? — оторвался от еды и я, смотря на дочь.

Она поджала губы и поставила на стол коробку. Я сразу понял, о чем сейчас пойдет речь. Скотч уже разрезан. Добралась таки. Знаю, что курит, но с поличным пока не поймал. Наверняка искала сигареты, а нашла по итогу вот это. Лера аккуратно вытащила из коробки маленький футляр, в котором, переливаясь на свету нескольких лампочек, лежала золотая медаль в форме полярной звезды. Там же, в коробке, она наверняка находила и кубки, и сертификаты, и прочие атрибуты моей молодости.

— Ты ничего не рассказывал… Почему…? — немного растерянно спросила Лера, смотря то на меня, то на медаль.

— Киберспорт не вяжется с определением стабильной работы, милая. Если бы продолжал, то мы бы с тобой жили от турнира до турнира, и далеко не факт, что я бы хоть что-то выигрывал, — покачал головой, взял футляр с медалью и попытался забросить его обратно в коробку, но дочка выхватила символ моей победы двадцатилетней давности и крепко сжала в своих руках.

— Мой отец Покоритель Звезд Мардук, и я хочу, чтобы это имя снова слышали все на свете, — выдала она, сведя брови вместе. Невероятно уверена в своих словах.

— Ну хватит. Возраст уже не тот, — покачал я головой, запуская уже остывшую картошку в рот. Сразу все проглотил и подпер голову кулаком. — Мне сорок, а не двадцать, Лерка. Отказываться от нормальной работы, чтобы пытаться меряться писюнами с молодняком, пх. Это глупая затея.

— Во-первых, тебе тридцать девять, а не сорок, — возмутилась она еще сильнее. Встала из-за стола, упершись в него кулачками. Пришлось поднять взгляд, чтобы смотреть ей в глаза. Она у меня гном сто пятьдесят сантиметров, но даже мне с ростом в сто восемьдесят в сидячем положении нужно глядеть немного выше. Еще и на корточки встала, чтобы выше казаться. Дурында. Тем временем Лерка продолжила: — А во-вторых, ты ради меня мечту похоронил. Я хочу, чтобы ты ее отрыл, пап! Я не маленькая девочка уже, займись ты собой, наконец. Хоть что-нибудь со своей жизнью сделай, хоть бабу себе найди, мне все равно, я только добра для тебя хочу!

— Лер, сядь, — холодно произнес я, стойко выдержав ее недовольный взгляд. Зарывается. Дочка, раздраженно цыкнув, плюхнулась обратно на табуретку, и та предательски заскрипела под ее весом. — Ты все еще ребенок. И для меня будешь ребенком даже через тридцать лет. Задумайся лучше о том, куда учиться пойдешь. А я как-нибудь разберусь, что делать со своей жизнью.

— Не пойду, — чуть ли ни ядом плюнула. Я вскинул бровь. Характер решила показать. Сложив руки на груди, Лера гордо вздернула подбородок и пробубнила: — Раз сам не хочешь, дай я попробую.

— Думаешь, это тебе нормально денег будет приносить? — хмыкнул я, смотря на то, как она все еще сжимает футляр с моей медалью.

— Тебе же приносило.

— Просто повезло.

— А я тоже везучая.

— Думаешь? — продолжил есть соленую картошку, насмешливо поглядывая на Леру. Ох уж этот юношеский максимализм. Вздох вырвался из моей груди. Ладно. Достал из кармана телефон, зашел в приложение банка и открыл счет, на который продолжаю закидывать деньги для дочери. Положил мобильник перед ней. Взгляд Леры опустился на экран. — Это твои деньги. Откладывал на твою учебу, квартиру или машину… Тебе решать.

— Я хочу капсулу, — твердо ответила она.