— Не волнуйтесь, платье наденем уже на ваш труп. Или с воинскими почестями — как врага, но достойного. Зря вы поддержали Корнилова.

— Я не поддержал его! — воскликнул свергнутый вождь, взмахнув руками, скованными наручниками, стул под ним скрипнул. — Пытался отговорить, обуздать, уж подготовлен приказ о его отстранении…

— Но не подписан и не оглашён. То есть — приказа нет. Вы опоздали всего дня на три-четыре, Александр Фёдорович, и стали соучастником убийства в Луге. Пусть малозначительного по сравнению с другими жертвами войны, революции, беспорядков из-за слабости власти, но ставшего символом беспощадной глупости корниловцев. Партия кадетов уже объявлена вне закона. Сейчас вынужден определить политику в отношении РСДРП(о) и эсеров. С эсерами, кстати, легче, они ослаблены смертью Чернова и расколом. Спиридонова — баба вздорная, но с ней как-нибудь разберусь. А с меньшевистской, что с ней делать? В Крестах на весь ЦК места хватит.

Большевистская партия РСДРП(б) исчезла, остатки вошли в СПР, и меньшевики пользовались аббревиатурой РСДРП без всяких буковок в скобочках. Что любопытно, Седов, совершенно не мечтающей о «диктатуре пролетариата» в ленинском представлении, был идейно ближе к меньшевикам, чем к «пламенным марксистам», но мог взойти на вершину власти и взошёл таки лишь по тропе, прорубленной сторонниками покойного Ульянова. Оттого был вынужден изображать левого радикала, пока не представится случай повернуть штурвал правее.

Керенский лихорадочно соображал. Интеллигентный лоб прорезали морщины. Когда тебе прямо намекнули: выдумай аргумент, чтоб тебя не пришлось расстреливать, мысли бурлят в режиме форсажа.

— Им придётся самораспуститься?

— Ближе к истине. Но ты распустишь Временное правительство, признав законным приказ ВРК и передачу моему комитету всей государственной власти. Молодец, несколько дней жизни выторговал. Торгуемся дальше?

— Это не базар… — тихо возразил Керенский. — На кону судьба России. И моя жизнь тоже, хоть для вас она мало значит.

— Как хотите. Будем считать, вы пришли в лавку с твёрдыми ценами, я предлагаю товар — вашу жизнь. Вы соглашаетесь на цену или выбираете цвет оградки на погосте. Я предельно ясно выразился?

— Более чем. Слушаю ваши условия.

Керенский облизал пересохшие губы. Стакана воды Седов ему не предложил.

— Вчерашним числом вы смещаете Корнилова, лишаете всех должностей и объявляете вне закона. Время поставьте… допустим, час пополудни. То есть до прибытия литерного на Московский вокзал. Восстановите Брусилова.

— Не захочет.

— А это уже не ваша забота. ВРК также назначит Брусилова, о том, что Корнилов подлежит аресту и доставке в трибунал, мы уже распространили приказ. То есть любой, кто ослушается, идёт против власти. Если не признаёт нашу — то против прежней.

— Согласен…

— А куда вы денетесь? Второе. То, о чём я не могу договориться с парой упрямых грузин, убедите их вы. Нужен срочный созыв конференции РСДРП с резолюцией признания прав ВРК в борьбе с корниловщиной. Поскольку после исчезновения большевиков с политической арены обе наши социалистические партии более не имеют разногласий, готовые признать нашу программу вольются в СПР. Переименуем её в Объединённую социалистическую партию России, ОСПР, если хотите. Вместе пересилим ваших эсеров в Советах ещё быстрее, тем более у меня готова вполне радикальная и в то же время компромиссная программа ликвидации помещичьего землевладения.

— То есть вы рассчитываете, получив наши голоса, обеспечить большинство над эсерами в Учредительном собрании? Умно.

Керенский эсером оставался только номинально, давно и основательно от них отдалившийся.

— Предельно глупо! — вспылил Седов, хоть эмоции уже были притуплены усталостью. — Никакого Учредительного не будет, не надейтесь. У нас уже существует выборная представительная власть — Советы. Скоро слова про рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выбросим, скажем просто и ёмко — народных депутатов. И пусть выборы станут всенародными с всеобщим и равным избирательным правом. Бабы, чёрт с ними, пусть тоже голосуют, всё равно дома мужикам печень расклюют: голосуй за Седова, он — красавчик.

Керенский, обладавший довольно привлекательной внешностью, не в пример носителю генов Бронштейнов, криво улыбнулся, но перечить не рискнул.

— Следующий пункт, как не сложно догадаться, подписание меморандума о добровольной передаче власти вашему ВРК?

— Вот, вы исправили впечатление о своих умственных способностях, — ухмыльнулся Седов. — Позволить вам остаться у вершин власти не могу, вы слишком сильный политик, с претензиями, но, похоже, ваш расстрел только что отложился до неопределённости.

Проблема в том, что далеко не все окажутся столь сговорчивыми, как деятели Моссовета, генерал Васильковский и бывший премьер. Как ни печально, революционная гильотина ещё соберёт кровавую жатву, вызвав ответный отпор. Главное — не довести взаимоистребление до абсурда, как это умудрились сделать большевики Ульянова.

Стоило бы объявить политическую амнистию, выпустить из Крестов Джугашвили с коллегами, но… В суматохе отражения Корниловского мятежа о них позволительно забыть. Как минимум — на две или три недели. Лишнего источника беспокойства не нужно.

В ночь с 21 на 22 августа, когда самопровозглашённый директор России, ещё не привыкший к новому статусу, готовился удалиться в опочивальню, в Смольный пришла удручающая новость: германские войска вошли в Ригу. Не захватили, не отбили, не взяли штурмом. Вступили в маршевом режиме.

Фронт рухнул. Русская армия, некогда императорская, оказала лишь символический отпор и побежала. До Петрограда передовым кайзеровским частям осталось преодолеть около 600 вёрст.

Преодолев порыв тут же собрать военных, всех, кто откликнется на призыв ВРК, Седов велел созвать военный совет командующих частями округа на утро, сам, словно русский фронт под германским ударом, свалился спать прямо на диване в своём кабинете, вымотавшись от эмоций решающего дня.

Утром как камень на Сизифа на него навалилась куча проблем. Всего лишь сутки назад стояла единственная задача — завладеть властью в России, зато теперь на седовской шее повисли бесчисленные нужды и тяготы колоссальной страны: восстановить фронт, не допустить раскола и гражданской войны, обеспечить функционирование экономики и особенно её финансовой системы при практически опустошённой казне, наладить снабжение продуктами в двух критически важных городах — Петрограде и Москве, провести аграрную реформу, построить вертикаль государственного управления, как-то разобраться с внешними обязательствами перед Антантой… И это лишь самое начало длиннющего списка, не забывая, что казачьи корпуса Корнилова продолжают движение на Петроград.

До начала совещания военных, вызванных в Смольный, он надиктовал Еве «Воззвание к народам России», немного сумбурное и сырое, но ничего лучшего не выдумал.

'Соотечественники! С отречением от власти Временного правительства, узурпировавшего полномочия царя, наше государство впервые возглавляет народное правительство, избранное Советами. Россия провозглашается республикой! У нас больше нет сословий и неравенства, вы все — равноправные граждане свободного государства, действующего исключительно в ваших интересах. Со временем, после выхода России из империалистической войны, избирательная система будет полностью отлажена. Вы сами определите, как жить дальше! Все чиновники от губернского до всероссийского уровня будут избраны народом, не оправдавшие доверия — немедленно отозваны и заменены, допустившие злоупотребления ответят по заслугам.

Вся власть Советам! Вся власть народу! Да здравствует Великая Российская Революция! Слава народу России! Слава свободной Российской Республике!'

Следующее и не менее популистское было озаглавлено: «Отечество в опасности!» Восклицательных знаков Седов не жалел, наверно, в наборе шрифта на пишущей машинке его секретариата восклицательный знак собьётся и сотрётся быстрее других.