Это убийство теперь стало камнем преткновения в переговорах между Гитлером, Папеном и Гинденбургом по поводу участия нацистов в правительстве. По иронии судьбы президент Гинденбург в любом случае не хотел видеть Гитлера в должности канцлера, потому что назначение правительства под управлением лидера партии, выигравшей на выборах, теперь означало бы возвращение к парламентской системе правления. А теперь он был потрясён потемпским убийством. «Я не сомневаюсь в вашей любви к родине, — покровительственно сказал он Гитлеру 13 августа 1933 г., добавив, однако: — Против возможных актов террора и насилия, которые, к сожалению, проводятся членами подразделений CA, я буду бороться со всей возможной суровостью». Папен также не хотел разрешать Гитлеру возглавить кабинет. После срыва переговоров Гитлер объявил:

Поддержка Гитлером жестокого насилия штурмовиков была выражена предельно ясно. Этого было достаточно, чтобы напугать Папена, который никогда не хотел, чтобы его декрет использовался против нацистов, в результате чего приговор для осужденных преступников 2 сентября был заменён на пожизненное заключение в надежде умиротворить лидеров нацистов[710]. Вскоре после этого инцидента Гитлер заморозил деятельность штурмовиков на пару недель, опасаясь другого запрета. Однако ему не стоило беспокоиться[711].

Тем не менее нацисты, почувствовавшие аромат победы после июльских выборов, испытали горькое разочарование из-за того, что их руководство не смогло войти в правительство. Провал переговоров с Гитлером оставил для Папена и Гинденбурга неразрешённой проблему завоевания массовой поддержки. Казалось, что момент для уничтожения парламентской системы наступил, но как им было добиться этого? Папен, заручившись поддержкой Гинденбурга, решил распустить новый рейхстаг, как только тот соберётся. После этого он бы воспользовался или, скорее, злоупотребил правом президента править на основе чрезвычайных полномочий, чтобы издать декрет о том, что выборы больше проводиться не будут. Однако, когда новый рейхстаг собрался в сентябре, среди всеобщего хаоса Герман Геринг, председательствовавший на заседании по традиции как представитель крупнейшей партии, сознательно проигнорировал попытки Папена объявить о роспуске и одобрил предложение коммунистов о выдвижении вотума недоверия правительству. За это предложение проголосовали 512 депутатов, 42 — против и 5 воздержались. Это голосование было настолько унизительным и настолько ярко показало, что Папен не имеет поддержки в стране, что план упразднить выборы был забыт. Правительству ничего не оставалось, кроме как последовать конституции и назначить новые выборы в рейхстаг на ноябрь[712].

В новой избирательной кампании Гитлер, взбешенный тактикой Папена, начал яростную атаку на правительство. Он заявил, что правительство аристократических реакционеров никогда бы не смогло добиться сотрудничества от такого человека народа, как он сам. Нацистская пресса трубила о ещё одном триумфальном предвыборном туре вождя по немецким землям, однако все россказни о массовой поддержке и диком энтузиазме, с которым люди принимают речи Гитлера, не могли скрыть, по крайней мере от партийного руководства, тот факт, что многие залы, где выступал Гитлер, теперь были заполнены только наполовину и что множество кампаний этого года поставили партию в очень сложную финансовую ситуацию, которая не позволяла вести пропаганду на том же уровне, что и во время предыдущих выборов. Более того, популистские атаки Гитлера на Папена напугали избирателей из среднего класса, которые решили, что снова видят пробуждение нацистского «социалистического» характера. Участие в масштабной забастовке транспортных рабочих в Берлине вместе с коммунистами в преддверии выборов не помогло улучшить образ партии в глазах берлинского пролетариата, хотя это было целью Геббельса, а кроме того, лишило её симпатий сельских избирателей и заставило отвернуться некоторых избирателей из среднего класса. Когда-то свежие методы пропаганды партии теперь были известны всем. У Геббельса не оставалось карт в рукаве, чтобы снова поразить электорат. Лидеры нацистов подавленно смирились с перспективой жестокого поражения в день выборов[713].

Настроение больших групп протестантского среднего класса было удачно подмечено в дневнике Луизы Зольмиц, бывшей школьной учительницы из Гамбурга. Она родилась в 1899 г. и вышла замуж за бывшего офицера, долгое время была поклонницей Гинденбурга и Гугенберга, с обычным протестантским презрением считала Брюнинга «жалким иезуитом» и в своём дневнике часто сокрушалась о жестокости нацистов[714]. Но в апреле 1932 г. ей довелось услышать речь Гитлера на массовом митинге в пригороде Гамбурга, и атмосфера этого мероприятия, публика, состоящая из людей самого разного общественного положения, равно как и сама речь, заставили её проникнуться энтузиазмом[715]. «Дух Гитлера уносит тебя прочь, — писала она, — он немецкий, и он верный»[716]. Все друзья её семьи из среднего класса поддерживали Гитлера уже давно, и можно было с уверенностью сказать, что они бы проголосовали за него в июле. Однако у них вызвало неприятие развязное отношение Геринга к рейхстагу на его открытии и переход нацистов влево в ноябрьской избирательной кампании. Теперь они больше склонялись к поддержке Папена, хотя и без особого энтузиазма, потому что он был католиком. «Я голосовал за Гитлера дважды, — говорил старый друг, бывший солдат, — но больше не буду». «Гитлер меня огорчил, — говорил другой знакомый. — Я больше не могу его поддерживать». По мнению Луизы Зольмиц, поддержка Гитлером берлинской забастовки транспортных рабочих стоила ему тысяч голосов. Она делала пессимистический вывод, что Гитлера интересовала не Германия, а только власть. «Почему Гитлер бросил нас после того, как показал будущее, которому мы могли сказать «да»?» — спрашивала она. В ноябре семья Зольмиц голосовала за националистов[717].

Учитывая такое разочарование, неудивительно, что особых успехов нацисты не имели. На выборах с явкой гораздо меньшей, чем в июле, число голосов партии резко упало с 13.7 млн до 11.7 млн, вследствие чего её представительство в рейхстаге сократилось с 230 мест до 196. Нацисты всё ещё оставались самой крупной партией. Но теперь у них было меньше мест, чем у двух марксистских партий, вместе взятых[718]. Социал-демократическая газета «Вперёд» объявила о «закате Гитлера»[719]. «Мы регрессировали», — отмечал в своём дневнике Йозеф Геббельс[720]. И напротив, выборы принесли определённые выгоды правительству. Националисты увеличили своё представительство с 37 до 51 места, а Народная партия с 7 до 11. Им удалось вернуть многих своих избирателей, которые временно отошли к нацистам. Но это всё равно были ничтожные количества, немногим больше трети от того, что две партии набирали в пору своего расцвета в 1924 г. Падение бывших демократов, Государственной партии, продолжилось, и их представительство снизилось с четырёх мест до двух. Социал-демократы потеряли ещё 12 мест, получив 121 мандат — самый низкий показатель с 1924 г. С другой стороны, коммунисты, всё ещё третья самая крупная партия, продолжали улучшать своё положение, получив на 11 мест больше, в общей сумме 100 мест — немногим меньше, чем у социал-демократов. Для многих немцев из среднего класса это было ужасающей демонстрацией угрозы коммунистической революции в недалёком будущем. Центристская партия также понесла небольшие потери, получив 70 мест вместо прежних 75, часть этих голосов ушла нацистам, а часть — их баварскому крылу, Баварской народной партии[721].