'Генерал Корнилов, ошибочно назначенный бесславным правительством Керенского на пост главнокомандующего, предал Россию! Он снял войска с фронта и двинул их на Петроград — против законной народной власти. Фактически перешёл на сторону противника — кайзеровской армии!
Воспользовавшись предательством корниловцев, германцы без боя взяли Ригу и развивают наступление на столицу.
Граждане свободной республики! Соотечественники! Чтобы не потерять Родину, завещанную нам предками на протяжении тысячи лет, все как один станем грудью на её защиту — против кайзеровско-корниловской сволочи!'
Во время совещания с военными Седов полностью передал бразды правления Васильковскому, не разбираясь ничуть в тактике и стратегии войск начала ХХ века. Где и как применить танки, БМП и фронтовую реактивную авиацию — куда более знакомо, но тут их пока (и слава богу) нет. Генералу, как бы перешедшему Рубикон соучастием в аресте Керенского, Седов всё равно не доверял, приставил к нему Антона в качестве постоянного комиссара с приказом телефонировать в Смольный каждые несколько часов и докладывать. Точнее — закладывать.
Армейцы довольно точно и быстро подсчитали, какую часть войск могут выдвинуть навстречу казакам Крымова и Долгорукова при условии, что в столице оборону займут полки рабочей Красной гвардии. Самое забавное, к концу совещания вошёл адъютант Васильковского, что допустимо только в обстоятельствах чрезвычайной важности и срочности, и сообщил об аресте Крымова, самолично приехавшего в Петроград. Попав в руки солдат самого революционного 2-го пулемётного полка, он был избит и содержался на гауптвахте, пока об инциденте не узнал штаб округа.
— Господа военные, прошу не расходиться, — моментально сориентировался Седов и попросил командующего округом: — Не затруднит ли вас приказать доставить Крымова сюда и немедля? Возможно, что диспозиция изрядно изменится.
На что адъютант добавил: Крымов находится внизу, в авто гарнизонной комендатуры.
— Введите! — кивнул Васильковский.
Несмотря на фонарь под глазом и сорванные с мясом погоны, пленный генерал стремился выглядеть солидно. Чёрные усишки закручены вверх, лысина блестит. Оказалось, он ехал в Петроград для переговоров с Керенским и новыми условиями Корнилова, которые тот успел накропать после встречи с министром-председателем в Москве. Главный мятежник требовал ускорить передачу ему всей полноты власти в стране с целью скорейшей расправы с большевистской и прочей социалистической мразью. Естественно, Крымов не мог знать, что в Петрограде Керенского, как и его, неизбежно схватят. Отречение Керенского с передачей полномочий РВК и распространение воззвания «Отечество в опасности» с объявлением войны Корнилову казачий генерал встретил, потирая ушибы и рассматривая небо в клеточку.
Тем не менее, повторил основные требования главнокомандующего, переводя тяжёлый взгляд с Седова на военных и обратно.
— Милейший! — председателем ВРК вдруг овладела весёлость. — Мы принимаем практически все условия Корнилова. Более того, уже выполнили их. Лишить власти Временное правительство? Ничего проще, Керенский и его главные министры обживаются в камерах Крестов. Корнилову не нравятся большевики? Мне — тем более. Их партия разгромлена, бывшие верховные функционеры в тюрьме, их вождь Ульянов сбежал в неизвестном направлении, украв партийную кассу, и правильно сделал. Скорее всего, в ближайшее время о нём не услышим. Что ещё… Корнилов обещал Учредительное собрание? Так мы уже организовали его — в форме системы Советов, всенародных выборных органов. Наведём первоначальный порядок, народные избранники примут Конституцию Российской Республики. Не вы, ни я, ни Корнилов, а российский народ сам решит свою судьбу! Мы лишь обеспечиваем людям такую возможность.
— До порядка у вас далеко… — только и нашёлся возразить Крымов, тронув гематому на откормленной физиономии.
— Так новой власти всего сутки! Чего вы хотели? — улыбка сошла с лица Седова, перетёкшая в хищный оскал. — Теперь о Корнилове. Он снял войска с фронта, оголив его, и позволил германцам занять Ригу. То есть перешёл на сторону кайзера. Мы объявляем его предателем и изменником, после ареста будет расстрелян перед строем. Или даже повешен, на такую гниду и пули жалко. Вы приехали защищать интересы Иуды, гражданин Крымов?
— Генерал-лейтенант Крымов, — он в последний раз попробовал сохранить достоинство.
— Генералы носят погоны или эполеты. Вы, гражданин, больше смахиваете на дезертира-оборванца, кем, собственно, и являетесь, покинув фронт и заявившись в тыл.
Васильковскому и командирам гарнизонных частей было не по себе от того, как Седов раскатывал боевого генерала в коровью лепёшку. Но никто не возразил, не пытался хоть полслова вставить в его защиту.
Время шло, ускользали драгоценные минуты, необходимые для экстренного принятия решений… Но Седов понимал — если сломает Крымова, всё сильно упростится. Военные ему требовались как подтверждение, что армейская среда настроена против бунтовщиков.
Не присутствуй здесь офицеры, решился бы и на крайние меры, цена вопроса высока, но не пришлось. Крымова увели — писать приказы командирам частей вернуться на исходные и подчиниться командующему Брусилову, подтвердившему согласие вернуться к исполнению должности.
День 22 августа Седов посвятил государственному строительству, так, наверно, назовут его историки, сформировал Совет Народных Комиссаров с собой во главе, подчинённый ВРК. Постановил освободить некоторых большевиков, взятых после нелепого июльского выступления. Относительно кадровых назначений особо не заморачивался, примерно представляя список ленинских управленцев, в состав СНК вошли Каменев, Рыков, Бухарин, Орджоникидзе, Чичерин, Куйбышев, Брюханов, Свердлов, Урицкий.
Фрунзе, срочно вызванный из Минска, получил пост наркома внутренних дел, Васильковский, единственный «подручный» и пока сравнительно послушный генерал, стал наркомом по военным и морским делам, практически единственный в правительстве, кто получил работу по специальности и квалификации, Дыбенко — его замом, простой моряк над адмиралами, спорно, зато проверенный человек. Вот бы меньше пил с радости.
Феликс Дзержинский, находившийся в Петрограде на полулегальном положении, был вычислен не без труда и доставлен в Смольный только к вечеру. Прикидывая, что разговор с жестоким и своенравным поляком будет непростой, Седов выделил ему отдельное время вечером.
«Железный» Феликс произвёл впечатление не металлического человека, а обычного из плоти и крови, но усталого, предельно настороженного и напряжённо-недоверчивого. Он с первой минуты объявил, что не признаёт объединение СПР и РСДРП(б), ждёт возвращения Ульянова и возобновления революционной борьбы.
— Вы присаживайтесь, — Седов рукой показал на стул. — В ваших словах есть доля истины, давайте обсудим. Начнём с Ульянова. Некий член вашей партии, организовавший Ульянову отдых на лоне природы у озера Разлив, сообщил, что они с Зиновьевым собрали вещи и исчезли в неизвестном направлении. Лично у меня больше никаких сведений о его новой норке нет. Предполагаю, что ваш Ильич убедился в своей полнейшей некомпетентности в организации государственного переворота и благополучно убыл в САСШ, прихватив партийную кассу с золотыми червонцами.
— Не верю…
— У вас есть иные сведения?
— Нет. Но я хорошо знаю Ульянова, Лев Давидович. Он не уедет.
— Леонид Дмитриевич, с вашего позволения. Русские пролетарские массы так же не любят революционеров с еврейскими именами, как и с польскими.
— Я предпочитаю собственные имя и фамилию, подпольные клички в прошлом.
Он не желал уступок даже в малом.
— Как вам угодно. Но скажите: сколько времени намерены ждать Ульянова? Месяц, год, до второго пришествия?
Дзержинский только упрямо мотнул бородёнкой, сроков не назвав.
— Очень удобная позиция. Сижу, умывши руки, ибо жду неизвестно чего. Революцию пусть делают другие, приду на готовое.