Упоминание о предстоящей амнистии, возможно, чуть повысило температуру сочувствия аудитории. Примерно на полградуса выше абсолютного нуля. От большинства слушавших лучилась такая ненависть, что, казалось, её можно пощупать пальцами.

— И так, первое и главное условие либерализации — мир с кайзером. Но пока германская армия наступает, добывая успех за успехом, ни о каких нормальных условиях мира невозможно и мечтать. Нам предложат отдать всю Россию до Урала — согласимся? Я — нет. Потому новое правительство России, Совет Народных Комиссаров, из последних сил стремится укрепить действующую армию, хоть отчасти компенсируя ей ущерб, нанесённый бездарными царскими чиновниками-взяточниками и ублюдочным Временным правительством. Мы обещаем крестьянам землю — и мы дадим её, в том числе запашкой пустующего Нечерноземья и раздачей казённых угодий, солдаты слышат гарантии правительства, что лучшие наделы получат наиболее отличившиеся на фронте. Эсеровские, анархистские и прочие агитаторы, агенты кайзера, призывающие покинуть фронт и саботировать приказы, немедленно арестовываются, самые борзые расстреливаются на месте. Медленно и тяжело, но в армии и на флоте восстанавливается дисциплина.

Он перевёл дух, и в паузу немедленно вклинился кто-то из арестантов:

— Для чего вы нам всё это рассказываете?

— Сами не догадались? Верю, что собравшиеся здесь — патриоты России. Но не все одинаково понимают долг перед Родиной, интересы Родины. В одном мы едины: Германия — враг, врага нужно бить. Или хотя бы принудить к подписанию перемирия на более выгодных для нас условиях, а не капитулируя. У кого сохранились честь, совесть и здоровье, прошу под знамёна генерала Брусилова. В том числе отбывающих малые сроки за корниловщину и Летний сад. С меня достаточно слова чести офицера, и вы отправляетесь на фронт. Не скажу «искупать вину», а только — защищать наше общее Отечество.

Конечно, сколько-то из них забьёт болт на «честное офицерское» и элементарно сбежит. Но заодно разгрузится тюрьма, её камеры ой как скоро наполнятся. Из проблемных офицеров Брусилов создаст ударные чисто офицерские подразделения, направляемые в самые горячие точки прорыва. Если мятежники, проявившие себя заклятыми врагами Советской власти или только возможные, полягут все до единого под немецкими пулями, выйдет вполне удачно.

Рижская наступательная операция началась в ночь на 28 сентября. Брусилов рассчитал, что резервов для активных действий хватит дней на 12, далее наши истощатся, немцы начнут переброску подкреплений, русские дивизии станут в оборону, и это время как раз выпадет на осеннюю распутицу, наихудшую пору для массового передвижения войск. Позиции южнее Риги у немцев занимали всего две дивизии, одна — образованная ранее из ландвера (ополчения) и лишь в ходе войны как-то дотянутая до кондиций. Плотность войск на этом участке поддерживалась ниже любых норм, без сплошной линии фронта, с упованием на полный развал Русской армии, утратившей возможность активных действий.

Седов не выдержал и примчался в штаб Северного фронта, чьи дивизии изготовились к наступлению. Сведения получал из первых рук, а собственные руки потирал столь яростно, будто намеревался между ладонями разжечь огонь.

Первыми в бой после короткой артподготовки были брошены офицерские части, где даже на месте фельдфебелей шли вчерашние сидельцы Петропавловской крепости. Прогнозов Седова на массовую гибель не оправдали: немцы не окопались толком, намереваясь наступать вглубь России.

За ними следовали мобильные части — кавалерия, а также пехота на грузовиках и бронеавтомобилях «Остин», разливаясь по германским тылам и чувствуя себя лисой в курятнике. На вторые сутки русский солдат омыл сапоги… нет, не в Индийском океане, всего лишь в Рижском заливе южнее устья Даугавы, но это был первый успех за долгое время.

Седов получил поздравительную депешу от британцев и американского генерала Першинга. На Западе вступила в решающую фазу битва у хребта Пашендейль, где германцам не хватало сил одержать победу над англичанами и переломить в свою пользу ход сражения в районе Ипра. О переброске крупных германских соединений на Восток не шло и речи.

Воспользовавшись моментом, председатель отбил встречную радиограмму: наступаем, но нужны деньги и другие ресурсы. Ответ очень напомнил известную реплику из прошлой российской жизни: «Денег нет, но вы держитесь».

Непосредственно операцией прорыва командовал генерал-майор Михаил Бонч-Бруевич, исправлявший обязанности командующего Северным фронтом вместо арестованного Клембовского, тот имел неосторожность поддержать Корнилова и из Петропавловской крепости не вышел, отказавшись наступать в пехотном строю с винтовкой наперевес. Из всех трёх Бонч-Бруевичей, как-то часто попадавших в поле зрения, этот рафинированный дворянин в пенсне вызывал наименьшее доверие у Седова, хоть вёл себя корректно и предупредительно. Отличился в пресечении корниловского мятежа, самолично арестовав казачьего генерала Краснова, командующего 3-м конным корпусом, прущим на Петроград. Поэтому председатель его внимательно слушал и терпел.

Наступление смешало планы германцев в Моонзундской операции по высадке десанта и захвату островов, что сделало бы Рижский залив внутренним водным бассейном кайзеровской империи. Воздушная разведка Балтфлота засекла, что перемещения кораблей немецкого флота и судов, вероятно — с пехотой, показали изменения курса и, видимо, корректировку планов. Часть «зольдатиков» наверняка будет высажена не на островах, а переброшена под Ригу для деблокады города по суше.

В прошлой жизни Моонзундская операция закончилась победой врага, пусть очень дорогой ценой. Сейчас отвлечение части германских сил к Риге могло существенно изменить ход войны.

Слушая доклады о боях защитников островов с захватчиками, Седов гнал подальше излишний оптимизм, военные весьма часто лгут, преувеличивая свои достижения и преуменьшая потери, выставляя себя героями. Роман Пикуля «Моонзунд» читал давно, не всё помнил… Но уже к 1 октября уверился: битва разворачивается иначе.

Протралив минные поля русских, немецкие корабли вошли в Рижский залив, но попытка высадить десант одновременно с ударом на юг из самой Риги провалилась полностью. После некоторых колебаний Бонч-Бруевича и матерных окриков Седова командующий фронтом решился, наконец, применить по немцам самое мерзкое оружие Мировой войны, запасы которого неделями свозились к Северному фронту именно для таких крайних ситуаций. Навстречу войскам генерала Гутьера полетели 152-миллиметровые снаряды с химической начинкой. Немцы, охотно пулявшие ядовитой химией по солдатам Антанты, оказались не готовы к такому же ответу, часть не имела противогазов, часть не успела надеть, к тому же химическая атака имела чрезвычайный деморализующий эффект. Пехота отступила в беспорядке, а через час, когда осенний ветер разметал клубы едкого дыма, в погоню устремились казаки, преследовавшие врага до самых пригородов, в уличные бои не ввязавшись. Бонч-Бруевич предполагал кинуть туда два полка латышских стрелков, куда лучше ориентировавшихся, к тому обозлённых и мотивированных. Седов придержал его из политических соображений, генералу непонятных.

Пулемётные роты 2-го Петроградского полка в это время злодействовали на побережье. Из-за мелководья шлюпки с десантом должны были после спуска проплыть больше мили до суши, причём последнюю сотню шагов десантники брели по колено в воде, бросив лодки, которые цепляли килем за песок. Шли прямо на пулемётный огонь и умирали целыми ротами, а с такого расстояния немецкие крейсера оказались неспособны подавить русские пулемёты, слишком велик шанс зацепить своих разрывами снарядов. Зольдаты успевали сорвать «маузер» с плеча, передёрнуть затвор и пальнуть от силы раз-другой, не имея ни малейшего шанса поразить пулемётчика, укрытого мешками с песком и щитком «максима», после чего упасть в холодную воду и не подняться.

С большим запозданием в устье Даугавы зашёл германский крейсер. Смеркалось, он имел все шансы, стреляя вдоль берега, обеспечить прибытие и безопасную высадку второй партии десанта… Но подорвался на мине и через непродолжительное время лёг на киль с большим креном на борт, исключающем стрельбу. Заодно накрепко закупорил фарватер.