Это работало. Постепенно ко мне понесли не только хлам, но и хорошие вещи. Доверие, построенное на простой арифметике, оказалось самым ценным активом.
Продажа через торговые площадки стала ещё одним рутинным, но эффективным делом. Разместив лот на площадке, я ждал характерного гудка у двери. Автоматическая транспортная платформа на гусеничном ходу, лязгая траками, подкатывала к входу. Я грузил товар в стандартный контейнер, наносил специальную маркировку и оставлял свою цифровую подпись. Платформа уезжала в недра станции, на центральный склад торговой площадки. Удобно. Не нужно ни с кем видеться.
Выручка скакала как сумасшедшая: бывало, едва выходил на две тысячи, а на следующий день счастливая продажа редкого девайса приносила все пять. В среднем — стабильные полторы, две тысячи в день. Ровно через пять недель я перевёл Чоду последний транш. Сообщение «Долг погашен» на экране планшета стало маленькой, но значимой победой.
Но я не остановился. Скупая сломанные устройства, я больше не отправлял их сразу на запчасти. Ночью, когда магазин закрывался, я погружался в форумы энтузиастов. Часами сидел на медиаплощадке станции, с увлечением просматривая видео любителей и профессионалов по неквалифицированному ремонту различного оборудования. Иногда ремонт был до смешного прост: замкнуть два контакта, отпаять сгоревший резистор заменить на новый, отсоединить на сутки энергоячейку для сброса прошивки. Вот, к примеру, портативный ком-линк. Владелец был уверен, что он безнадёжен — не включается и всё. Не спеша, подцепил тонким пинцетом крышку аккумуляторного отсека. Под ней — крошечная кнопка аварийного сброса, о которой не пишут в инструкциях. Я узнал о ней из ролика какого-то усатого энтузиаста с ником Доки-7. Нажал скрепкой, и гаджет тут же отозвался жизнерадостным писком, а на экране замигал значок зарядки.
Следующий — карманный проектор. Со слов продавца неисправностью было: «показывает только красные тона». Парень на форуме «Сам себе техник» снимал похожий ремонт на свою камеру. Оказалось, что от времени и вибрации отходит шлейф матрицы. Не нужно паяльника или сложного диагностического ПО. Достаточно было аккуратно вскрыть корпус, найти тот самый гибкий шлейф, вынуть его и снова вставить до лёгкого щелчка. Я сделал это, затаив дыхание. Включил — и помещение тут же заполнилась сочными, яркими красками голографической заставки. Магия.
Каждое ожившее устройство, проданное не на запчасти, а как рабочее, увеличивало прибыль. Я чувствовал странное удовлетворение, возвращая к жизни железки.
Склад и витрина постепенно наполнялись. Рядом с грубыми инструментами лежали изящные безделушки ушедших эпох — странные статуэтки, устройства с непонятным назначением, обломки чего-то, что когда-то было великим. Всё находило своего покупателя в необъятной цифровой сети станции.
Но была и оборотная сторона. Налоги на воздух и воду вычитались автоматически, еженедельно, напоминая ровным гулом системы вентиляции о цене каждого вдоха. А ещё были коммунальные платежи. И самый ненасытный из них — электроэнергия.
Оказалось, что большая часть приносимого добра — это разряженные в ноль устройства. Скафандры с севшими системами жизнеобеспечения, инструменты с разряженными аккумуляторами, гаджеты, которые нельзя было даже проверить без подзарядки. Моя специальная ниша гудела и трещала от десятков зарядных устройств и адаптеров. Тепло, исходящее от стоек с заряжающейся техникой, стало постоянным спутником, а счёт за электричество — моим личным кошмаром, который отъедал ощутимую часть прибыли. Иногда мне казалось, что я торгую не вещами, а киловаттами, которые превращаю в кредиты с крошечной наценкой. Но это был мой путь. И я шёл по нему, заряжая, чиня и продавая, в надежде, что в конце концов накоплю достаточно, чтобы восстановить и свою собственную, повреждённую память.
Очередной день начался с того, что в системе вентиляции завелся противный, назойливый дребезжащий звук. Он впивался в виски, предвещая что-то неприятное. И вселенная, казалось, решила не разочаровывать.
Первым пришел мутный тип в дырявом комбинезоне с накинутым на голову капюшоном. Его глаза бегали по сторонам, словно выискивая камеры наблюдения, которых у меня не было.
«Коммуникатор, последняя модель, — сипло прошамкал он, швыряя на стойку устройство в идеальном, словно только что из коробки, корпусе. — Срочно нужны кредиты.»
Я взял его. Корпус был безупречен, ни царапины, ни потертости. Включил. Экран ожил, показав половинку заряда. Я пролистал меню, проверил базовые функции. Вроде все работало. Чувство легкой тревоги защемило где-то под ложечкой, но внешний вид и работоспособность перевесили. Я расплатился. Он исчез так же быстро, как и появился.
Решив сразу выставить лот, я воткнул коммуникатор в универсальную зарядную станцию. И буквально на моих глазах девайс пыхнул — из вентиляционных щелей вырвалась струйка едкого синего дыма, пахнущего паленой пластмассой. Индикатор на зарядке погас. Я выдернул штекер. Мертвый груз. Первая потеря дня, и это только начало.
Потом пришла знакомая гусеничная платформа службы доставки. С характерным шипением она выплюнула на пол у входа посылку. Внутри был тот самый программатор, за которым я охотился неделю. Устройство для обхода защит и перепрошивки планшетов и коммуникаторов. Кустарного производства, без гарантий, но с обещанием творить чудеса. Я заплатил за него немалые три сотни кредитов.
С трепетом подключил его к давно пылившемуся на полке заблокированному планшету, загрузил скачанную прошивку. Индикатор на программаторе мигнул раз, другой… и погас. Я ткнул в кнопку включения. Ничего. Встряхнул. Из разъема посыпались мелкие черные крупинки — остатки сгоревшей микросхемы. Кустарщина. Хлам. Возврату не подлежит. Я сгреб устройство с стола и с силой швырнул его в угол, где оно со звоном разбилось о стену. Вторая дыра в бюджете и удар по самолюбию.
И словно в насмешку, следующей клиенткой стала женщина с сканером микротрещин. Инструмент — мечта любого инженера. Я проверил его на углу столешницы — датчик тут же запищал, указывая на невидимый глазу дефект сварки. Рабочий. Настоящий. Но сам торг был похож на хирургическую операцию без анестезии. Она билась за каждую десятку, ее голос визжал, как не смазанная шестеренка, требуя то восемьсот, то семьсот пятьдесят, то снова восемьсот. Мы полчаса ходили по кругу, пока я, сжав зубы и чувствуя, как усталость и раздражение подступают к горлу, не согласился на цену, которая съедала всю мою потенциальную прибыль. Она ушла с торжествующим видом, оставив меня с прекрасным сканером и ощущением полного морального истощения.
Апофеозом дня стал снова знакомый гул платформы доставки. Но на этот раз она не привезла, а забрала. Вернее, привезла обратно. Три моих лота, которые я отправил накануне. Старый, но исправный дозиметр, комплект магнитных зажимов и контейнер с термопастой. На каждом контейнере горел красный штамп: «ОТКАЗ». Без объяснения причин. Просто — отказались. Я стоял и смотрел, как платформа, равнодушно мигая желтым глазком, разворачивается и уползает в темноту коридора, увозя с собой мои кредиты и последние остатки надежды на то, что этот день может хоть чем-то порадовать.
Последний клиент за день всегда был особенным. То ли от усталости, то ли от того, что мозг, измотанный бесконечными расчетами и вежливыми улыбками, наконец-то отпускал контроль, и на поверхность всплывало то, что я старательно заглушал работой — щемящее чувство пустоты.
Я механически упаковывал в вакуумный пакет только что выставленную на торговую площадку партию некондиционных микросхем, глядя на мигающую вывеску «СКУПКА» в темноте пустого магазина. Ещё пару тысяч кредитов, и я смогу позволить себе полную реабилитацию. Затем поднакоплю на нейросеть.
